Барнард, Кристиан

Кристиан Барнард
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Кристиан Нетлинг Барнард (африк. Christiaan Neethling Barnard; 8 ноября 1922, Бофорт-Уэст, Капская провинция, Южно-Африканский Союз — 2 сентября 2001, Пафос, Республика Кипр) — южноафриканский хирург-трансплантолог и общественный деятель. Известен тем, что 3 декабря 1967 года выполнил первую в мире пересадку сердца от человека человеку.

Биография

Кристиан Барнард родился в семье священника. Его родиной является небольшой городок Бофорт-Уэст на юге ЮАР, где в настоящее время открыт музей его имени. У его отца Адама Барнарда было четверо сыновей.

Учился в университете в Кейптауне, затем в США в университете штата Миннесота.

Впервые в мире сделал пересадку (1967) и подсадку (1974) сердца человеку. На средства, полученные от публикации автобиографической книги «Одна жизнь» (1969), создал фонд для финансирования научных исследований в области сердечно-сосудистой хирургии. Выступал против апартеида. Опубликовал в соавторстве с З. Сандером роман «Нежелательные элементы» о расовой сегрегации.

За свою общественную деятельность подвергался в ЮАР преследованиям. Известен также романом с Джиной Лоллобриджидой.

Пересадка сердца

3 декабря 1967 года в госпитале Кейптауна Кристиан Барнард произвел первую в мире удачную пересадку человеческого сердца. Сердце погибшей в автокатастрофе 25-летней Денизы Дарваль было пересажено 55-летнему Луису Вашканскому, страдавшему неизлечимым сердечным заболеванием. Несмотря на то, что операция была проведена безукоризненно, Вашканский прожил лишь 18 дней и умер от двусторонней пневмонии.

Интересные факты

Владимир Оноприев в своих воспоминаниях написал следующее:

В частности, я узнал, каким благодарным учеником оказался Кристиан Бернард. Накануне той первой в мире операции по пересадке сердца он звонит Демихову через пол земного шара. Прилетев (уже после знаменитой операции) в очередной раз в Москву, оглядев ряды встречающих чиновников и воскликнул:
«Простите, но я не вижу здесь моего учителя, господина Демихова. Где он?»
Встречающие чиновники недоуменно переглянулись: а кто это? Слава Богу, кто-то вспомнил, пришлось выкручиваться: господин Демихов не приехал из-за чрезвычайной занятости в Институте скорой помощи им. Склифосовского. Гость тут же изъявил желание немедленно оправиться к нему. Пришлось вести. В полутемном холодном подвале, где размещалась лаборатория первого в СССР отдела трансплантологии органов, и нашёл Бернард своего учителя…

Сюжет рассказа В. М. Шукшина «Даешь сердце» разворачивается вокруг сообщения о первой операции

Кристиану Бернарду посвящено одно из стихотворений Эдуарда Асадова. Кристиану Бернарду посвящена песня Петра Морозова "Доктор Бернард" (1968). Исполнялась ансамблем "Камертон" 2-го московского мединститута. Есть на их диске "Да и мы не лыком шиты". Впоследствии Петр Морозов написал рок-оперу "Сердце", куда не только вошла данная песня, но и выведен сам К.Бернард, как главный герой (1973). К сожалению, пятеро молодых врачей не смогли закончить работу над этим произведением, однако отрывки из него исполнялись ими на концертах.

Труды

• Barnard C. One Life. — Toronto: The Macmillan Co.: Collier-Macmillan Canada Ltd., 1970. — 393 p.
• Барнард К. Нежелательные элементы. — М.: Прогресс, 1977.

Литература

• Аничков Н. М. В. П. Демихов и К. Барнард — первопроходцы в трансплантологии сердца // 12 очерков по истории патологии и медицины. — СПб: Синтез бук, 2013. — С. 167—188.
• [www.krugosvet.ru/enc/medicina/BARNARD_KRISTIAN_NETLING.html Барнард, Кристиан Нетлинг] // Энциклопедия «Кругосвет».
• [circ.ahajournals.org/cgi/content/full/circulationaha;104/23/2756 Cooper DKC, Cooley DA. Christiaan Neethling Barnard: 1922—2001/ Circulation, Dec 2001;104:2756-2757]

Отрывок, характеризующий Барнард, Кристиан

– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.