Кризис воинского призыва 1917 года

Кризис призыва 1917 года (фр. Crise de la conscription de 1917) — массовые выступления франкоканадцев против призыва для отправки на европейский театр 1-й мировой войны, которые по размаху намного превышали аналогичные выступления 1944 года.

Предыстория

Когда в 1914 году разразилась Первая мировая война, более 30 000 добровольцев вступили в армию — это было даже больше, чем ожидало канадское правительство. Этот первый контингент, на основе которого была сформирована Первая канадская дивизия Канадского экспедиционного корпуса, был собран в новом лагере в Валькартье, Квебек, в виде ряда батальонов, собранных без учёта языка и религии новобранцев. Резервные полки не были мобилизованы, поскольку министр обороны Сэм Хьюз полагал, что вместо них нужна «новая эффективная структура». К сожалению, ни одно из новых сформированных подразделений не было франкоязычным, хотя среди резервных частей были и франкоязычные.

Около 70 % добровольцев составляли выходцы из эмигрантских семей родом из Великобритании. Лишь 9 000 солдат происходили из Канады, и из них 11 %, то есть около 1000 человек, были франкоканадцами. Этих франкоканадцев рассеяли по различным англоязычным подразделениям. Англоязычные средства массовой информации распространили информацию, будто франкоканадцы вовсе отказываются участвовать в войне, проигнорировав все вышеперечисленные обстоятельства.

Такое распределение франкоязычных солдат по англоязычным подразделениям не было случайностью. В то время в Онтарио разворачивался процесс запрета образования на французском языке и преподавания французского языка в целом (Регламент 17), что вызвало возмущение среди франкоязычных канадцев и не способствовало среди них желанию умереть «за короля и родину».

Второй контингент был организован более логично: батальоны были сформированы и проходили тренировку в тех округах, откуда происходили солдаты, однако и в этом случае ни один из батальонов не был обозначен как «франкоязычный».

Квебекцы составили довольно малую часть добровольцев. Печальный опыт первого контингента составил у них впечатление, что франкофонам не стоит ожидать хорошего отношения к себе: франкофоны (католики) были в основном солдатами, рассредоточенными среди англоязычных солдат, тогда как офицеры в подавляющем большинстве были англоязычными протестантами. Молодые франкофоны предпочитали вступать лишь в немногочисленные франкоязычные подразделения канадского ополчения, такие, как пехота Мон-Рояль, где вся деятельность, кроме команд, происходила на французском языке. В данном случае, однако, франкофонам было отказано в праве поступать в ополчение, поскольку министр ополчения, в свою очередь, отказался направлять ополченцев на фронт или создавать дополнительные полки ополчения. Правительство подняло достаточно высоко квоту набора добровольцев: на 1915 год она составила 150 000 человек.

В ходе многочисленных манифестаций и общественных выступлений в Квебеке его жители потребовали сформировать франкоязычные подразделения для участия в войне, несмотря на Регламент 17 в Онтарио и сопротивление ряда видных квебекцев, таких, как директор газеты Le Devoir, Анри Бурасса. Последний выпустил книгу с красноречивым заголовском «Что мы должны Англии?» Монреальская газета La Presse опубликовала редакторскую статью, где говорилось, что Квебек должен создать собственный контингент, чтобы сражаться на стороне французской армии. В конце концов правительство уступило и был сформирован 22-й франкоканадский батальон, позднее преобразованный в 22-й королевский полк. Хотя помимо него было разрешено существование ещё нескольких франкоязычных подразделений, где командовали в основном офицеры резерва, все эти подразделения были расформированы для пополнения 22-го батальона, который в ходе войны потерял 4 тыс. человек убитыми и ранеными.

Ближе к концу войны всё больше солдат осознавали, что боевые действия не будут лёгкими, поэтому всё меньше добровольцев желали отправиться на фронт. В 1916 году было рекрутировано более 300 тыс., а на следующий год премьер-министр Роберт Борден обещал призвать 500 тыс., несмотря на то, что население Канады к тому времени составляло всего 8 млн.

Закон о военной службе

Важным для Канады событием была победа в битве на перевале Вими в 1917 году, в которой погибло 3000 канадцев и около 7000 было ранено. До этого Франция потеряла 150000 человек в безуспешных попытках захватить перевал, а британцы также не смогли им овладеть. В Канаде оказалось недостаточно добровольцев, чтобы восполнить потери, понесённые при Вими; кампания рекрутинга провалилась в Квебеке.

Более того, квебекцы всё чаще считали, что война ведётся в империалистических интересах Великобритании. Лидер франкоканадцев Анри Бурасса заявил, что у них есть только одно отечество — Канада, тогда как у англоканадцев целых два — Канада и Великобритания. Особой симпатии к Франции франкоканадцы тоже не испытывали.

После встречи с премьер-министрами стран Антанты в Великобритании в мае 1917 года и встреч с канадскими солдатами в британских госпиталях Роберт Борден объявил, что готов ввести воинский призыв. В июле был принят Закон о воинской службе, дававший Бордену возможность осуществить призыв. Англоканадцы единодушно голосовали за призыв, однако отношение к нему в Квебеке колебалось от сдержанного до крайне неодобрительного. В Квебеке были организованы манифестации протеста против Бордена и кампании призыва.

Выборы 1917 года

С тем, чтобы консолидировать своих сторонников на выборах 1917 года, премьер-министр Борден предоставил право голоса солдатам, находившимся на фронте за рубежом, и даже медсёстрам. Причиной было то, что фронтовики поддерживали призыв, так как он гарантировал их быструю замену и возвращение домой. Ещё одним преимуществом для Бордена была возможность свободного распределения голосов, полученных за рубежом, без учёта провинции, откуда был призван тот или иной солдат. Женщины — члены семей фронтовиков также получили право голоса на выборах, так как они были якобы более патриотичными и достойными (общее избирательное право для женщин было введено в Канаде позже). В то же время права голоса лишились выходцы из вражеских государств и прибывшие в страну после 1902 года.

Борден победил на выборах с существенным перевесом: его правительство получило 153 места, тогда как либералы Уилфрида Лорье — всего 82 места, из которых 62 приходилось на Квебек. Лорье считал, что если бы он вступил в коалицию с Борденом, вместо либералов в Квебеке были бы избраны националисты Анри Бурассы, которых он считал большей опасностью.

Призыв и окончание войны

1 января 1918 года юнионистское правительство Канады начало применять «Закон о военной службе». Хотя его положения затрагивали в различной мере около 400 000 человек, формулировки закона были расплывчатыми, допускали многочисленные исключения, и почти все, кто хотел, смог избежать призыва. В Квебеке состоялось несколько манифестаций против этого закона; 1 апреля 1918 армия открыла огонь по манифестантам, четверо были убиты. Следствие показало, что убитые были обычными прохожими, не принимавшими участия в демонстрации.

После этого правительство внесло поправки в закон, допустив в нём ещё больше исключений, против чего активно выступили англоканадцы. Даже несмотря на исключения, всего 125 000 человек было призвано, и из них 25 000 отправились на фронт. К счастью для политической карьеры премьер-министра Бордена, война закончилась всего через несколько месяцев.

В 1920 году Борден ушёл в отставку, а его преемник, Артур Мейен, потерпел поражение на всеобщих выборах 1921 года. В течение следующих 50 лет консервативная партия не была представлена депутатами от Квебека.

См. также

• fr:Émeute de Québec (1918) — Квебекский расстрел 1918 года
• Кризис призыва 1944 года
• fr:Joseph-Napoléon Francoeur — Жозеф-Наполеон Франкёр

Ссылки

• [Henri%20Bourassa%20et%20la%20crise%20de%20la%20conscription Henri Bourassa et la crise de la conscription]
• [www.histori.ca/peace/page.do?pageID=284 La crise de la conscription de 1917 sur Historica]

Отрывок, характеризующий Кризис воинского призыва 1917 года

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.