Крикуны

Крикуны
Screamers
Жанр	боевик фантастика ужасы
Режиссёр	Кристиан Дюгуа
Продюсер	Франко Баттиста, Том Берри
Автор сценария	Дэн О'Бэннон Филип К. Дик (рассказ)
В главных ролях	Питер Уэллер Рой Дюпюи Дженнифер Рубин
Оператор	Родни Джиббонс
Композитор	Норман Корбейл
Кинокомпания	Triumph Films
Длительность	108 мин.
Бюджет	$20 млн
Страна	Канада Канада США США
Год	1995
IMDb	ID 0114367
Выход фильма «Крикуны» (оригинальное название — Screamers)

К:Фильмы 1995 года

«Крикуны́» (англ. «Screamers») — кинофильм режиссёра Кристиана Дюгуа, фантастический боевик, антиутопия, экранизация повести Филипа К. Дика «Вторая модель». 3 номинации на канадскую кинопремию «Джини». Фильм не получил особого коммерческого успеха, но, со временем, стал считаться культовым в жанре «космической фантастики». Фильм распространялся на видеокассетах VHS, в авторских (одноголосых) переводах Петра Карцева, Сергея Визгунова.Позднее дубляж концерном Видеосервис.

• Слоган фильма: «Последним криком, который вы услышите, будет ваш собственный…»

Сюжет

Действие происходит в 2078 году на планете Сириус 6б — горнодобывающей колонии НЭБ (Нового Экономического Блока, англ. N.E.B.). Корпорация НЭБ в течение последних 50 лет контролировала добычу ресурсов во всех известных планетных системах. 16 июля 2064 года на Сириусе 6б было найдено новое топливо — минерал бериний (англ. berynium) — решение глобального энергетического кризиса. На планете были построены шахты для его добычи. Некоторое время спустя шахтёры и учёные обнаружили, что добыча бериния неизбежно сопровождается выбросами смертельно ядовитых и радиоактивных веществ. Они отказались продолжать работы и замуровали шахты. В ответ корпорация направила на планету войска, чтобы восстановить контроль и возобновить добычу. Однако войска встретили жёсткое сопротивление.

В это время жители других планет (преимущественно Земли) сформировали так называемый Альянс для помощи сражающимся рабочим на Сириусе 6б. НЭБ объявила войну Альянсу. Эта ситуация спровоцировала раскол населения на сторонников НЭБ и Альянса и новую холодную войну на Земле. Однако военные действия велись только на колониях Земли и преимущественно на Сириусе 6б. После четырёх лет противостояния НЭБ нанесла массированные удары по городам Сириуса 6Б с использованием ядерного и бактериологического оружия. Некогда процветавшая планета превратилась в руины. Гражданское население было почти полностью уничтожено. Уцелевшие повстанцы и солдаты корпорации закрылись в укрепленных бункерах и продолжили противостояние.

Ситуация изменилась, когда учёные Альянса на Земле разработали автономные мобильные мечи (англ. autonomous mobile sword) — миниатюрных боевых роботов, вооружённых циркулярными пилами (отсюда их другое название — «резцы»), способных достаточно быстро передвигаться под землёй, невысоко прыгать над поверхностью при атаке, и, самое главное, обучаться. Пронзительный, режущий слух визг при атаке — скрежет, издаваемый их электропилами — способен оглушить противника (отсюда название — «крикуны») Единственной целью этих машин было расчленение и, как следствие, убийство любых живых организмов с последующей транспортировкой их частей в подземную базу для переработки (в фильме указано, что при разложении тел выделяется метан — это топливо, глазная жидкость — смазка и т. д.). Всем солдатам Альянса были выданы электронные браслеты сигналы которых создают помехи для систем наведения крикунов, которые наводятся на ритм сердцебиения человека, из-за чего они не могут напасть на носителей таких браслетов, считая что они уже мертвы. Первые экземпляры машин поставлялись с Земли, но почти сразу на Сириусе 6б была построена подземная станция для производства новых роботов. Вся забота по поддержанию станции, снабжению энергией, доставке необходимых ресурсов и совершенствованию механизмов была полностью возложена на самих роботов. С момента запуска производства на станции не было ни одного человека.

Полковник Джозеф Хендриксон, командир вооружённых сил Альянса на Сириусе 6Б, получает послание от командира НЭБ Маршала Ричарда Купера с предложением перемирия. Солдат НЭБ, нёсший послание, отдал жизнь, чтобы его доставить. В этот же день неподалёку от бункера терпит крушение транспортный шаттл Альянса, перевозивший солдат на Тритон-4. Из 38 человек на борту выжил один — рядовой снайпер Джефферсон по прозвищу «Ас». От него Хендриксон узнаёт, что на Тритоне-4 найдены залежи бериния, и НЭБ и Альянс устраивают там новую кампанию.

Поняв, что дальнейшая война на Сириусе 6б бессмысленна, Хендриксон решает принять предложение о перемирии и вместе с Джефферсоном отправляется в главный бункер НЭБ на поиски маршала Купера, главы сил НЭБ на планете. По пути они встречают мальчика по имени Дэвид, который, по его словам, потерял родителей во время бомбардировки города. Они берут мальчика с собой; позже его убивают выстрелом с большого расстояния солдаты корпорации НЭБ — Росс и Беккер. Мальчик оказывается крикуном, замаскированным под человека. Они отводят прибывших в подземный склад, где встречают третьего обитателя бункера, девушку по имени Джессика Хансен. Солдаты НЭБ сообщают пришельцам, что сами потеряли связь с собственным командованием после того, как их сослуживцы позволили войти в командный бункер такому же мальчику. После непродолжительных разговоров все пятеро отправляются по подземным катакомбам в командный бункер НЭБ.

Прибыв в бункер, они обнаруживают следы крови повсюду и ни одного живого человека. Спутники связи корпорации вышли из строя и, по-видимому, все солдаты НЭБ на планете мертвы. Внезапно на Росса нападает крикун неизвестной модели, похожий на рептилию. Его убивают, но на подходе целая толпа «Дэвидов», поэтому все, кроме Хендриксона, в спешке убегают. Полковник, используя единственный работающий компьютер, находит информацию о моделях крикунов, которых он встретил. Рептилия — модель 1 улучшенная, «Дэвид» — модель 3. Информацию о модели 2 ему получить не удаётся.

По возвращении на склад Хендриксон сообщает о неизвестном типе. Джессика рассказывает, что это раненый солдат, умоляющий о помощи. Беккер, ошибочно подозревая Росса в принадлежности к крикунам, убивает его. Все отправляются в обратный путь — к бункеру Альянса. На подходе к бункеру Хендриксон связывается со своим заместителем Чаком Элбараком внутри и понимает по механическим и однообразным ответам того, что все в бункере мертвы, а он разговаривает с крикуном. Толпу «Дэвидов», вышедшую навстречу, Хендриксон уничтожает ядерной ракетой «Мини-Плутон», которую Джефферсон украл со склада в бункере НЭБ.

После взрыва Беккер, оказавшийся крикуном, убивает Джефферсона. Хендриксон и Джессика отправляются в горы Нью-Аламо, где Альянс на крайний случай спрятал космический корабль для эвакуации высших офицеров. В ангаре на полковника нападает крикун, являющейся копией Чака. Он рассказывает о смерти маршала Купера и о том, что машины научились использовать кожу убитых людей по прямому назначению. Полковник убивает «Чака» и, добравшись до корабля, выясняет, что он рассчитан на одного человека. Полковник предлагает лететь Джессике, но та тоже оказывается крикуном. Появляется копия Джессики, и между роботами завязывается драка. «Джессика #2» убивает «Джессику #1», но сама сгорает при прогреве двигателя. Хендриксон благополучно улетает с планеты. Нужно отметить, что «Джессика #1» имела множество возможностей уничтожить Хендриксона, но не воспользовалась ими. Разум робота находился на дороге к очеловечиванию.

В конце фильма можно видеть, что на корабле, летящем на Землю, вместе с Хендриксоном находится плюшевый медвежонок первого «Дэвида», который начинает двигаться сразу после того, как полковник снимает защитный браслет. Затем следуют финальные титры.

Модели крикунов

В фильме фигурируют следующие модели крикунов, которые различаются по типам. Информация о типе робота заложена в съёмный чип, находящийся внутри каждого экземпляра.

• Модель 1, созданная ещё на Земле. Конструкция примитивна и специализирована для перемещения в рыхлых слоях почвы. С незначительными усовершенствованиями производится на Сириусе 6б. Представитель этого типа напал на Джефферсона сразу после катастрофы.
• Модель 1 улучшенная — путём добавления конечностей для передвижения по твёрдым поверхностям.
• Модель 2 — взрослый мужчина. Способен притворяться человеком; в качестве ловушки — притворяясь раненым, зовет на помощь. По-видимому, не обладает встроенным оружием, однако очень силен физически. Может принимать чужой облик, срезая с чужого трупа кожу и прикрепляя её к собственному механизму.
• Модель 2 улучшенная — самая совершенная модель в смысле сходства с человеком: искусственные механизмы покрыты живой плотью, способной кровоточить. Её интеллект настолько схож с человеческим, что позволяет «Джессике» в конце фильма встать на сторону человека. Внешность «Джессики» была дана ей на заводе, что подтверждается появлением второго экземпляра модели.
• Модель 3 — маленький мальчик, представляющийся именем Дэвид. Одетый в тёплую одежду, носит в руках плюшевого медвежонка. Для контакта повторяет фразу: «Можно я пойду с вами?» Во время сцены, когда сжигают отряд моделей третьего типа, открывается, что в их руки встроены циркулярные пилы. В сцене внутри бункера НЭБ оказывается, что пилы встроены ещё и вместо зубов.

Начиная со второй модели, крикунов достаточно сложно отличить от человека. Эти модели вследствие наличия достаточно мощного интеллекта не реагируют на защитные электронные браслеты. Так же первая модель может игнорировать защитные браслеты если тот не закреплён на теле человека (так как все браслеты устанавливаются с Личностной идентификацией и могут быть использованы только определенным человеком) или рядом с целью находится модель более высокой версии (возможно наводит на жертву).

В ролях

Актёр	Роль в фильме	Примечания	Прототип в книге
Питер Уэллер	Полковник Джозеф Э. Хендрикссон	Глава сил Альянса на Сириусе 6б	Майор Джозеф Хендрикс
Рой Дюпюи	Беккер	Солдат НЭБ, под чьей личиной скрывается крикун типа 2	Клаус Эпштейн, советский солдат, австриец
Дженнифер Рубин	Джессика Хансен	Притворялась солдатом НЭБ, крикун, модель 2 улучшенная	Тассо, русская полковая проститутка
Эндрю Лауэр	Рядовой Майкл «Ас» Джефферсон	Солдат Альянса с разбившегося транспорта	Нет
Чарльз Пауэлл	Росс	Солдат НЭБ, в котором подозревали крикуна модели 2	Руди Максер, советский солдат, поляк
Рон Уайт	Чак Элбарак	Заместитель Хендриксона, крикун модели 2 улучшенная	Лейтенант Скотт, заместитель Хендрикса
Майкл Калос	Дэвид	Маленький мальчик, крикун модели 3	Дэвид
Лилиана Комаровска	Ландовская	Офицер Альянса, снайпер	Эрик, в фильме - женщина
Джейсон Кавалье	Леон	Солдат Альянса	Капрал Леон
Лени Паркер	Капрал Макдональд	Связистка Альянса	Нет
Сильван Массэ	Солдат НЭБ	Солдат из бункера НЭБ, пытавшийся передать Альянсу мирное послание и убитый крикунами	Алекс Радзиевский, советский солдат, отправленный с мирным посланием к войскам ООН
Брюс Боа	Секретарь Грин	Один из руководителей Альянса, находящийся на Земле	Генерал Томпсон, находящийся на Луне
Том Берри	Техник
Генри Рамер	Рассказчик

Отличия от первоисточника

• В оригинальном рассказе Филипа К. Дика действие происходит на Земле, на территории Нормандии в бывшей Франции. Война идёт между СССР и Объединёнными Нациями c США во главе. Организация Объединенных Наций практически проиграла войну, выжженная ядерной войной Европа занята советскими войсками, и единственной опорой американцев является не затронутая войной лунная база, откуда на Землю высылаются экспедиции.
• Первоисточник описывает роботов-убийц словом «когти» (англ. claws), а не «крикуны». Ни одна из описанных в рассказе моделей не способна парализовать криком.
• Модель 1 в фильме — обычный, сворачивающийся в металлический шарик крикун, передвигающийся под землей. В книге эти примитивнейшие «когти» в модельный ряд не входят; модель 1 — это раненый солдат. Они появляются из американского бункера вместе с «Дэвидами». Отчасти поведение модели 1 из книги скопировано в фильме в поведении Беккера.
• В рассказе «когти» наводятся на тепло и американские солдаты носят т. н. радиационные браслеты (англ. radiation tabs), интенсивное гамма-излучение которых безвредно для человека, но временно выводит из строя электронику «когтей» — поэтому последние и сторонятся человека. Эти браслеты продолжают отпугивать «когтей», и будучи снятыми с руки. Почему излучение браслетов не наносит вреда человеку, не объясняется. В фильме «крикуны» наводятся на ритмы сердца, а электронные браслеты (англ. tabs) ретранслируют пульс носящего их человека в искаженном виде, выпрямляя электрокардиограмму и заставляя крикунов старых моделей не обращать на него внимания, считая мертвым. Браслеты перестают работать, когда солдаты их снимают (хотя бы и оставляя рядом с собой).
• В фильме полковника Хендриксона сопровождает юный и неопытный рядовой Джефферсон. В рассказе майор Хендрикс отправляется к советскому бункеру один.
• В фильме Хендриксон, Джефферсон и солдаты НЭБ на следующий день после встречи отправляются в командный бункер НЭБ к маршалу Куперу и данные о моделях крикунов получают из центрального компьютера. В рассказе советские солдаты из погреба-убежища потеряли связь с командованием; о моделях крикунов Хендрикс узнает от них.
• «Проверка на человечность», когда Хендриксон наносит Джессике рану и, увидев кровь, утверждается в мысли, что она человек, в оригинале отсутствует. Впрочем, Тассо, как и модель 2 улучшенная, могут заниматься сексом.
• Ракете «Мини-Плутон», используемой в фильме для уничтожения толпы крикунов, соответствует специальная граната, брошенная в надвигающуюся толпу Тассо (прототипом Джессики), якобы советская, а на самом деле — разработанная производителем модели 2 для уничтожения прочих моделей.
• Согласно финалу рассказа, модель 2 противостоит прочим моделям, желая уничтожить их не в меньшей степени, чем людей. В фильме все модели крикунов едины в своей ненависти к людям.
• В фильме «Джессика» (модель 2, сопровождавшая героя) спасает полковника Хендриксона ценой собственной жизни, и он улетает на Землю (впрочем, финал фильма остается открытым). В книге Тассо (прототип «Джессики») обманывает Хендрикса и сама улетает на космическом корабле на лунную базу с единственной целью уничтожить этот последний форпост человечества.

Факты

• В продолжении фильма оказывается, что полковник Джозеф Э. Хендрикссон, улетевший в спасательном корабле в конце фильма, погибает на подлете к Земле, взорвав свой спасательный корабль на орбите, вероятно, по причине нахождения крикуна-«мишки» на его борту.
• Над картиной работал известный художник-футурист DUSSO. В частности, ему принадлежат декорации разрушенного города.
• Монолог Беккера — крайне вольная цитата из третьей части «Генриха VI» (акт V, сцена 6) Уильяма Шекспира. Там этот монолог произносит герцог Глостер (будущий Ричард III), убивая короля Генриха. Вариант Беккера сокращен, осовременен и содержит ненормативную лексику. Идея ввести шекспировскую цитату в речь крикуна принадлежала актёру, исполнявшему его роль — Рою Дюпюи.

Цитата из фильма

Оригинальный текст Шекспира:

Down, down to hell and say that I sent you there. I came into this world with my legs forward and the woman cried, «he was born with teeth!». I had no father, I am like my father. I had no brother, I am like my brother. And this word «love» which old farts call divine, be resonant in men you like, asshole. I am my motherfucking self, alone.

Down, down to hell; and say I sent thee thither. I, that have neither pity, love, nor fear. Indeed, 'tis true that Henry told me of; For I have often heard my mother say I came into the world with my legs forward: Had I not reason, think ye, to make haste, And seek their ruin that usurp’d our right? The midwife wonder’d and the women cried «O, Jesus bless us, he is born with teeth!» And so I was; which plainly signified That I should snarl and bite and play the dog. Then, since the heavens have shaped my body so, Let hell make crook’d my mind to answer it. I have no brother, I am like no brother; And this word love, which graybeards call divine, Be resident in men like one another And not in me: I am myself alone.

• У Хэндриксона в кабинете играет ария «Madamina, il catalogo e' questo» из оперы «Дон Жуан, или Наказанный развратник» Моцарта. В сцене, где Хендриксон, подходит к своему бункеру, в разговоре с Чаком по видеофону он просит позвать «Дона Джованни». Это оригинальное имя Дона Жуана — итал. Don Giovanni. При этом Хендриксон представляется Чаку Вольфгангом. Так зовут автора оперы, Вольфганга Амадея Моцарта.
• Похожая на шахматы настольная игра, в которую играют в начале фильма — это шумерская так называемая «царская игра Ура», напоминающая древнеегипетский сенет. Две доски для игры в «царскую игру» были обнаружены в гробницах времен первой династии Ура (примерно XXVI век до н. э.), но её правила до наших дней не дошли.

Отзывы общества и прессы

В целом «Крикуны» получили отрицательную оценку критики. На данный момент на сайте Rotten Tomatoes фильм сохраняет оценку 28 % по результатам 39 зрительских обзоров.

Роджер Эберт дал фильму умеренно положительную оценку, выставив ему две с половиной «звездочки» из четырёх. Он отметил, что фильм «снят с определенной долей воображения и рассудка», «диалоги часто весьма эффектны» и «что делает фильм в чём-то интригующим, так это неопределенность в духе „Бегущего по лезвию“: кто является человеком, а кто не является».

Джеймс Берардинелли дал фильму положительную оценку, выставив ему три звезды из четырёх. Берардинелли отметил «тягучую атмосферу» фильма и подчеркнул «важный факт: для успеха фильма такого рода нужен не большой бюджет и не именитые звезды».

Time Out New York Film Guide дал фильму посредственную оценку, раскритиковав «бесцельную режиссуру» Кристиана Дюгуа и заметив, что «фильму не хватает ума, чтобы соответствовать своему мрачному первоисточнику», но отметил труд специалистов по дизайну и спецэффектам, «придавшим жизнь и масштаб футуристическим декорациям и существам».

Роб Блэкуэлдер со SplicedWire дал фильму отрицательную оценку, заявив, что «Крикуны» переполнены киноштампами, шаблонными персонажами и бессмысленными сценами.

Премьера

Предпремьерный показ фильма состоялся 8 сентября 1995 года на Международном кинофестивале в Торонто. Ниже перечислены основные премьеры фильма.

•  — 26 января 1996
•  — 25 апреля 1996
•  — 24 мая 1996
•  — 28 июня 1996
•  — 10 июля 1996
•  — 18 июля 1996
•  — 25 июля 1996
•  — 1 августа 1996
•  — 30 ноября 1996
• DVD — 29 июля 1998

Награды и номинации

Награда	Номинация	Результат
Премия «Джини»	Лучшая работа художника-постановщика	Не выиграна
	Лучшая музыка к фильму	Не выиграна
	Лучший актёр второго плана (Рон Уайт)	Не выиграна

Сиквел

Спустя 13 лет после премьеры первой части, был снят сиквел под названием «Screamers: The Hunting». Фильм не был пущен в прокат, а вышел 17 февраля 2009 года сразу на DVD. По информации выпускающей компании, данная мера была применена исходя из опыта предыдущей части фильма, не имевшей сильного успеха в прокате.

События сиквела происходят спустя 13 лет после событий первой части фильма. С планеты Сириус 6б поступает сигнал SOS. С Земли отправляется спасательная команда, чтобы найти источник сигнала и спасти любого выжившего человека. График операции значительно сокращен: через шесть дней планета Сириус 6б будет подвержена мощному метеоритному удару, в течение 24 часов после которого все живые формы жизни на планете будут уничтожены.

См. также

• Вторая модель

Ссылки

• «Крикуны» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allmovie.com/movie/v135768 Крикуны] (англ.) на сайте allmovie
• [www.rottentomatoes.com/m/1069696-screamers/ «Крикуны»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
• [www.boxofficemojo.com/movies/?id=screamers.htm «Крикуны»] (англ.) на сайте Box Office Mojo
• [www.ekranka.ru/?id=f369 «Крикуны»] на сайте Ekranka.ru

Отрывок, характеризующий Крикуны

– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.