Крещение Святым Духом

Крещение Святым Духом — термин христианского богословия, встречающийся в Библии и обозначающий событие в жизни верующего или в истории христианской церкви.

В христианстве термин "крещение Святым Духом" понимается по-разному, — споры ведутся как между конфессиями, так и внутри них. Предметами спора являются само значение этого термина с связанные с ним вопросы (когда происходит, как влияет на жизнь верующего, все ли христиане имеют «крещение Святым Духом»). Ведется дискуссия о том, является ли «крещение Святым Духом» синонимом таких понятий как «крещение Духом», «духовное крещение», «исполнение Духом (Святым)», «схождение Духа (Святого)», «рождение в Духе Святом» (от Духа Святого), «излияние Святого Духа», «помазание Святым Духом», «принятие Святого Духа».

Термин в Библии

Термин «крещение Духом Святым» встречается четыре раза в Евангелиях (Мф. 3:11, Мк. 1:8, Лук. 3:16, Иоан. 1:33) и два раза в Книге Деяний (Деян. 1:5, Деян. 11:16).

1Кор.12:13

Некоторые богословы считают, что о крещении Святым Духом также говорится в 1Кор. 12:13: «Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело».

Однако K. D. Yun указывает на то, что по толкованию большинства пятидесятников есть разница между данным отрывком и предыдущими шестью упоминаниями «крещения Святым Духом». Так, в первых шести отрывках крестящим лицом выступает Иисус Христос, в отрывке из 1 Кор. крестящим лицом, по мнению большинства пятидесятников, выступает Святой Дух и в первых шести отрывках верующий крестится («погружается») в Дух Святой, в отрывке из 1 Кор. верующий крестится («погружается») в Церковь (Тело Христа).

По мнению известного богослова Джона Мак-Артура, в 1Кор. 12:13, как и в остальных перечисленных, крестителем выступает Христос, а Святой Дух выступает в роли «действующей силы», производящей крещение. Он отмечает, что ни одно место Нового Завета не переводится как «крещение Святого Духа». В данном отрывке было бы правильно перевести крещение «при помощи одного Духа», но крестителем остается Христос, который крестит — в тело (то есть Церковь).

Похожие термины

В других местах Библии присутствуют схожие термины: «излияние Духа» (Иоил. 2:28-29, Ис. 44:3), «принятие Духа» (Иоан. 7:39, Иоан. 20:22, Деян. 8:15, Деян. 10:47), «исполнение Духом» (Деян. 2:4, Еф. 5:18) и др. В пятидесятническом и баптистском богословии их иногда отождествляют с крещением Святым Духом.

Примеры крещения Святым Духом

• День Пятидесятницы (Деян. 2:1—4)
• Пробуждение в Самарии (Деян. 8:5—17)
• Савл в Дамаске (Деян. 9:17—18)
• Дом Корнилия (Деян. 10:44—48)
• Павел в Ефесе (Деян. 19:1—7)

В католицизме

Согласно учению Римско-католической церкви рождение в Святом Духе происходит с каждым человеком в момент его водного крещения. При этом, Святой Дух снисходит на воду, и получающие крещение рождаются «от воды и духа».

Обогащение силой Святого Духа осуществляется через таинство миропомазания. Дабы ознаменовать получение Святого Духа, совершается помазание благовонным маслом. Христианин, принимающий конфирмацию получает печать Святого Духа. При этом, священник произносит: «Прими знамение дара Святого Духа» Подобно крещению, таинство миропомазания даётся только один раз.

При этом, в католической церкви растёт число верующих, вовлечённых в движение харизматического обновления. Католики-харизматы понимают крещение Святым Духом как отдельный этап в духовной жизни, точно также, как пятидесятники.

В православии

Учение о крещении Святым Духом в православии аналогично католическому. Крещение Святым Духом происходит с христианином в таинствах Крещения и Миропомазания (совершающегося в православной традиции сразу после Крещения).

Концепция «стяжания (приобретения) Святого Духа», озвученная Серафимом Саровским в пересказе Н. А. Мотовилова содержит много общего с представлением о крещении Святым Духом как особом этапе духовной жизни, который, однако, толкуется скорее как процесс, нежели момент.

С 1970-х годов некоторые православные общины оказались затронутыми движением харизматического обновления, с его пятидесятническими представлениями о крещении Святым Духом. Так, в 1978 году архиепископ Греческой православной архиепископии Америки Иаков официально одобрил деятельность харизматического православного архимандрита о. Евсевия Стефану. По признанию Стефану, крещение Святым Духом (в пятидесятническом понимании) революционным образом изменило его жизнь и служение. В харизматическом движении также участвовали ряд священников из Антиохийской православной церкви и игумен Русской православной церкви Евмений (Перистый).

В протестантизме

В ряде протестантских традиций «крещение Святым Духом» рассматривается как единичное событие в жизни церкви, произошедшее в День Пятидесятницы и более не повторяющееся. Англиканская, лютеранская и реформаторские церкви полагают, что крещение Духом Святым совершается в момент конфирмации. При этом, в богословии данных конфессий термин «крещение Святым Духом» использовался редко.

Возможно, первым протестантским богословом, использовавшим словосочетание «крещение Святым Духом» был Джон Флетчер (1729—1785), методистский теолог и современник Уэсли. Под крещением Святым Духом Флетчер понимал духовный опыт, который следует за возрождением и даёт получившему его человеку духовную силу и внутреннее очищение. Данный опыт отождествлялся с теорией Уэсли о «втором действии благодати» (т. н. «полном освящении»). В широкое употребление термин «крещение Святым Духом» ввёл пресвитерианский служитель и лидер Второго великого пробуждения Чарльз Финни (1792—1875). Перфекционистский служитель Дуайт Муди (1837—1899) указывал, что крещение Святым Духом — это привилегия каждого верующего, необходимая всем членам церкви. На протяжении XIX века тысячи методистов из движения святости утверждали, что пережили опыт крещения Святым Духом.

Крещению Святым Духом уделяли внимание и проповедники из кезвикского движения «Высшая жизнь». Кезвикские богословы видели в крещении Святым Духом отдельное духовное переживание, следовавшее после рождения свыше и наделявшее верующих «духовной силой для служения». Видным представителем этих взглядов был конгрегационалистский служитель Р. А. Торри (1856—1928). Основатель движения евангельских христиан в России Василий Пашков, находясь под влиянием работ Торри, также видел в крещении Святым Духом опыт, следующий после рождения свыше.

В конце XIX века баптистский проповедник А. Д. Гордон (1836—1895) разработал систему взглядов на крещение Святым Духом, получившую распространение в баптизме и некоторых родственных ему течениях. В данной концепции уникальный, не повторяющийся опыт крещения Святым Духом верующий переживает при рождении свыше. В дальнейшей жизни, христианин переживает «исполнение Святым Духом».

Богословские взгляды Д. Флетчера, Ч. Финни, Д. Муди, Р. Торри подготовили почву для возникновения и развития пятидесятнического вероучения о крещение Святым Духом. В настоящее время, во всех крупных протестантских конфессиях (включая зарубежный баптизм и адвентизм) существуют харизматические общины, принимающие догмат о крещении Святым Духом в его пятидесятническом понимании.

Среди ЕХБ

Баптистское представление о крещении Святым Духом существенно отличается от пятидесятнического. Среди евангельских христиан-баптистов понятие крещение Святым Духом тесно связано с концепцией возрождения («рождения свыше»). В Новом Завете крещение Святым Духом не является ни водным крещением, ни исполнением Святым Духом, ни переживанием, следующим после возрождения и спасения человека^{[нужна атрибуция мнения]}, - это совершенно разные события, хотя и иногда совпадающие по времени (как, например, крещение и исполнение Святым Духом совпало в День Пятидесятницы (Деян. 2:4), благодаря чему крестившиеся получили необычные дары). Крещение Святым Духом представляет собой единократное действие, тогда как исполнение Святым Духом происходит снова и снова, являясь повторяемым событием.

Рассуждая о крещении Святым Духом, Сергей Санников проводит параллель с Иоанновым крещением. Иоанн Креститель крестил (то есть погружал) водою, но вода была не целью, а средством. Целью было покаяние. Так и при крещении Духом Святым, отмечает Санников, Дух Святой играет роль не цели, а средства. Иисус Христос крестит (погружает) Духом Святым в Тело Христово (то есть Церковь). И об этом говорит Апостол Павел: «Ибо все мы одним Духом крестились в одно Тело» (1Кор. 12:13). «То есть крещение Святым Духом есть процесс погружения, или присоединения человека к Телу Христа, а Тело его, как указывает Новый Завет, — это Его Невеста, Церковь».

При этом, подчеркивает Санников, в Новом Завете нет никакого указания о том, что людям следует делать, чтобы креститься Святым Духом. Это говорит о том, что крещение Святым Духом не цель, а средство чтобы достичь состояния искупленного чада Божия. И это значит, что практически все этапы проходят без человеческого участия, а совершаются Иисусом Христом. Иначе Библия была бы полна указаний, как достичь этого состояния.

Каждый истинно уверовавший в Иисуса, как Господа, был крещен Святым Духом в Тело Христа в момент своего обращения. Этот акт уникален и неповторим для каждого верующего и не является привилегией отдельной группы людей. При этом отличительным признаком крещения человека Святым Духом является наличие плодов Святого Духа (перечисленных в Гал. 5:22-23), а не даров. Согласно современному вероучению ЕХБ, видимым доказательством крещения Святым Духом служит изменение поведения человека, выраженное в отказе от греховного образа жизни.

В пятидесятничестве

Крещение Святым Духом является одним из главных догматов пятидесятников. Особое понимание крещения Святым Духом сделало этот догмат отличительной особенностью всего пятидесятнического движения.

Пятидесятники видят в «крещении Святым Духом» отдельное событие, являющееся кульминационным в духовной жизни христианина.

В момент крещения Святым Духом сердце человека наполняется присутствием Святого Духа и становится «жилищем» для Него. Крещению Святым Духом обязательно предшествует покаяние и рождение свыше.

Традиционные пятидесятники считают, что обязательным доказательством (подтверждением, внешним видимым признаком) того, что человек был крещён Святым Духом, является говорение на иных языках.

В некоторых церквях (Пятидесятническая церковь «Елим», Евангелическая пятидесятническая церковь Чили) говорение на иных языках не является обязательным.

Человек, крещённый Святым Духом, может также получить и другие духовные дары.

Целью крещения Святым Духом является также и исполнение христианина сверхъестественной силой Божией, которая необходима для нравственной жизни и эффективного служения Богу.

Критика пятидесятнической концепции

Больше всего споров среди богословов вызывает вопрос о том, наделяет ли в современный период при крещении Дух Святой христиан чудесными дарами-знамениями (такими как дар исцеления, изгнания бесов и особенно глоссолалия - "говорением на иных языках") и если да, то каждый ли христианин должен получать и проявлять их.

Пятидесятники верят, что уже ставший христианином человек должен усердно добиваться «крещения Духом», при получении которого он переживает ряд различных явлений — «дар иных языков», чувство эйфории, видения и другие подобные эмоциональные переживания. «Это дает возможность считать, что христианство — это цепь „переживаний“, — отмечает протестантский богослов, автор книги „Харизматики“ Джон Мак-Артур. — Сравнивать, кто получит более яркие и сенсационные переживания становится почти соревнованием. И даже самые невероятные утверждения не подвергаются сомнению или вопросам».

Те, кто отвергает идею о том, что Дух Святой по-прежнему наделяет христиан дарами-знамениями и что эти дары обязательны для всех крещенных Святым Духом, приводят несколько групп аргументов:

• Во-первых, в 1Кор. 12:13 не утверждается, что все крещенные Духом коринфяне засвидетельствовали какие-то необычные дары. А если согласно 1Кор. 12:29—30 их у них нет, то крещение Святым Духом не может быть однозначно приравнено к принятию Его даров.
• Во-вторых, как свидетельствует история, эти дары, имевшие место в Церкви времен Апостолов, затем прекратились и на протяжении большей части церковной истории были практически неизвестны. А если проявлялись время от времени, то, как правило, в изолированных группах, имевших неортодоксальные взгляды по ряду других важных учений Церкви. Некоторые богословы при этом ссылаются на Евр. 2:3—4 и утверждают, что назначением чудесных даров было утверждение Божьего откровения и воплощения и подтверждение его подлинности. По достижении этой цели в дарах-знамениях исчезла необходимость и они исчезли.
• Во-третьих, схожие явления (особенно глоссолалия) с библейских времен и до наших дней наблюдались там, где они никак не могут быть истолкованы как дары Святого Духа, - в других религиях, в практике колдунов, знахарей, экстрасенсов. Кроме того, психологи установили аналогию между проявлениями глоссолалии и некоторыми случаями повышенной внушаемости, "промывания мозгов" или электрошоковой терапии.
• Особый интерес вызывают исследования случаев глоссолалии лингвистами. Дело в том, что часть сторонников глоссолалии утверждает, что речь идет о реально существующих человеческих языках, которых слушатели просто не знают. Однако лингвистические исследования показали, что во многих подобных случаях издаваемый звуковой ряд не имеет достаточного числа характерных особенностей языка и потому не может быть классифицирован как язык.

См. также

• Духовные дары

Литература

• J. Gordon Melton. Baptism of the Holy Spirit // Encyclopedia of Protestantism. — New York, NY: Facts On File, Inc., 2005. — P. 69-70. — 657 p. — ISBN 0-8160-5456-8.
• Крещение Святым Духом // Протестантизм:Словарь атеиста/Под общ. ред. Л. Н. Митрохина. — М.: Политиздат, 1990. — P. 139—140. — 320 p. — ISBN 5-250-00373-7.
• John W. Wyckoff. Chapter 13. The Baptism in the Holy Spirit // Systematic Theology. A Pentecostal perspective / Stanley M. Horton. — Springfield, Missouri: Logion Press and Gospel Publishing House, 1994. — 704 p. — ISBN 0-88243-3-19-9.
• William W. Menzies. Baptism of the Spirit // [books.google.ru/books?id=yx2EarrpKGUC&dq= Encyclopedia of Religion in the South] / Samuel S. Hill, Charles H. Lippy, Charles Reagan Wilson. — второе, пересмотренное и исправленное. — Macon, Georgia: Mercer University Press, 2005. — P. 98-99. — 854 p. — ISBN 978-0-8655-4758-2.
• J. R. Williams. Baptism in the Holy Spirit // [books.google.md/books?id=1Ih2QgAACAAJ&dq=isbn:0310224810&source=gbs_navlinks_s New International Dictionary of Pentecostal and Charismatic Movements, The] / Stanley M. Burgess, Eduard M. Van Der Maas. — Grand Rapids, Michigan: Zondervan; Exp Rev edition, 2002. — С. 554-363. — 1328 с. — ISBN 0310224810.
• Эриксон Миллард. IХ Святой Дух // Христианское богословие. — СПб: Библия для всех, 2009. — С. 743-745. — 1088 с. — ISBN 5-7454-1112-0, ISBN 978-5-7454-1112-0, ISBN 987-5-7454-1112-0 (ошибоч.).
• K. D. Yun. Baptism in the Holy Spirit // [books.google.ru/books?id=ncqkZnDSeo4C&dq=/ Global Dictionary of Theology: A Resource for the Worldwide Church] / William A. Dyrness, Veli-Matti Kärkkäinen. — InterVarsity Press, 2009. — P. 95-97. — 996 p. — ISBN 9780830878116.

Отрывок, характеризующий Крещение Святым Духом

Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.