Крик, Эрнст

Эрнст Крик
Ernst Krieck
философ
Дата рождения:	6 июля 1882(1882-07-06)
Место рождения:	Фёгисхайм, Баден
Дата смерти:	1947(1947)
Место смерти:	Мосбург-на-Изаре

Эрнст Крик (нем. Ernst Krieck; 6 июля 1882, Фёгисхайм — 1947, Мосбург-на-Изаре) — немецкий национал-социалистический философ, создатель расовой педагогики как науки, организатор пронацистского «Культурно-политического кружка немецких преподавателей высшей школы». В течение долгого времени работал вместе с Мартином Хайдеггером. Крик был одним из последних ярких представителей того направления, которое в истории философии называется «философией жизни».

Биография

Эрнст Крик родился 6 июля 1882 года в Фегисхайме в Бадене. Он происходил из протестантской семьи, его отец был инженером-строителем, а предки крестьянами и ремесленниками. Жизнь была трудной, ибо нужду и одиночество он познал уже в раннем детстве. Десятилетним мальчиком он покинул семью и поступил в реальную школу в Мюльгейме. В 1898 году он поступает слушателем на педагогический семинар в Карлсруэ и по окончании курса в 1900 становится младшим учителем народной школы. За четыре года он шесть раз сменил место работы, преподавал в разных городах Бадена и все время оставался младшим учителем. Эту должность он занимал вплоть до 1924 года. С 1933 по 1944 год Крик был профессором философии и педагогики в Гейдельбергском университете, а также редактором журнала «Volk im Werden» («Народ в становлении»).

Философия

В названии одного из главных трудов Крика «Народно-политическая антропология» отражена суть его философии. Антропология к этому времени стала полноправной наукой, а ценность социально-биологического подхода к объяснению важных сторон государственной жизни народов подвергалась сомнению исключительно из политических соображений слева. Разработку этого направления Крик начал задолго до формирования национал-социализма. Первоначальные идеи сконцентрированы в работе «Немецкая государственная идея», в современных терминах продолжившей традицию превозношения государства прусского типа, заложенную Фихте и Гегелем. Философ критиковал социологическую теорию Макса Вебера за «объективизм», причислив его к «лишившимся корней интеллектуалам». Со временем он обратился к мифу, который считал главной реальностью, подлежащей философскому рассмотрению.

Эрнст Крик предложил своё видение политической мифологии, нашедшее официальную поддержку. В своих работах он доказывал судьбоносное призвание германской нации, искусно вводя в состав национального мифа обязательные мотивы «расы» и «крови».

Библиография

• Немецкая государственная идея (1917)
• Наука, мировоззрение, реформа высшей школы (1934)
• Народно-политическая антропология (1936)
• Мифология гражданской эпохи (1939)
• Народный характер и миссионерское сознание (1943)

Ссылки

• [www.i-u.ru/biblio/persons.aspx?id=1499]
• [www.zlev.ru/index.php?p=article&nomer=21&article=1114]

Отрывок, характеризующий Крик, Эрнст

Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.