Крикская война

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Крикская война
Основной конфликт: Индейские войны
Дата

18131814

Место

Юг США

Итог

Победа США и их союзников

Противники
США
Нижние Крики
Чероки
Чокто
Крики
Командующие
Эндрю Джексон
Джон Коффи (англ.)
Уильям Макинтош (англ.)
Уильям Уизерфорд (англ.)
Менава (англ.)
Питер Маккуин (англ.)
Силы сторон
7000 4000
Потери
584 убитых 1597 убитых

Крикская война (1813—1814 годы), также известная как Война Красных Палок и Крикская гражданская война, — война, которая началась как гражданская внутри индейского народа криков в начале XIX века. Европейско-американские историки иногда называют её частью войны 1812 года между Соединёнными Штатами и Великобританией, так как напряжённость в индейских племенах во время этой войны сильно возросла.

Война началась как гражданская, однако вскоре войска Соединённых Штатов вступили в конфликт, атаковав группу криков на территории современной южной Алабамы в битве при Бурн-Корн.





Предыстория

Начиная с 11 и по 16 декабря 1811 года четыре основных волны новомадридского землетрясения, оценивающегося примерно в 7 по шкале Рихтера по своей интенсивности, сотрясли земли криков Среднего Запада. Толчки ощущались на территории площадью в 50 000 квадратных миль. Хотя интерпретация этого события в различных племенах была различной, общим выводом у всех них был один: мощное землетрясение имело какое-то важное значение. Она произошло как раз в то время, когда индейцы юга находились под постоянным давлением со стороны европейских и американских поселенцев, посягавших на их земли, ввиду чего внутренние племенные военные силы становились всё более важными.

Группа молодых мужчин из поселений верхних криков, известная как Красные Палки, агрессивно стремилась к тому, чтобы вернуть крикское общество к традиционному образу жизни, культуре и религии. Лидеры Красных Палок, такие как Уильям Уизерфорд (Красный Орёл), Питер Маккуин и Менава, которые были союзниками британцев, сражались с другими вождями крикских племён, в то время как народ криков находился под угрозой посягательств на их земли европейских и американских переселенцев. Перед началом Крикской гражданской войны Красные Палки — как правило, молодые люди — пытались держать их деятельность по возрождению традиционного общества в тайне от старших вождей.

Перед Крикской гражданской войной, в феврале 1813 года, лидер шауни Текумсе начал призывать юго-восточные индейские народы присоединиться к его движению, целью которого было изгнать американцев из индейских территорий. Он объединил племена на северо-западе (штат Огайо и сопредельные территории) для борьбы против поселенцев из США после Американской войны за независимость. Многие из верхних криков находились под влиянием его брата Тенскватавы, пророчества которого, поддержанные духовными вождями племён, предсказывали полное уничтожение американцев европейского происхождения. Питер Маккуин из Талиси (ныне Тэллэсси, штат Алабама), Джосайя Фрэнсис (Hilis Hadjo) из Аутаги, поселения коасати, а также Высокоголовый Джим (Cusseta Tustunnuggee) и Пэдди Уолш, оба представители племени алабамы, были среди духовных лидеров, отвечавших за объединение верхних криков.

Красные Палки в первую очередь сопротивлялись цивилизаторским программам, осуществляемым американским индейским агентом Бенджамином Хокинсом, который усилил союзные отношения с поселениями нижних криков. Последние испытывали всё более сильное давление со стороны европейско-американских поселенцев в современной Джорджии. Нижние Крики был убеждены уступить земли своих охотничьих угодий в 1790, 1802 и 1805 годах, потому как поселенцы своей деятельностью уничтожили там возможность охоты. Крики стали перенимать американские методы ведения сельского хозяйства, после того как их традиционные промыслы исчезли. Среди лидеров поселений нижних криков в современной Джорджии были Король Птичий Хвост (Fushatchie Мико) из Куссетты, Маленький Принц (Tustunnuggee Hopoi) из Сломанной Стрелы и Уильям Макинтош (Tunstunuggee Hutkee, Белый Воин) из Коветы.

В феврале 1813 года небольшая группа вооружённых Красных Палок во главе с Маленьким Воином, возвращавшаяся из Детройта, убила две семьи, поселившиеся вдоль реки Огайо. Хокинс потребовал, чтобы крики выдали Маленького Воина и шестерых его сообщников. Старые вожди, в частности — Большой Воин, решили казнить участников насилия сами. Это решение стало искрой, которая зажгла пожар гражданской войны между криками.

Первое столкновение между Красными Палками и силами Соединённых Штатов произошло в том же году — 21 июля 1813 года. Группа американских солдат остановила отряд Красных Палок, возвращавшийся из Испанской Флориды, где Красные Палки получили оружие и припасы от испанского губернатора в Пенсаколе. Красные Палки бежали с места сражения, и солдаты разграбили то, что они смогли найти. Увидев грабежи со стороны американцев, крики ответили внезапным нападением. Битва при Бурн-Корн, как теперь известно это сражение, увеличила масштабы Крикской гражданской войны, сделав её участником американские войска.

Вожди верхних криков Питер Маккуин и Уильям Уизерфорд совершили со своими войсками нападение на Форт-Мимс к северу от Мобила, Алабама, 30 августа 1813 года. Целью Красных Палок был нанести удар по крикам-метисам, которые нашли убежище в форте. Воины напали на форт и убили в общей сложности от 400 до 500 человек, включая женщин, детей и многочисленных европейских и американских поселенцев. Инцидент был известен как Резня форта Мимс; как видный вождь, Уизерфорд было привлечён к ответственности американцами, хотя некоторые источники предполагают, что он пытался остановить бойню. Красные Палки впоследствии нападали на другие форты в районе, включая Форт-Синкефилд. Паника распространялась среди поселенцев на американской юго-восточной границе, и они потребовали вмешательства правительства США. Федеральные войска были заняты войной с англичанами и северными лесными племенами во главе с шауни, руководимыми Текумсе, на северо-западе, поэтому юго-восточные штаты были вынуждены созвать собственное ополчение для борьбы с индейской угрозой.

Вооружённые силы сторон

После битвы при Бурн-Корн военный министр США Джон Армстронг уведомил генерала Томаса Пинкни (англ.), командира 6-го военного округа, что США готовы принять меры в отношении народа криков. Кроме того, если Испания станет поддерживать криков, то будет нанесён удар по Пенсаколе. В Джорджии началась подготовка к созданию линии фортов вдоль реки Чаттахучи — современной границы между Алабамой и Джорджией. Эти форты могли защитить границы, пока войска Пинкни готовились к наступлению.

Бригадный генерал Фердинанд Клэйборн, командир ополченцев в территории Миссисипи, был обеспокоен слабостью его участка на западной границе территории криков и выступал за нанесение упреждающих ударов. Но генерал-майор Томас Флорной, командир 7-го военного округа, отказал ему в этой просьбе, потому как намеревался продолжать следовать оборонительной стратегии американцев в войне. Тем временем поселенцы из этого района нашли убежище в блокгаузах.

Губернатор Теннесси Уилли Блаунт (англ.) призвал 5000 ополченцев на срок воинской службы в три месяца. Блаунт позвал также силы в составе 2500 солдат из западного Теннесси под командованием полковника Эндрю Джексона, чтобы «отразить приближающееся вторжение … и предоставить помощь и облегчение … Территории Миссисипи». Кроме того, он позвал силы в 2500 солдат из восточного Теннесси под командованием генерал-майора Уильяма Кука. Джексон и Кук, тем не менее, не были готовы выступать до начала октября.

В дополнение к действиям правительства американский индейский агент Бенджамин Хокинс организовал дружественных нижних криков во главе с вождём Уильямом Макинтошем, получившим звание майора, чтобы помочь Джорджии и Теннесси в боевых действиях против Красных Палок. По просьбе главного федерального агента Ретурна Дж. Мейгса (называемого Белый Орёл индейцами за цвет его волос) индейцы чероки присоединились к американцам в их борьбе против Красных Палок. Под командованием своего вождя Майора Риджа 200 воинов чероки воевали совместно с ополченцами из Теннесси под командованием полковника Эндрю Джексона.

По количеству поселений верхние крики составляли примерно две трети всего народа криков. Их поселения располагались вдоль рек Алабамы, Кусы и Таллапусы в самом сердце штата Алабама. Нижние крики жили вдоль реки Чаттахучи. Многие крики пытались оставаться дружественными США, но после событий в форте Мимс лишь немногие американцы европейского происхождения на юго-востоке различали дружественных и недружественных криков.

В общем и целом армия криков состояла из 4000 воинов, у которых было около 1000 ружей. Они никогда не вели крупномасштабных войн — даже против соседних американских индейцев. В начале войны генерал Кук заметил, что стрелки активнее используют луки и стрелы, стреляя из них после первого выстрела из ружья и до приказа о перезарядке ружей.[1]

Святая Земля криков (Hickory Land), расположенная на стыке рек Таллапусы и Кусы, был сердцем Конфедерации Красных Палок. Это место находилось примерно в 150 милях (240 км) от ближайшего пункта снабжения, доступного любой из трёх американских армий. Самым простым направлением атаки был путь из Джорджии через линию фортов на границе, а затем — дальше по хорошей дороге, которая вела к поселениям верхних криков возле Святой Земли. Другим направлением был путь на север от Мобила вдоль реки Алабама. Самым трудным маршрутом, который Джексон, однако, и выбрал для своего наступления, был путь к югу от штата Теннесси через гористый и почти непроходимый ландшафт.

Ополчение Теннесси

Хотя миссией Джексона была победа над криками, его главной целью было двигаться на Пенсаколу. Планом Джексона было двинуться на юг, построить дороги, уничтожить поселения верхних криков и затем следовать к Мобилу, чтобы устроить нападение на Пенсаколу. У него было две проблемы: плохо организованное снабжение армии и солдаты с небольшим сроком службы. Когда Джексон начал своё наступление, река Теннесси вышла из берегов, что затрудняло перемещение припасов; также было мало корма для лошадей.

Джексон выступил из Фейетвилла, Теннесси, 7 октября 1813 года. Он соединился со своей кавалерией в Хантсвилле и пересёк Теннесси, создав форт Депозит. Затем он двинулся к Кусе и создал там свою базу для дальнейшего наступления — форт Стротер. Первыми успешными действиями Джексона стали сражения при Таллучатчи и Талладеге, произошедшие в ноябре.

После Талладеги, однако, Джексон страдал от нехватки снабжения и проблем с дисциплиной, связанных с небольшим сроком службы его солдат. Кук с 2500 ополченцами из Восточного Теннесси выступил в поход 12 октября. Его путь лежал из Ноксвилла в Чаттанугу, а затем — вдоль Кусы к форту Стротер. Из-за сложных отношений между ополченцами с востока и запада Теннесси Кук не спешил присоединяться к Джексону, а также ввиду того, что не так давно он разозлил Джексона, по ошибке атаковав дружественную деревню криков 17 ноября. Когда он наконец достиг форта Стротер 12 декабря, до конца срока контракта военной службы у ополченцев восточного Теннесси оставалось только 10 дней. У Джексона не было другого выбора, кроме как отпустить их. Кроме того, генерал Коффи, который вернулся в Теннесси для восполнения лошадей, писал, что кавалеристы Джексона дезертировали. К концу 1813 года у Джексона оставался один полк ополченцев, срок службы которых истекал в середине января.

Хотя губернатор Блаунт отдал приказ о новом призыве 2500 солдат, Джексон не имел достаточных сил для наступления до конца февраля. Когда отряд из 900 новобранцев неожиданно прибыл 14 января, Джексон имел войско в 103 человека и Коффи, который был покинут своими людьми.[2]

Поскольку новые прибывшие солдаты имели контракт на военную службу только на срок в шестьдесят дней, Джексон решил использовать своих подчинённых за это время с максимальной эффективностью. Он выступил из форта Стротер 17 января и двинулся в сторону деревни Эмукфо, чтобы соединиться с ополченцами из Джорджии. Это, однако, было рискованным решением: это был долгий марш по труднопроходимой местности против численно превосходящих сил, эти люди были неопытны, недисциплинированны и непокорны, и поражения в стычках продлили войну. После двух нерешительных (со стороны его армии) сражений у Эмукфо и Энотачопо-Крик Джексон вернулся в форт Стротер и не возобновлял наступление до середины марта.

Прибытие 39-го пехотного полка США 6 февраля 1814 года дало Джексону возможность получить дисциплинированное ядро для своей армии, которая в конечном счёте выросла до примерно 5000 человек. После того как губернатор Блаунт приказал начать второй призыв ополченцев в Теннесси, Кук с силами в 2000 солдат с шестимесячным контрактом ещё раз прошёл путь от Ноксвилла в форт Стротер. Солдаты Кука взбунтовались, когда они узнали, что у солдат Джексона срок службы составлял всего три месяца. Кук попытался успокоить своих людей, но Джексон не понял ситуацию и приказал арестовать Кука как подстрекателя. Ополченцы восточного Теннесси вернулись в форт Стротер без дальнейших комментариев по поводу их срока службы. Кук был позже оправдан.

Джексон провёл следующий месяц в строительстве дорог и подготовке своих сил к решающему наступлению. В середине марта он выступил против сил Красных Палок, сосредоточившихся на Таллапусе у Тохопеки (Хоршо-Бенд). Он сначала двинулся на юг вдоль Кусы, покрыв около половины расстояния до позиций криков, и установил новый форпост в форте Уильямс. Оставив здесь гарнизон, он затем двинулся на Тохопеку с силами, состоящими из около 3000 солдат и 600 чероки и союзными криками. Битва при Хоршо-Бенд, которая произошла 27 марта, была решающей победой Джексона, окончательно покончившей с сопротивлением Красных Палок.

Ополчение Джорджии

Штат Джорджия располагал ополчением из приблизительно 30 000 человек. 6-й американский военный округ, состоявший из обеих Каролин, а также Джорджии, располагал, возможно, более чем 2000 регулярных солдат. В теории генерал Пинкни, командующий округом, мог начать наступление, которое завершило бы Крикскую войну в 1813 году. Однако действия армии на этом участке не были ни столь быстры, ни столь эффективны, сколь они могли бы быть.

В конце ноября генерал Джон Флойд с армией в 950 солдат и 300—400 ополченцами из дружественных криков пересёк Чаттахучи и двинулся к Святой Земле. 29 ноября он напал на деревню Аттос и выбил криков с их сильной позиции. После сражения генерал Флойд, который был тяжело ранен, вернулся за Чаттахучи. Потери войска Флойда составили 11 убитых и 54 раненых. По оценке Флойда 200 криков были убиты.

В середине января Флойд выступил из форта Митчелл с силами в 1300 солдат и 400 ополченцами из дружественных криков, продвигаясь в сторону деревни Тукабачи, ожидая соединения с войсками Джексона. 29 января, через 7 дней после битвы при Эмукфо, крики напали на его укреплённый лагерь на Калиби-Крик. Хотя джорджианцы отбили атаку, Флойд и его ополченцы посчитали эту битву поражением и отступили в форт Митчелл, отказавшись от защиты линии укреплённых позиций, которые они создали во время своего наступления. Точные цифры потерь армии Флойда не определены: от 17 до 22 убитых, от 132 до 147 раненых. По оценке Флойда Красные Палки потеряли 37 человек. Это была последняя наступательная операция джорджианцев в войне.

Ополчение Миссисипи

В октябре генерал Томас Флорной собрал силы числом около 1000 солдат, состоящие из 3-го пехотного полка США, ополченцев, добровольцев и индейцев чокто, в форте Стоддерт. Генерал Клэйрборн, приказавший уничтожать имущество бежавших криков на стыке Алабамы и Томбигби, начал наступление от форта Сант-Стефан. Он несколько преуспел в уничтожении домов, но никаких военных столкновений не было.

Продолжая наступление на расстояние около 85 миль (140 км) к северу от форта Стоддерт, Клэйрборн создал форт Клэйрборн. 23 декабря он столкнулся с небольшим отрядом криков на Святой Земле и сжёг 260 домов. Уильям Уизерфорд был почти захвачен во время этого сражения, но смог убежать. Потери миссисипцев составили 1 человека убитым и 6 ранеными. В сражении было убито 30 крикских солдат.

Из-за нехватки припасов Клэйрборн затем отступил в форт Сан-Стефан.

Итоги войны

9 августа 1814 года Эндрю Джексон вынудил криков подписать мирный договор в форте Джексон. Несмотря на протест вождей криков, сражавшихся на стороне Джексона, народ криков уступил 23 млн. акров (93 000 км²) — половину Алабамы и часть южной Джорджии — правительству Соединённых Штатов. Хотя Крикская война была (по крайней мере — на начальном этапе) в значительной степени гражданской войной между криками, Эндрю Джексон не признавал никакой разницы между криками, которые воевали с ним на одной стороне, и Красными Палками, которые боролись против него, в плане сохранения их земли и других вопросах. 1,9 млн акров (7 700 км²) из 23 миллионов акров (93 000 км²), которые крики были вынуждены уступить Джексону, были отданы народу чероки, которые также находились в союзе с Соединёнными Штатами во время войны.

После ликвидации угрозы со стороны Красных Палок Эндрю Джексон смог сосредоточиться на регионе побережья в войне 1812—1814 годов. По своей собственной инициативе он вторгся в Испанскую Флориду и выбил британские силы из Пенсаколы. Затем он победил англичан в битве за Новый Орлеан 8 января 1815 года. В 1818 году Джексон снова вторгся во Флориду, куда бежали некоторые из лидеров Красных Палок, — это событие стало известно как Первая семинольская война.

В результате этих побед Джексон стал фигурой национального масштаба и в конечном счёте сумел стать седьмым президентом США в 1829 году. Став президентом, Эндрю Джексон принял закон о переселении индейцев, на основе которого депортировал все юго-восточные племена, включая своих бывших индейских союзников, на индейские территории, ныне штат Оклахома.

Напишите отзыв о статье "Крикская война"

Примечания

  1. Адамс, Генри Брукс. — С.785.
  2. Адамс, Генри Брукс. — С.791.

Литература

  • Адамс, Генри Брукс. [books.google.com/books?id=IZqMDXn6nwoC&printsec=frontcover&dq=History+of+the+United+States+of+America+During+the+Administrations+of+James+Madison&hl=ru&ei=-kXbTvSWMIG6-Ab85JjIDg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CDIQ6AEwAA#v=onepage&q&f=false History of the United States of America during the administrations of James Madison]. — Library of America. — ISBN 0940450356.

Ссылки

  • [www.exploresouthernhistory.com/creekwar.html Creek War of 1813—1814 — Forts, Battlefields and Historic Sites]

Отрывок, характеризующий Крикская война

Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.