41-я стрелковая дивизия (1-го формирования)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Всего 41-я стрелковая дивизия формировалась 3 раза. См. список других формирований
41-я стрелковая дивизия
41 сд
Войска:

сухопутные

Род войск:

стрелковые

Формирование:

1932

Расформирование (преобразование):

27.12.1941

Предшественник:

Криворожская территориальная стрелковая дивизия

Преемник:

41-я стрелковая дивизия (2-го формирования)

Боевой путь

1941: Киевская оборонительная операция
Оборонительная операция на подступах к Киеву
Уманская оборонительная операция

41-я стрелковая дивизия — формирование (соединение, стрелковая дивизия) РККА Вооружённых Сил СССР до и во время Великой Отечественной войны.

Одна из знаменитых стрелковых дивизий Союза, отличившихся в первые дни войны (по отзывам немцев «Железная»[1]).

41-я стрелковая дивизия входила в состав действующей армии в период с 17 по 28 сентября 1939 года[2]. и с 22 июня по 27 декабря 1941 года.





История

Во второй половине 1931 года формируется территориальная стрелковая дивизия под наименованием Криворожская территориальная стрелковая дивизия[1]. В состав тсд входили (почётные наименования указывали на дислокацию и рабочие каких городов шефствовали над формированием):

Криворожские формирования были дислоцированы на территории военного городка № 1.

Во второй половине 1932 года[1] (по другим данным в 1934 году) Криворожская территориальная стрелковая дивизия была переформирована в 41-ю стрелковую дивизию (литера «А») в составе 121-го (бывшего Криворожского), 122-го (бывшего Александрийского) и 123-го (бывшего Никопольского) стрелковых и 41-го (бывшего Криворожского) артиллерийского полков.

В 1933 году (?) на базе 41 ап сформировываются 32-й лёгкоартиллерийский и 249-й гаубичный полки[1]. В это же время в состав дивизии вводятся отдельные разведывательный и танковый1936 году отб передислоцирован из Днепропетровска[3]) батальоны, а также отдельный противотанковый дивизион[1].

41-я стрелковая дивизия (территориальная) вошла, с 1 июля 1935 года[4], в состав 7-го стрелкового корпуса (Днепропетровск) имея в своём составе (дислокация):

  • Управление дивизии (Кривой Рог);
  • 121-й стрелковый полк (Кривой Рог);
  • 122-й стрелковый полк (Александрия);
  • 123-й стрелковый полк (Никополь);
  • 41-й артиллерийский полк (Кривой Рог);
  • 41-й конный эскадрон (Кривой Рог);
  • 41-я рота связи (Кривой Рог);
  • 41-я сапёрная рота (Кривой Рог);

По плану мобилизационного развертывания стрелковых дивизий РККА, на 1935 год, 41-я стрелковая дивизия должна была быть в готовности к сформированию дивизии 2-й очереди — 83-й стрелковой.

На базе 41-й стрелковой дивизии дислоцированной в городе Кривой Рог, на основании директивы Народного комиссара обороны СССР № 4/2/48902 к № 4/3/48846, от 9 сентября 1939 года, была сформирована 151-я стрелковая дивизия (I), с дислокацией город Кировоград, Харьковский военный округ.

В первых числах сентября 1939 года 41 сд была доукомплектована до штатов военного времени за счёт приписного состава военнообязанных из числа горняков Криворожского железорудного и Никопольского марганцевого бассейнов, металлургов Кривого Рога и Никополя, колхозников и рабочих совхозов Днепропетровской области. В начале второй декады сентября стрелковая дивизия формирует воинские эшелоны, грузится в воинские поезда и отправляется маршем к польской границе. 41-я стрелковая дивизия с октября входит в состав 6 ск 6-й армии[5] Украинского фронта и участвует в Польской кампании. По окончании похода на Западную Украину дивизия размещается в 50 километров от города Рава-Русская.

С весны и до конца 1940 года личный состав соединения строил дивизионный лагерь и так же с весны 40-го приступил к работам по инженерному оборудованию почти пятидесятикилометрового оборонительного рубежа, строившегося вдоль государственной границы. В это же время для размещения дивизии в пункте постоянной дислокации силами Военстроя округа строились казармы, жилые дома, склады и другие сооружения[6].

В 1940 году в стрелковом формировании Народный Комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко провёл инспекторский смотр, была получена не высокая, но положительная оценка его боевой подготовки. Более высокую оценку получила дивизионная артиллерия, действовавшая в учении войск с боевой стрельбой весьма четко и успешно[6]. За отличную подготовку артиллерии соединения начальник артиллерии дивизии полковник С. С. Варенцов, был награждён золотыми часами[6].

С апреля 1941 года содержалась по штату 4\100.

Таким образом, 41-я стрелковая дивизия, укреплённый район и пограничный отряд были теми силами, которые в случае войны должны были прикрывать государственную границу на фронте до 50 км на важном операционном направлении Томашув — Львов. Однако за полуторагодичный предвоенный период мне не припоминается ни одного совместного занятия с командным составом или с войсками нашей дивизии, укреплённого района и пограничного отряда в целях отработки вопросов взаимодействия на случай войны.

— Н. Ерёмин, генерал-майор, Первые дни боёв на Рава-Русском направлении (Воспоминания бывшего начальника штаба 41-й стрелковой дивизии), ВИЖ, № 4, 1959 год, стр. 61 — 75

[6]. 16 — 18.06.1941 года дивизия снята с полигонов и направлена к границе.

Дня за два до войны генерал-майор Г. Н. Микушев, приказал командирам частей вернуть весь личный состав со специальных сборов и полигонов, а также с работ на оборонительном рубеже и полностью сосредоточить его в лагерях, а к вечеру, в памятную субботу 21 июня, накануне войны, весь личный состав частей прибыл в лагерь[6].

На 22.06.1941 года дивизия дислоцировалась в районе города Рава-Русская, на северо-западе Львовского выступа. Задачей дивизии на особый период было: опираясь на опорные пункты Рава-Русского укрепрайона совместно с его войсками оборонять участок демаркационной линии с Германией от Угнева до села Новое Село, протяженностью полосы обороны сд 50 километров. Хотя по руководящим документам (рукдок) в обороне сд могла занимать по фронту (на нормальном фронте) оборонительную полосу, то есть могла успешно оборонять полосу шириной по фронту 8 — 12 километров и в глубину 4 — 6 километров, а на особо важных направлениях фронты обороны сд могли быть уже, доходя до 6 километров оборонительной полосы на стрелковую дивизию. На широком фронте оборона для сд, была определена в 18 — 20 километров. Так что для 41 сд (и не только) были превышены все показатели.

22.06.1941 года с началом боевых действий, части дивизии заняли Рава-Русский укреплённый район. Занимала оборону в полосе шириной около 50 километров. Успешно начала отражение вторжения вместе с частями 91-го пограничного отряда (со второй половины дня поддерживаемая ещё и 209-м корпусным артиллерийским полком), отбросила вражеские войска, а 102-й стрелковый полк даже перешёл границу на фронте 8 — 10 километров и углубился на германскую территорию на расстояние около 3 километров. Удерживала свои позиции до 26.06.1941 года, под сильнейшим авианалётами и атаками противника, части дивизии попадали в окружение, но вновь пробивались к своим.

В ночь на 27.06.1941 года под угрозой окружения была вынуждена по приказу оставить Рава-Русскую и начать отступление. К тому времени потери дивизии составили до 2/3 первоначального состава. К утру 28.06.1941 года дивизия отступила на рубеж Жулкев — Глиньско — Фуйна, затем продолжила отступление на восток, к вечеру обороняется на фронте Добросин — Стажиска, вела бои у Львова, являясь арьергардом 6-й армии. В начале июля 1941 года попала в окружение, из которого вышла частично: только 139-й стрелковый полк, 132-й лёгкий артиллерийский полк и часть 244-го стрелкового полка, при отступлении в районе Глиняны 249-й гаубичный артиллерийский полк попал в болотистую местность и бросил, приведя в неисправность, 22 гаубицы с тягачами.

09.07.1941 года выведена из боёв и направлена в Белую Церковь на доукомплектование.

16.07.1941, не закончив доукомплектование, имея в составе около трёх тысяч человек и около 20 орудий направлена в наступление на сквирском направлении, но успеха не добилась, начала отход на восток. Затем до двадцатых чисел июля отражает удары войск противника между Фастовым и Белой Церковью.

23.07.1941 41 сд ночными поисками уничтожила в Блошинцы 10 танков и бронемашин противника. Днём 23.07.1941 захвачена одна исправная бронемашина.

24.07.1941 года переходит в наступление на Белую Церковь, 25.07.1941 под контратакой была вынуждена отойти к Днепру на 30 километров от занимаемых ранее позиций.

К исходу 26.07 основные силы сд отошли на новый оборонительный рубеж Кантемировка — Гороховатка — Ставы.

С 26 по 28.07.1941 года вновь подвергается массированному удару. 28.07 обороняется на рубеже Выселок — два километра восточней Гороховатка — (иск.) Росовка. 31.07 удерживается на рубеже южная часть Казимировка — северная окраина Кагарлык. 02.08 отходит на рубеж Вороновка — (иск.) Кадомка. Отходит ещё ближе к Днепру, а затем до 14.08.1941 находится на Каневском плацдарме, 14.08.1941 отведена в резерв.

С 2.09.1941 соединение занимает оборону на правом берегу Десны на фронте 20 км, от Моровска до Выползова. К этому времени количество единиц артиллерии в частях дивизии насчитывало 4 полковых орудия, две дивизионные пушки, два 45-мм. противотанковых орудия и несколько миномётов.

6.09.1941 дивизия занимает оборону по реке Остер в районе Даневки.

11.09.1941 года выведена с берега Днепра, и брошена в бой за Козелец, дважды отбивала его у врага. Там 12.09.1941 года возглавляя контратаку погиб командир дивизии. Вела контратаки в этом районе ещё несколько дней. С 19.09.1941 сд отражает атаки противника на подступах к аэродрому в районе Борисполя, а уже с 20.09.1941 разрозненные группы личного состава дивизии вели бои в окружении. Из окружения отдельными группами вышло около тысячи человек личного состава 41-й стрелковой дивизии[7].

После длительных боёв потеряла боеспособность в Киевском котле в сентябре 1941 года. Оставшийся в живых личный состав выведен и отправлен в Приволжский военный округ на комплектование 41-й стрелковой дивизии (2-го формирования), в том числе и ВрИО командира сд В. Г. Баерский.

27.12.1941 года исключена из списков действующей армии[7], и вошла в резерв Верховного командования.

Состав

1941

Укомплектованность на

1936 год

1 января численность 1 862 человека личного состава[8]

1937 год

1 января численность 3 100 человек личного состава[8]

1938 год

1 января численность 3 100 человек личного состава[8]

1939 год

15 мая численность 5 220 человек личного состава[8]

4 сентября численность 5 850 человек личного состава[8]

22.06.1941

  • Личный состав — 9 912 человек
  • Винтовки — 8 867, автоматические винтовки — 4 128
  • Пистолет-пулемёты — 420
  • Ручные пулемёты — 464
  • Станковые пулемёты — 292
  • 45-мм противотанковые пушки — 54
  • 76-мм пушки — 35
  • 122-мм гаубицы — 27
  • 152-мм гаубицы — 12
  • Миномёты — 138
  • Автомашины — 222
  • Тракторы — 17
  • Лошади — 2 462

В составе

Дата Фронт (округ) Армия Корпус Примечания
с 17 мая 1935 года Харьковский военный округ 7-й стрелковый корпус
02 октября 1939 года Украинский фронт 6-я армия 6-й стрелковый корпус
22 июня 1941 года Юго-Западный фронт 6-я армия 6-й стрелковый корпус
01 июля 1941 года Юго-Западный фронт 6-я армия 6-й стрелковый корпус
10 июля 1941 года Юго-Западный фронт 6-я армия 6-й стрелковый корпус
01 августа 1941 года Юго-Западный фронт 26-я армия 6-й стрелковый корпус
01 сентября 1941 года Юго-Западный фронт 26-я армия
27 декабря 1941 года Резерв Верховного командования (ПриВО) Запасная армия

Командный (начальствующий) состав

Командир (период)

Начальник штаба

Комиссар (период)

Начальник артиллерии

Начальник разведывательного отделения

Начальник особого отдела

Память

  • В городе Кривой Рог на улице Ленина, дом № 58 (бывшая комендатура Криворожского гарнизона) установлена мемориальная доска в честь 41-й и 147-й стрелковых дивизий.

Художественные фильмы

Напишите отзыв о статье "41-я стрелковая дивизия (1-го формирования)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 [krivoyrog-history.blogspot.ru/search?q=41-%D1%8F+%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B5%D0%BB%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%8F+%D0%B4%D0%B8%D0%B2%D0%B8%D0%B7%D0%B8%D1%8F История города Кривой Рог.]
  2. Сайт РККА, Энциклопедия. Общие перечни, Перечень объединений, соединений, частей и подразделений, входивших в состав Действующей армии в период Освободительного похода в Западную Белоруссию и Западную Украину в 1939 году.
  3. В. И. Срыбник, Воспоминания.
  4. Сайт РККА, Энциклопедия, Стрелковые дивизии, Количественный состав, Дислокация по состоянию на 1 июля 1935 года (файл формата PDF, версия от 29.11.2011)
  5. Мельтюхов М. И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918—1939 гг. Часть третья. Сентябрь 1939 года. Война с запада — М., 2001.
  6. 1 2 3 4 5 [zhistory.org.ua/eremin41.htm Н. Ерёмин, генерал-майор, Первые дни боёв на Рава-Русском направлении (Воспоминания бывшего начальника штаба 41-й стрелковой дивизии), ВИЖ, № 4, 1959 год, стр. 61 — 75.]
  7. 1 2 3 [niemirow41.narod.ru/41_sd/41_cd.html Поле боя-Львовский выступ. Июнь 1941-го.]
  8. 1 2 3 4 5 Сайт РККА, Энциклопедия, Стрелковые дивизии, Количественный состав, Распределения сд по округам, данные по штатам и дислокации (1935—1941 гг.) (файл формата MS Excel, версия от 26.11.2011)

Литература

  • Подборка материалов о 41 сд в журнале «Новый мир», 1941, № 7 — 8, (автор — Мальцев О., сотрудник дивизионн. многотиражки)
  • Н. Ерёмин, генерал-майор, «Первые дни боёв на Рава-Русском направлении» (Воспоминания бывшего начальника штаба 41-й стрелковой дивизии), ВИЖ, № 4, 1959 год, стр. 61 — 75;
  • В. Варзаков, «Железный комдив», Пермь, 1968 год.
  • «Год 1941. Юго-Западный фронт», Львов, 1970, изд-во «Каменяр», с. 56 — 62, «Добрая слава» (Из воспоминаний В. И. Срыбника, майора запаса, быв. работника политотдела 41 сд). [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd041/h13.html Добрая слава ]
  • militera.lib.ru/memo/russian/bagramyan1/03.html Баграмян И. X. Так начиналась война. — М.: Воениздат, 1971.
  • Попинов В. Д., «Огненные дни» (воспоминания бывш. радиста 102 сп)
  • Ананко В., Доманк А., Романичев Н. «За каждую пядь».
  • Грушевой К. С. «Тогда, в сорок первом…» Изд. «Известия». М., 1977. К. С. Грушевой — секретарь Днепропетровского областного комитет ВКП(б).
  • Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины, 1979. С. 59, состав 7 ск.
  • Военный энциклопедический словарь. М., Военное издательство, 1984. С.161 — ВС Украины и Крыма; с.189 — Германо-польская война 1939; с.510 — Одесский военный округ.
  • Шатилов В. М. «А до Берлина было так далеко…» — М.: Воениздат, 1987. (Военные мемуары)
  • Мельтюхов М. И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918—1939 гг. Часть третья. Сентябрь 1939 года. Война с запада — М., 2001.
  • Какурин Н. Е. Гражданская война. 1918—1921 / Н. Е. Какурин, И. И. Вацетис; Под ред. А. С. Бубнова и др. — СПб.: ООО "Издательство «Полигон», 2002. — 672 с., ил. — (Великие противостояния). Тираж 5100 экз. ISBN 5-89173-150-9.
  • Исаев А. В. «От Дубно до Ростова». — М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.
  • Казаков Анатолий. «На той давнишней войне». Журнал «Звезда». Ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический независимый журнал. Санкт-Петербург. 2005. № 5. С. 58.
  • Мельтюхов, Михаил Иванович. «Освободительный поход Сталина». М., Яуза, Эксмо, 2006. ISBN 5-699-17275-0 (см lib.rus.ec/b/300044/read)
  • ЦГАСА. Ф. 889; 97 д.; 1922—1926, 1935—1940 гг. Управление 7-го стрелкового корпуса.
  • РГВА. ф. 40442, оп.1, д. 1513, лл. 448—451 — Мобилизационное развёртывание стрелковых корпусов РККА на 1935 г.
  • ЦГАСА, ф. 4, оп. 3, д. 3312, л. 218. О выделении Одесского военного округа из Киевского особого и Харьковского военных округов.
  • [dima75.livejournal.com/98187.html ЖЖ, В. И. Срыбник, Воспоминания.]
  • Центральный государственный архив Советской армии (с июня 1992 г. Российский государственный военный архив). В двух томах. Том 2. Путеводитель. 1993

Ссылки

  • [www.rkka.ru/ihandbook.htm Справочник.]
  • [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd041/default.html Справочник на сайте клуба «Память» Воронежского госуниверситета.]
  • [soldat.ru/perechen Перечень № 5 стрелковых дивизий, входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945.]
  • Сайт РККА, Энциклопедия, Общие перечни, Перечень объединений, соединений, частей и подразделений, входивших в состав Действующей армии в период Освободительного похода в Западную Белоруссию и Западную Украину в 1939 году.
  • Сайт РККА, Энциклопедия, Стрелковые дивизии, Количественный состав, Дислокация по состоянию на 1 июля 1935 года (файл формата PDF, версия от 29.11.2011)
  • Сайт РККА, Энциклопедия, Стрелковые дивизии, Количественный состав, Распределения сд по округам, данные по штатам и дислокации (1935—1941 гг.) (файл формата MS Excel, версия от 26.11.2011)
  • [krivoyrog-history.blogspot.ru/search?q=41-%D1%8F+%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B5%D0%BB%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%8F+%D0%B4%D0%B8%D0%B2%D0%B8%D0%B7%D0%B8%D1%8F История города Кривой Рог.]
  • [niemirow41.narod.ru/41_sd/41_cd.html Поле боя-Львовский выступ. Июнь 1941-го.]
  • [zhistory.org.ua/eremin41.htm Н. Ерёмин, генерал-майор, Первые дни боёв на Рава-Русском направлении (Воспоминания бывшего начальника штаба 41-й стрелковой дивизии), ВИЖ, № 4, 1959 год, стр. 61 — 75.]
  • [peopleandwar.ru/forum/viewforum.php?f=1040 Форум Люди и война, 41 сд — 1941 год].

Отрывок, характеризующий 41-я стрелковая дивизия (1-го формирования)

– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.