Криминальное чтиво
Криминальное чтиво | |
Pulp Fiction | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер | |
Автор сценария | |
В главных ролях | |
Оператор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
Прокатная версия: |
Бюджет | |
Сборы |
$ 214 млн[1] |
Страна | |
Язык | |
Год | |
IMDb | |
«Кримина́льное чти́во» (англ. Pulp Fiction — «Бульварное чтиво») — кинофильм режиссёра Квентина Тарантино. Сюжет фильма нелинеен, как и почти во всех остальных работах Тарантино. Этот приём стал чрезвычайно популярен, породив множество подражаний во второй половине 1990-х[2]. Название является отсылкой к популярным в середине XX века в США pulp-журналам. Именно в стиле таких журналов были оформлены афиши, а позднее саундтрек, видеокассеты и DVD с фильмом.
Фильм постоянно находится в первой десятке списка лучших 250 фильмов на сайте IMDb[3]. Обладатель премии «Оскар» за лучший сценарий, «Золотой пальмовой ветви» Каннского кинофестиваля 1994 года и ещё более сорока кинематографических наград. Картина также имела большой успех у публики и считается важной вехой в истории кинематографа, давшей ощутимый толчок развитию независимого американского кино. В 2013 году внесён в Национальный реестр фильмов Соединённых Штатов Америки как имеющий культурное, историческое и эстетическое значение.
Содержание
Сюжет
Вслед за предыдущим фильмом Тарантино «Бешеные псы», части сюжета «Криминального чтива» были разделены, перемешаны и показаны в «неправильном» порядке; техника, до этого использовавшаяся режиссёрами французской «Новой волны», в частности Жан-Люком Годаром и Франсуа Трюффо, а также Стэнли Кубриком в «Убийстве».
Всего в сценарии можно насчитать шесть частей, при этом авторские названия имеют три из них: «Винсент Вега и жена Марселласа Уоллеса» (Vincent Vega and Marsellus Wallace’s Wife), «Золотые часы» (The Gold Watch) и «Ситуация с Бонни» (The Bonnie Situation).
Первая и последняя части (Ограбление) пересекаются во времени и происходят в одном и том же месте. Две хронологически последовательные части («Винсент Вега и жена Марселласа Уоллеса» и «Золотые часы») показаны также одна за другой.
Порядок историй в фильме:
|
Хронологический порядок:
|
Для удобства восприятия далее сюжет фильма представлен в хронологическом порядке, что не совсем правильно, так как нарушает авторский замысел. Желающие могут читать блоки с сюжетом фильма в правильном порядке.
Винсент и Джулс
Винсент (Джон Траволта) и Джулс (Сэмюэль Л. Джексон), бандиты на службе у Марселласа Уоллеса (Винг Рэймс), должны забрать принадлежащий их боссу чемодан у Бреда и его компаньонов, предположительно вследствие нарушения последними договорённости. По дороге они обсуждают данное Уоллесом Винсенту поручение «вы́гулять» вечером того же дня Мию Уоллес (Ума Турман), жену босса. Винсент рассказывает о своей недавней поездке в Европу. Идет известный диалог о «Quarter Pounder» (рус. «Четвертьфунтовый»), сэндвиче из McDonald's, который в Европе из-за метрической системы называют «Royal with Cheese» (рус. «Королевский с сыром»), над чем герои начинают смеяться. Добравшись до квартиры, после непродолжительного диалога и цитирования искажённого отрывка (Иез. 25:17) из проповедей пророка Иезекииля, Джулс и Винсент убивают Бреда и одного из его компаньонов.
В эпизоде упоминается вымышленная сеть гавайских ресторанов быстрого питания Big Kahuna Burger, встречающаяся в целом ряде фильмов Тарантино.
«Ситуация с Бонни»
Неожиданно из-за закрытой двери выскакивает ещё один компаньон Бреда и практически в упор разряжает свой револьвер в Джулса и Винсента; но, к удивлению всех присутствующих, ни одна из шести пуль не достигает цели. Бандиты переглядываются и убивают неудачливого стрелка, затем вместе с Марвином (одним из приятелей Брэда, который остался жив), забрав чемодан Уоллеса, покидают место преступления.
Джулс воспринимает то, что он остался цел после нескольких выстрелов в него в упор, как знамение свыше и принимает решение завязать с преступным миром. По дороге к Уоллесу Винсент, неосторожно обращаясь с пистолетом, случайно стреляет Марвину в голову. Кусочки мозга и осколки черепа Марвина разлетаются на весь салон внутри машины. Пытаясь как можно быстрее убраться с открытого пространства, Джулс ведёт автомобиль в гараж к своему приятелю Джимми (Квентин Тарантино). Проблема усугубляется тем, что с ночного дежурства скоро должна прийти жена Джимми Бонни, которая работает медсестрой, и, по словам Джимми, если она увидит труп в гараже своего дома, то подаст на развод.
Для разрешения ситуации Марселлас Уоллес посылает мистера Вульфа (Харви Кейтель), «Человека, решающего проблемы». Под его руководством Джулс и Винсент доводят салон и самих себя до приемлемого состояния и отвозят автомобиль с трупом Марвина в багажнике на автосвалку Монстра Джо, который, по словам мистера Вульфа «сочувствует этой проблеме» и поможет избавиться от трупа. Доставив машину на свалку, мистер Вульф покидает сцену в компании Ракель — дочери Монстра Джо, а Джулс и Винсент отправляются позавтракать.
Ограбление
Пара мелких грабителей, Ринго (Тим Рот) и Иоланда (Аманда Пламмер) или, как они друг друга называют, — «Тыковка» и «Сладкая зайка», за чашкой кофе обсуждают возможность ограбить посетителей и кассу забегаловки, в которой они находятся. Решившись, они выхватывают пистолеты. (В фильме на этом месте начинаются вступительные титры).
Джулс и Винсент сидят в том же ресторане и обсуждают желание Джулса уйти из криминального мира. Непосредственно перед началом ограбления Винсент идёт в туалет. Когда Ринго пытается помимо кошелька забрать у Джулса чемодан Уоллеса, тот перехватывает инициативу и берёт его на мушку. Иоланда берёт на прицел Джулса, вернувшийся Винсент — Иоланду. Джулсу, незадолго до этого сообщившему Винсенту о своём намерении бросить криминал, стоит большого труда удержать ситуацию под контролем. Он забирает у Ринго свой кошелёк (оставив тому деньги) и даёт ему и Иоланде уйти с добычей (но без чемодана). В фильме в этом месте начинаются финальные титры.
«Винсент Вега и жена Марселласа Уоллеса»
Джулс и Винсент возвращаются к Уоллесу. Перед тем, как принять Винсента, Уоллес обсуждает с боксёром Бутчем (Брюс Уиллис) детали предстоящего договорного боя, который Бутч должен будет проиграть, и передаёт ему деньги. Между Винсентом и Бутчем происходит стычка. Бутч видит, что Винсент — приближенный Марселласа Уоллеса, и делает для себя определенные выводы.
Винсент покупает у своего старого наркодилера Лэнса пакет героина, делает себе внутривенную инъекцию и направляется за Мией Уоллес (Ума Турман). Они едут в ресторан «Джек Рэббит Слимс», в туалете которого Мия нюхает кокаин, после чего они с Винсентом исполняют твист под сингл Чака Берри «You Never Can Tell» и «выигрывают» главный приз. (На самом деле, крадут. Об этом происшествии говорится в радио-новостях в эпизоде, где Бутч идёт по аллее домой за часами). Винсент отвозит Мию домой, где она, ошибочно приняв его пакет героина за кокаин, получает передозировку.
В ужасе от возможных последствий, Винсент отвозит Мию к Лэнсу, где, следуя инструкциям из пособия для медсестёр, пытается возвратить бездыханную девушку к жизни с помощью прямой инъекции адреналина в сердце. Мия тут же приходит в себя, после чего Винсент отвозит её домой. Договорившись, что Марселлас ничего не узнает об этой ситуации, они расстаются.
«Золотые часы»
История профессионального боксёра Бутча Куллиджа начинается с его сна-воспоминания о детстве, в котором армейский товарищ его отца — капитан Кунц (Кристофер Уокен) передаёт ему фамильную реликвию его семьи — золотые часы. В ходе продолжительного монолога выясняется, что, находясь во вьетнамском плену, отец Бутча пять лет прятал часы «у себя в заднице», чтобы их не отобрали. А после его смерти Кунц их прятал в своей ещё два года.
Очнувшись, Бутч обнаруживает себя поставленным перед необходимостью участвовать в договорном матче, за проигрыш в котором ему заплатил Марселас Уоллес. Однако, Бутч нарушает договорённость, поставив через доверенного букмекера полученные от Уоллеса деньги на себя, нокаутирует соперника (впоследствии выясняется, что насмерть; сам бой не показан) и сбегает на такси, где рассказывает девушке-водителю за сигарету о своих ощущениях от смерти человека от его рук. Бутч не считает себя убийцей, поскольку он просто дрался на ринге и не собирался никого убивать.
В мотеле его ждёт подруга, Фабиан (Мария де Медейруш), которая должна была собрать вещи из их съёмной квартиры. Утром следующего дня выясняется, что она в спешке забыла фамильные золотые часы Бутча, и ему приходится вернуться за ними на машине Фабиан. Он осторожно проникает в квартиру, никого там не обнаружив, забирает часы и, уже успокоившись, принимается готовить себе тосты для завтрака. Неожиданно он понимает, что успокоился слишком рано — на столе в кухне лежит пистолет-пулемёт Ingram MAC-10 с глушителем, и стало быть — ожидающие его убийцы где-то совсем рядом. Единственное место, куда он не успел ещё заглянуть — это туалет. Бутч берёт в руки оружие и направляет его в сторону санузла, откуда слышен звук спускаемой воды. Дверь туалета открывается, и оттуда показывается Винсент Вега. Увидев Бутча, направляющего на него грозное оружие, Вега тоже застывает, поражённый сложившейся ситуацией. Неподвижная немая сцена длится несколько секунд, когда внезапный щелчок сработавшего тостера приводит к мгновенной развязке: находящийся на взводе Бутч рефлекторно выпускает в Винса длинную очередь. И опять это нельзя назвать умышленным убийством: Бутч явно не собирался его убивать. Ошарашенный таким состоянием дел, Бутч идёт к выходу, не забыв, однако, при этом аккуратно стереть свои отпечатки пальцев с оружия.
Бутч покидает квартиру и отправляется на машине Фабиан в отель. Остановившись на красный свет в хорошем настроении, он неожиданно видит Марселаса, который, переходя дорогу, замечает Бутча в машине. В панике Бутч резко давит на газ, сбивает Уоллеса автомобилем и, выскочив на перекрёсток на красный свет, попадает в аварию. Придя в себя, разъярённый Марселас выхватывает пистолет и начинает палить в Бутча, ранив случайную прохожую. Бутч, оглушённый аварией, с трудом бежит.
На безлюдной улочке Бутч заскакивает в ломбард, подкарауливает Уоллеса, сбивает с ног и отбирает пистолет. Хозяин ломбарда Мэйнард достает ружье и утихомиривает ударом приклада разбушевавшегося Бутча, уже готового пристрелить Марселаса прямо на месте. Пока и Марселас и Бутч находятся в бессознательном состоянии, Мэйнард связывает их и вызывает своего знакомого (согласно сценарию — брата), рейнджера Зеда. Следующая сцена: связанные Марселас и Бутч сидят в креслах, их рты заткнуты кляпами, а Зед не спешит производить задержание. Марселас и Бутч недоуменно переглядываются.
Они оказались у садистов-извращенцев. Мэйнард и Зед выбирают себе первую жертву, которой в результате простой считалки оказывается Марселас. Пока они за закрытой дверью насилуют Марселаса, Бутчу удаётся вырваться, оглушив охранника-мазохиста. Добравшись до выхода, он вдруг останавливается — до него доносятся крики Марселаса. Поколебавшись, Бутч всё же решается помочь. Он выбирает себе оружие — сначала берет в руки молоток, потом бейсбольную биту и, наконец, бензопилу. В этот момент он видит закреплённую на стене катану, берёт её и, спустившись в подвал, убивает ею Мэйнарда, наблюдающего за изнасилованием. Далее, Бутч предлагает Зеду взять со стола пистолет. За спиной Бутча Уоллес освобождается от пут, встаёт и, взяв в руки ружье Мэйнарда, стреляет Зеду прямо в пах. До предела униженный и оскорбленный, Марселас обещает Зеду страшную месть. Слегка испуганный, Бутч спрашивает у Марселаса «насчёт их общего дела». Марселас без лишних слов сообщает Бутчу, что больше нет у них никакого «общего дела» при соблюдении Бутчем двух условий: он должен молчать о происшедшем и навсегда покинуть Лос-Анджелес.
Выйдя на улицу, Бутч видит стоящий перед ломбардом вычурный чоппер. Взглянув на брелок с ключами, выполненный в форме буквы Z (означающую «Зед»), Бутч понимает, кто является хозяином мотоцикла, и угоняет чоппер, полагая, что Зеду он больше никогда не понадобится. Возвратившись в мотель к Фабиан, он торопит её, сам поражаясь тому, как много может случиться с человеком всего за пару часов. Даже не захватив с собой никаких вещей, Бутч и Фабиан спешно уезжают на чоппере Зеда.
Вырезанные сцены
Из фильма была удалена сцена, в которой Джулс пытается решить, что ему нужно делать дальше, в то время как Тыковка и Зайчишка грабят ресторан. В этой сцене Джулс достает пистолет, делает два выстрела в Тыковку. Затем он разворачивается на 180 градусов и три раза стреляет в Зайчишку. После этого снова показан Джулс, разговаривающий с Тыковкой, и оказывается, что вся перестрелка происходила в голове у Джулса[4].
В ролях
Актёр/Актриса | Роль |
---|---|
Джон Траволта | Винсент Вега |
Сэмюэль Джексон | Джулс Уиннфилд |
Брюс Уиллис | Бутч Куллидж |
Ума Турман | Миа Уоллес |
Тим Рот | Тыковка (Ринго) |
Аманда Пламмер | Сладкая Зайчишка (Иоланда) |
Харви Кейтель | Винстон Вульф («Чистильщик») |
Мария де Медейруш | Фабиан |
Винг Рэймс | Марселлас Уоллес |
Эрик Штольц | Лэнс |
Розанна Аркетт | Джоди |
Кристофер Уокен | капитан Кунц |
Квентин Тарантино | Джимми |
Энджела Джоунс | Эсмеральда Вилла Лобос |
Фил Ламарр | Марвин |
Фрэнк Уэйли | Бретт |
Берр Стирс | Роджер |
Эрик Кларк | Джеймс |
Брона Галлахер | Труди |
Дуэйн Уайтакер | Мэйнард |
Питер Грин | Зед |
Джулия Суини | Ракель |
Алексис Аркетт | четвёртый человек |
Джером Пэтрик Хобэн | Эд |
Брэд Паркер | Джерри Льюис |
Пол Кальдерон | Пол |
Джозеф Пилато | двойник Дина Мартина |
Стив Бушеми | двойник Бадди Холли |
Сьюзан Гриффитс | двойник Мэрилин Монро |
Чандлер Линдауэр | Бутч в детстве |
Дик Миллер | монстр Джо (эпизод был вырезан) |
Русский дубляж
Актёр / Актриса | Роль |
---|---|
Артём Веселов | Винсент Вега |
Сергей Козик | Джулс Уиннфилд |
Олег Алмазов | Бутч Куллидж |
Наталья Тарыничева | Миа Уоллес |
Родион Приходько | Тыковка (Ринго) |
Людмила Моторная | Сладкая Зайчишка (Иоланда) |
Евгений Ганелин | Винстон Вульф («Чистильщик») |
Марианна Мокшина | Фабиан |
Максим Сергеев | Марселлас Уоллес |
Андрей Лёвин | Лэнс |
Ирина Балай | Джоди |
Валерий Кухарешин | капитан Кунц |
Олег Куликович | Джимми |
Ольга Ефимова | Эсмеральда Вилла Лобос |
Роман Бурлаков | Марвин |
Евгений Сиротин | Бретт |
Марианна Семёнова | Труди |
Андрей Шамин | Мэйнард |
Иван Безбородов | Зед |
Игорь Мосюк | Пол |
Марк Макаренков | двойник Бадди Холли |
Константин Ефимов | Бутч в детстве |
Фильм дублирован на студии «Невафильм» по заказу «Disney Character Voices International» в 2008 году[5].
- Режиссёр дубляжа: Гелена Пирогова
- Автор перевода: Дмитрий Усачёв
- Автор синхронного текста: Екатерина Барто
- Звукорежиссёр: Татьяна Вересова
- Звукомонтажёр: Дмитрий Васильев
- Подбор актёров: Ольга Ефимова
- Творческий консультант: Юлия Баранчук
Создание
Долгое время Квентин Тарантино никак не мог решить, кого он сыграет в фильме — Джимми или Лэнса. В конце концов он выбрал Джимми, так как посчитал, что сцена с оживлением Мии слишком сложная, и при съёмке этой сцены он должен находиться за камерой[4].
Роль Бутча по замыслу Тарантино должен был сыграть уже добившийся голливудской славы актёр. Предполагалось, что роль этого боксера достанется Сильвестру Сталлоне (аллюзия на фильм «Рокки»), но в итоге её получил Брюс Уиллис, который хотел сыграть роль Винсента.[6][неавторитетный источник?]
Тарантино был сражен большими ступнями Умы Турман (он считает это весьма сексуальным), и поэтому предложил ей роль Мии. Тарантино начитывал сценарий ей в телефонную трубку, чтобы актриса согласилась.[6][неавторитетный источник?]
Сцена в ресторане («Honey Bunny» и «Pumpkin») была специально написана для Тима Рота и Аманды Пламмер[4].
Квентин Тарантино хотел, чтобы в фильм вернулся персонаж Майкла Мэдсена (Вик Вега) из «Бешеных псов» (1992), поэтому роль, впоследствии доставшаяся Джону Траволте, была написана специально для Майкла (на роль пробовался также Дэниел Дэй-Льюис). Но Майкл Мэдсен не смог принять участие в фильме из-за контрактных обязательств на других проектах. Тарантино пришлось изменить имя персонажа с Вика на Винсента[4]. Спустя несколько лет после выхода «Криминального чтива» Тарантино хотел снять фильм о братьях Вега с участием Джона Траволты и Майкла Мэдсена, в котором действие происходило бы до событий, показанных в «Криминальном чтиве» и «Бешеных псах». Разработка проекта затянулась, и, в конце концов, Тарантино отказался от этой идеи .
Роль Вульфa была специально написана для Харви Кейтеля[4].
Первоначально предполагалось, что Стив Бушеми исполнит роль Джимми, но из-за своих контрактных обязательств на других проектах он не смог этого сделать. Однако, он всё же появился в фильме в роли-камео: Стив сыграл официанта, принимающего заказ у Мии и Винсента, в ресторане «Jack Rabbit Slim’s»[4].
Несмотря на то, что Тарантино специально написал роль Джулса для Сэмюэля Л. Джексона, актёр мог её не сыграть, так как продюсерам очень понравилась проба Пола Кальдерона на эту роль. Но в итоге, Джулса сыграл Джексон, а Пол исполнил роль бармена в баре Марселаса[4].
Квентин Тарантино предлагал Курту Кобейну, основателю и солисту группы Nirvana, роль в фильме, но музыкант отказался. Об этом британскому таблоиду The Sun рассказала вдова Кобейна Кортни Лав. Самой Кортни Лав Тарантино также предлагал эпизодическую роль, но она, последовав примеру мужа, тоже от неё отказалась. По сведениям интернет-сайта World Entertainment News Network, вместо Кобейна и Лав режиссёр в итоге занял Розанну Аркетт и Эрика Штольца[7][8].
Бюджет фильма составил 8 млн долларов, из них 5 млн долларов ушло на гонорары актёрам[4].
В сцене «укол адреналином в сердце Мии Уоллас» Джон Траволта вытаскивает иглу из груди Умы Турман. При монтаже фильма сцена была проиграна в обратном направлении, и тем самым был достигнут необходимый эффект реальности[4].
Две новеллы из трёх Тарантино написал до сценария «Бешеных псов» и «Настоящей любви». После успеха этих фильмов Тарантино решил дописать сценарий. Также он хотел, чтобы три новеллы были поставлены разными режиссёрами[4].
Машина, на которой ездит Винсент — это красный кабриолет Chevrolet Malibu 1964 г., которая принадлежала Квентину Тарантино и была угнана во время съемок. Автомобиль был обнаружен 18 апреля 2013 года, спустя 19 лет, после угона в округе Сан-Бернардино, штат Калифорния[9].
Специально для фильма музыка не писалась, а его саундтрек (англ.) состоит из композиций различных исполнителей в стиле рок-н-ролл, сёрф-рок, поп, соул.
Слово «fuck» используется в фильме 265 раз.[10]
Над фильмом работали
Режиссёр | Квентин Тарантино |
Сценарий | Квентин Тарантино, Роджер Эвери |
Оператор | Анджей Секула |
Продюсеры | Дэнни ДеВито, Стэйси Шер, Лоуренс Бендер, Ричард Эйч. Глэдстейн, Боб Вайнштейн, Харви Вайнштейн, Майкл Шамберг |
Монтажер | Салли Менке |
Художественное оформление | Дэвид Васко |
Декорации | Сэнди Рейнольдс-Васко |
Костюмер | Бетси Хайманн |
Арт директор | Чарльз Коллам |
Отсылки к другим произведениям
Сюжет о передозировке Мии и её оживлении с помощью укола адреналина в сердце — дословное воспроизведение истории, рассказанной в документальном фильме «American Boy: A Profile of Steven Prince» (англ.) (1978), режиссёром которого был Мартин Скорсезе.
Миа называет Винсента ковбоем, в ответ Винсент называет Мию девушкой-ковбоем. Примечательно то, что Джон Траволта сыграл до этого в фильме «Городской ковбой» (1980), а Ума Турман — в «Даже девушки-ковбои иногда грустят» (1993).
Харви Кейтель играл роль подобного «Чистильщика» в фильме «Возврата нет» (1993).
Танец Винсента и Мии отсылает к подобной сцене в одном из любимых фильмов Тарантино — «Банда аутсайдеров».
Энджела Джоунс играла в фильме «Curdled» («Запёкшаяся кровь»), исполнительным продюсером и одним из сценаристов которого был Квентин Тарантино. Её героиня также из Колумбии и интересуется убийствами.
Ссылки на фильм
Сцена, где героиня Умы Турман в ресторане «Jackrabbit Slim’s» рассказывает о пилотной серии Телевизионного шоу где она приняла участие, «про лисиц» был частично взят за основу фильма «Убить Билла», то есть «блондинка лисица» является их главарем (Элли), «японка лисица владеет кунг-фу» (Орен Ишии), «темнокожая лисица спец по взрывчаткам» (Вернита Грин), ещё есть «особенно сексуальная француженка» (София Фаталь), а она сама играла «Самую смертоносную женщину в мире, искусно владеющую ножами».
Ситуация, где шприц торчит из тела Умы Турман, обыгрывается также в фильме «Убить Билла. Фильм 2» в сцене, где Билл стреляет шприцом с сывороткой правды в Беатрикс Киддо.
Фразы, которые выкрикивают Ринго и Иоланда в самом начале ограбления, можно услышать в заставке к программе «Культурный шок» на радио «Эхо Москвы»[11].
Пародии
В мультсериале «Симпсоны» в сюжете эпизода «22 Short Films About Springfield» спародированы некоторые сюжетные линии фильма.
В фильме «Белая ворона» присутствует длительная сцена пародии на эпизод с Бутчем и Уоллесом в магазине извращенцев.
В сериале «Доктор Хаус» в 7 сезоне существует отсылка к сцене с Винсентом и Джулсом.
В мультсериале «Гетто» в сюжете эпизода «A Date With The Health Inspector» спародирована сцена, в которой Джулс возмущается по поводу частого употребления слова «что».
В комедийном телесериале «Маски-шоу» во второй части серии «„Маски“ в колхозе» обыгрывается знаменитая сцена с танцем Мии и Винсента (танец в эпизоде исполняют Георгий Делиев и Владимир Комаров).
В сериале «Сверхъестественное» в эпизоде 6 «Slash Fiction» сезона 7 существует отсылка к сцене ограбления ресторана и сцене с Бутчем и Уоллесом в магазине извращенцев.
В аниме сериале «Kill la Kill» в 4 серии на 8:18 минуте есть отсылка к эпизоду когда Винсент и Джулс переоделись в одежду Джимми Бонни.
«Тривиальное чтиво» (1997)
Саундтрек
Прочее
В начальной сцене с Тыковкой и Сладкой Зайкой за кадром можно услышать Джулса, говорящего о том, что он решил завязать. Во время рассуждений Тыковки о выгодах ограбления ресторанов на заднем плане можно увидеть Винсента, направляющегося в туалет[4].
Существует устойчивый миф[4][12][13][неавторитетный источник?], согласно которому все часы в фильме показывают 4:20. В действительности, двое часов в ломбарде показывают именно это время. Однако в фильме присутствует ещё десяток часов, показывающих другое время[13]. Например, в доме Джимми, когда он, Джулс и Винсент пьют кофе на кухне, на часах 8:17. Когда Винсент и Джулс забирают чемодан, на часах 7:22. Примечательно, что на сленге 4:20 означает курить марихуану.
Девушку-таксиста, увозящую Бутча после боя, зовут Esmarelda Villa Lobos (так указано на её лицензионной карточке, однако в финальных титрах, встречается иное написание, — Esmarelda Villalobos).
Книжка, которую читает Винсент Вега — Modesty Blaise (англ.) Питера О’Доннелла[14].
Мотоцикл, который Бутч забирает у Зэда — модифицированный Harley-Davidson FXR[15].
В 2012 году музыкальный проект «Movie» написал музыкальный трек с использованием диалогов и звуковых эффектов из фильма[16].
Три фразы из фильма стали названиями музыкальных коллективов: Zeds Dead (англ.), Yolanda Be Cool и 25/17[17].
Награды
Фильм был удостоен следующих наград:
- Премия «Оскар» — Лучший оригинальный сценарий (Квентин Тарантино и Роджер Эвери)
- Золотая пальмовая ветвь — Квентин Тарантино, режиссёр (награда была вручена 23 мая 1994 года на Каннском кинофестивале)
- Золотой глобус — Лучший сценарий художественного фильма (Квентин Тарантино)
- BAFTA — Лучшая мужская роль второго плана (Сэмюэль Джексон)
- BAFTA — Лучший оригинальный сценарий (Квентин Тарантино и Роджер Эвери)
Фильм претендовал на «Оскар» ещё в 6 номинациях:
- Лучший фильм (Лоуренс Бендер, продюсер). Победил «Форрест Гамп»
- Лучший режиссёр (Квентин Тарантино). Победил Роберт Земекис за «Форрест Гамп»
- Лучшая мужская роль (Джон Траволта). Победил Том Хэнкс за «Форрест Гамп»
- Лучшая мужская роль второго плана (Сэмюэль Джексон). Победил Мартин Ландау за «Эд Вуд»
- Лучшая женская роль второго плана (Ума Турман). Победила Дайан Уист за «Пули над Бродвеем»
- Лучший монтаж (Салли Менке). Победил Артур Шмидт за «Форрест Гамп»
Также фильм претендовал на премию BAFTA в 7 номинациях:
- Лучший фильм (Лоренс Бендер и Квентин Тарантино). Победил «Четыре свадьбы и одни похороны»
- Лучший режиссёр (Квентин Тарантино). Победил Майк Ньюэлл за «Четыре свадьбы и одни похороны»
- Лучшая мужская роль (Джон Траволта). Победил Хью Грант за «Четыре свадьбы и одни похороны»
- Лучшая женская роль (Ума Турман). Победила Сьюзан Сарандон за «Клиент»
- Лучшая работа оператора (Анджей Секула). Победил Филипп Руссело за «Интервью с вампиром: Хроника жизни вампира»
- Лучший монтаж (Салли Менке). Победил Джон Райт за «Скорость»
- Лучший звук (Стивен Хантер Флик, Кен Кинг, Рик Эш, Дэвид Зупанцик)
Кроме того, 5 номинаций на «Золотой глобус».
Напишите отзыв о статье "Криминальное чтиво"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.boxofficemojo.com/movies/?id=pulpfiction.htm Pulp Fiction (1994) — Box Office Mojo]
- ↑ Махина. А Прирожденные убийцы (рус.) // Кинопарк : журнал. — 2010. — № 9/10. — С. 30-33.
- ↑ [www.imdb.com/chart/top 250 лучших фильмов всех времён по версии сайта IMDb]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [www.imdb.com/title/tt0110912/trivia Pulp Fiction (1994) — Trivia — IMDb]
- ↑ Данные о русском дубляже, представленные на DVD после показа фильма.
- ↑ 1 2 [25-k.com/page.php?id=3231 Криминальное чтиво — 25-Й КАДР]
- ↑ [lenta.ru/news/2006/09/20/cobain/ Курту Кобейну предлагали роль в «Криминальном чтиве»]
- ↑ [www.thesun.co.uk/sol/article/0,,4-2006430540,00.html Cobain’s Kurt no to Tarantino]
- ↑ [www.dailynews.com/entertainment/ci_23117252/quentin-tarantinos-stolen-malibu-from-pulp-fiction-found/ Quentin Tarantino’s stolen Malibu from Pulp Fiction found 19 years later]
- ↑ [www.kinowar.com/40-%D1%84%D0%B0%D0%BA%D1%82%D0%BE%D0%B2-%D0%BE-%D1%84%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B5-%D0%BA%D1%80%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%BE%D0%B5-%D1%87%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%BE/ 40 фактов о фильме криминальное чтиво].
- ↑ [echo.msk.ru/programs/kulshok/ Культурный шок на радио Эхо Москвы]
- ↑ [factopedia.ru/fact/266 Фактопедия. Время, которое показывают часы в фильме «Криминальное чтиво»]
- ↑ 1 2 [nikita-dezhurny.livejournal.com/595.html Какое время показывают часы в фильме «Криминальное чтиво»?]
- ↑ [www.weeklyscript.com/Pulp%20Fiction.txt Сценарий фильма] (англ.)
- ↑ [www.imcdb.org/vehicle_13795-Harley-Davidson-FXR-Super-Glide-1986.html 1986 Harley-Davidson FXR Super Glide in Pulp Fiction] — Internet Movie Cars Database
- ↑ [soundcloud.com/andrew-powers/movie-pulp-fiction-1 Movie vs. Nine Inch Nails - Pulp Fiction]. soundcloud.com. Проверено 6 июня 2012. [www.webcitation.org/68fw961un Архивировано из первоисточника 25 июня 2012].
- ↑ [www.2517.ru/o-gruppe О группе].
Ссылки
- «Криминальное чтиво» (англ.) на сайте Internet Movie Database (Проверено 27 ноября 2012)
|
Отрывок, характеризующий Криминальное чтивоС неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой. Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее. – Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку. Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова. – Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов. – Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу. – C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз. – Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет. – Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.] Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил. – На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему. – Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел. – Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган. Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня. В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов? Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия. Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время. Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни. И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения. Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его. В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы. В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии. В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать. Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки. – Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер. – О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат. – Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица. Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных. – Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного. «Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана. Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов. – Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему. – Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного. – Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера. – Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер. – Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан. Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно. Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста. Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы. – О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его. – Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть. – Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор. Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения. – Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то. Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей… – Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека. По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками. У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея. Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки. Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана. Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер. – Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!.. – Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись! Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины. С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее. Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины. Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их. Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала. Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу. Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову. Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного. С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною. От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения. Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни. Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами. Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении. Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться. Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех. – Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами. Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя. Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам. В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может. Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье. По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова. Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства. Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины. 10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина. Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб. |