Кривоколенный переулок

Кривоколенный переулок Москва
Общая информация
Страна	Россия
Город	Москва
Округ	ЦАО
Район	Басманный
Протяжённость	0.43 км
Ближайшие станции метро	Лубянка (начало), Тургеневская (конец), Чистые пруды (конец)
Прежние названия	Кривое колено Коломенский
[www.openstreetmap.org/?lat=55.761928&lon=37.635673&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap]
[maps.yandex.ru/?text=Россия,%20Москва,%20Кривоколенный%20переулок&sll=37.635673,55.761928&sspn=0.043909,0.018569 на Яндекс.Картах]
[maps.google.com/maps?ll=55.76194,37.63556&q=55.76194,37.63556&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на Картах Google]

Кривоколенный переулокКривоколенный переулок

Кривоколе́нный переу́лок (до 1901 года — переулок Кривое колено) — переулок в Басманном районе города Москвы (Центральный административный округ), начинающийся от Мясницкой улицы перпендикулярно ей, затем круто поворачивающий на северо-восток и идущий параллельно Мясницкой; после второго резкого поворота на юго-восток пересекает Архангельский переулок и переходит в Потаповский. В XIX веке составлял одно целое с Банковским переулком.

Название

Название переулка отражает его извилистую «S»-образную конфигурацию: в конце XIX века он, выходя из Мясницкой улицы и проходя позади владельческих домов, вновь выходил на Мясницкую недалеко от Почтамта. Ещё раньше начальная часть переулка по находившемуся здесь Коломенскому подворью именовалась Коломенским, а конечная — Шуваловским (в настоящее время это Банковский переулок).

Описание

Кривоколенный переулок начинается справа от Мясницкой улицы, идёт на юго-восток, но вскоре поворачивает на северо-восток параллельно Мясницкой, справа от него начинается Армянский переулок, затем слева Банковский переулок соединяет его с Мясницкой, после чего он вновь поворачивает на юго-восток, пересекает Архангельский переулок, за которым переходит в Потаповский.

Здания и сооружения

По нечётной стороне

№ 3

Здание 1796 года постройки

№ 5/22/2, стр. 1а — Доходный дом с магазином И. Е. и С. И. Сытовых

1873, архитектор В. Ф. Жигардлович; 1930-е), ценный градоформирующий объект

№ 5/22/2, стр. 1б — Доходный дом И. Е. и С. И. Сытовых

II-я пол. XVIII в; 1878; 1895, архитектор А. Н. Кнабе), ценный градоформирующий объект

№ 5/22/2, стр. 2 — Доходное владение И. Е. и С. И. Сытовых

1861), ценный градоформирующий объект.

№ 5/22/2, стр. 3, Фабрика церковной утвари с магазином И. Е. Сытова

1875, архитектор Н. А. Зборчевский; 1896, архитектор А. Н. Кнабе)

№ 5/22/2, стр. 4, доходный дом И. Е. и С. И. Сытовых

1900, архитектор А. Н. Кнабе), ценный градоформирующий объект

№ 9, доходный дом М. А. Лунц

Здание 1910—1911 годов, архитектор — Б. М. Великовский (при участии Алексея Милюкова). В доме жил актёр Георгий Вицин.

№ 9, стр. 2, жилой дом с палатами

 памятник архитектуры (федеральный), в основе здания, перестроенного в XIX веке — палаты XVII века. Принадлежал доктору Ладо.

№ 11/13, стр. 1, доходный дом А. В. Бари

 памятник архитектуры (региональный). Жилой дом на углу с Кривоколенным переулком был построен 1895 году, архитектор — Флегонт Воскресенский. С 1922 по 1936 годы здесь жил инженер, архитектор и изобретатель Владимир Шухов.

По чётной стороне

№ 4, стр. 1, Дом Веневитинова

 памятник архитектуры (федеральный), двухэтажный особняк второй половины XVIII века на основе каменных палат XVII века. В XVIII веке владение принадлежало роду Апраксиных, затем перешло к Ласунским. Окончательное объёмно-пространственное решение здания относится к 1793 году. В 1803 года здание перешло в собственность отставного прапорщика Владимира Веневитинова. В 1805 году здесь родился его сын Дмитрий — будущий поэт и переводчик. Здесь же он скоропостижно скончался в 1827 году. 25 сентября 1826 года Александр Пушкин здесь впервые публично читал свою трагедию «Борис Годунов».

В 1830-х годах внешний облик дома обрёл черты зрелого классицизма, фасад был украшен пилястрами коринфского ордера. В 1840 году от Веневитиновых дом перешёл к новым владельцам.

В 1848-50 годах и в 1920—1930-х годах дом перестраивался. В одной из квартир, на которые он был разделён, в детстве жили поэт Александр Галич и его младший брат, кинооператор Валерий Гинзбург, чьи родители переехали сюда в 1923 году.

2 октября 1927 года, в 100-летнюю годовщину смерти Дмитрия Веневитинова, на доме была открыта мемориальная доска.

В 1960 году дому был присвоен статус памятника истории и архитектуры. В мае 1999 года он был признан аварийным и расселён, осенью того же года был внесён префектурой ЦАО в список аварийных зданий, подлежащих сносу. Под давлением общественности это решение было признано ошибочным и в 2003 году дом был передан в управление Агентства по использованию памятников Министерства культуры. Благодаря инвестору, ООО «Элсис», была начата реставрация здания, в результате которой были обрушены сохранившиеся перекрытия, утрачены ценные элементы интерьера — изразцовая печь, наборный паркет XIX века, чугунные ступени лестницы, а также полностью уничтожено подлинное декоративное убранство фасада.

№ 8 — доходный дом П. К. Микини

1901—1905, архитекторы П. К. Микини и В. А. Властов.

№ 10, стр. 1, 2 и 5, городская усадьба

 памятник архитектуры (федеральный), постройки XVII—XVIII веков, принадлежавшие князьям Голицыным.

• стр. 1 — главный дом
• стр. 2 — северо-восточный Служебный корпус
• стр. 5 — юго-западный Служебный корпус

№ 10, стр ?, доходное владение И. О. и А. И. Цыплаковых

Здание 1881 года постройки, архитектор — Александр Обер.

№ 12, стр. 3, 4 и 10, ансамбль фабрики фармацевтической фирмы «В. К. Феррейн»

 памятник архитектуры (вновь выявленный объект). Ранее на этом месте стояло здание, в котором в 1784 году жил писатель Н. М. Карамзин.

• стр. 3, жилой дом владельца фабрики

В основе здания, перестраивавшегося в XVIII и XIX веках лежат каменные палаты XVII века, принадлежавшие купцам английского происхождения Вестовым.

• стр. 4, лабораторный корпус

Здание 1903 года постройки, архитектор — Оттон фон Дессин.

• стр. 10, служебный флигель

Здание начала XIX века, перестроено в 1888—1890 годах по проекту архитектора Адольфа Эрихсона.

№ 14, доходный дом Е. А. Скальского

Здание 1912 года постройки, архитектор — Иван Кондратенко. На здании была найдена вывеска начала XX века, её расчистка началась в июне 2015 года.

В кинематографе

• Дом № 5 упоминается Жегловым в романе братьев Вайнер «Эра милосердия» и фильме Станислава Говорухина «Место встречи изменить нельзя»:

  В паспорте у него не написано что он бандит. Наоборот даже — написано, что он гражданин. Прописка по какому-нибудь там Кривоколенному, пять. Возьми-ка его за рупь двадцать!

 Любопытно, что по адресу "Кривоколенный переулок, дом 5, квартира 25" проживала Елена Феррари.

• Дом № 11/13 выступает фоном в эпизоде фильма «Покровские ворота», когда Велюров ловит такси, чтобы отвезти Хоботова в больницу с аппендицитом.

Литература

• [www.nkj.ru/archive/articles/1885/ Виктор Сорокин. Переулки между улицами Мясницкая и Покровка. Кривоколенный переулок.] // «Наука и жизнь» № 9, 2004 г.

Примечания

Источники

Комментарии

Отрывок, характеризующий Кривоколенный переулок

Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.