Кристиан V

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кристиан V
Christian V<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
король Дании и Норвегии
9 февраля 1670 — 25 августа 1699
Предшественник: Фредерик III
Преемник: Фредерик IV
 
Рождение: 15 апреля 1646(1646-04-15)
Фленсбург
Смерть: 25 августа 1699(1699-08-25) (53 года)
Копенгаген
Место погребения: Роскилльский собор
Род: Ольденбурги
Отец: Фредерик III
Мать: София Амалия Брауншвейг-Люнебургская
Супруга: Шарлотта Амалия Гессен-Кассельская
Дети: 14 детей
 
Награды:

Кристиан V (дат. Christian 5; 15 апреля 1646, Фленсбург — 25 августа 1699, Копенгаген) — король Дании и Норвегии с 9 февраля 1670 года. Из династии Ольденбургов.

Сын Фредерика III и Софии Амалии Брауншвейг-Люнебургской. 14 мая 1667 в городе Нюкёбинг женился на Шарлотте Амалии Гессен-Кассельской. Коронован 9 февраля 1670 года.





Годы юности

Образование получил довольно скудное. В 15-летнем возрасте был отправлен за границу и во время пребывания при дворе Людовика XIV имел возможность наблюдать самодержавие во всем его блеске. Пока он был наследником престола, его не допускали к участию в делах правления, и только незадолго до смерти отца он стал присутствовать на заседаниях государственного совета.

Внутренняя политика

Воцарившись в 1670 году, он был «убежденным самодержцем», но по слабости характера легко поддавался различным частным влияниям и, не отличаясь большим умом, допускал крупные ошибки. Простота и приветливость обхождения, явное тяготение к «простым людям» сделали Кристиана народным любимцем. Способствовало этому и то, что он с детства приучен был говорить по-датски и писал большей частью на том же языке.

Кристиан укрепил режим абсолютизма в Дании, в противовес аристократии более широко используя практику своего отца по привлечению на государственную службу гольштейнской знати и представителей датского народа. Для этого он учредил новые дворянские титулы — графа и барона. Одним из самых знаменитых людей, возвысившихся благодаря такой системе, был Педер Шумахер, получивший титул графа Гриффенфельда в 1670 году, в 1674 году стал канцлером[1].

В период его правления был составлен датский законник, в подготовке этого документа принимал участие Эрик Краббе.

Внешняя политика

Гриффенфельд оказался в опале у короля во время Сконской войны (16761679) против Швеции, которую Кристиан начал с целью возвратить полуостров Сконе, потерянный Данией после датско-шведской войны 1657—1658. В 1676 году он низверг Гриффенфельда и осудил его на пожизненное заключение в крепости.

Гриффенфельд ясно понимал ненадежное положение Дании для нападения на Швецию в то время, когда её союзником была Франция. Как он и предсказывал, более сильная держава Франция диктовала условия мира Дании с её союзником Голландией. Несмотря на победы датчан в битвах против шведского флота у острова Эланд (1676) и в заливе Кёге-Бугт (1677) (дат. Køge Bugt), датские надежды изменить границы на скандинавском полуострове в свою пользу не оправдались. Шведы изгнали датчан со Скандинавского полуострова, в 1679 году Людовик XIV под угрозой вторжения вынудил Данию заключить мир. Результаты войны оказались политически и экономически неутешительным. Главная цель войны не была достигнута, ущерб же для экономики Дании был значителен.

Годы после войны

В 1683 году был принят датский кодекс (дат. Danske Lov), который был первым общедатским сводом законов. Подобный кодекс был принят в 1687 годе в Норвегии (дат. Norske Lov). В 1688 году была введена поземельная книга для оценки ценности земель и создания более справедливой системы налогообложения. Во время его царствования в стране развивалась наука благодаря работам астронома Оле Рёмера, хотя сам король наукой не интересовался.

Семейные отношения

Жена родила Кристиану 8 детей. Ещё 6 детей у него было от любовницы Амелии Мот (дат. Amelia Moth, 1654—1719), которую он в 16-летнем возрасте представил королевскому двору. Она была дочерью его учителя и получила титул графини Самсё в 1677 году.

Кристиан умер от несчастного случая на охоте, похоронен в соборе города Роскилле.

Дети

От жены Шарлотты Амалии Гессен-Кассельской:

  • Фредерик IV, король Дании (1671—1730)
  • принц Кристиан Вильгельм (1 декабря 1672 — 25 января 1673)
  • принц Кристиан (25 марта 1675 — 27 июня 1695)
  • принцесса София Гедвига (1677—1735); не была замужем
  • принцесса Шарлотта Кристиана (18 января 1679 — 24 августа 1689)
  • принц Карл (26 октября 1680 — 8 июля 1729); не был женат
  • безымянная дочь (род. 17 июля 1682)
  • принц Вильгельм (21 февраля 1687 — 24 ноября 1705)

От любовницы Софии Амелии Мот:

  • графиня Кристиана Гильденлове (дат. Gyldenlove; 1672—1689)
  • граф Кристиан Гильденлове (1674—1703)
  • графиня София Кристиана Гильденлове (1675—1684); умерла в детстве
  • Анна Кристиана (1676—1689); умерла в детстве
  • граф Ульрик Кристиан Гильденлове (1678—1719)

Напишите отзыв о статье "Кристиан V"

Примечания

Литература

Предшественник:
Фредерик III
Король Дании
16701699
Преемник:
Фредерик IV
Предшественник:
Фредерик III
Король Норвегии
16701699
Преемник:
Фредерик IV

Отрывок, характеризующий Кристиан V

– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.