Кристофер, Уоррен

Уоррен Майнор Кристофер Warren Minor Christopher
63-й Государственный секретарь США
20 января 1993 — 17 января 1997
Президент:	Билл Клинтон
Предшественник:	Лоуренс Иглбергер
Преемник:	Мадлен Олбрайт
Вероисповедание:	методизм
Рождение:	27 октября 1925(1925-10-27) Скрэнтон, Северная Дакота, США
Смерть:	18 марта 2011(2011-03-18) (85 лет) Лос-Анджелес, Калифорния, США
Партия:	Демократическая партия
Автограф:
Награды:

Уо́ррен Ма́йнор Кри́стофер (англ. Warren Minor Christopher; 27 октября 1925, Скрэнтон, Северная Дакота — 18 марта 2011, Лос-Анджелес) — американский юрист и дипломат. Занимал пост государственного секретаря США во время первого президентского срока Билла Клинтона.

Биография

Начало жизни

Окончил среднюю школу в Голливуде и поступил в Университет Редландса, где вступил в братство Каппа Сигма Сигма. Окончил свою учебу в Университете Южной Калифорнии в феврале 1945 года. С июля 1943 по сентябрь 1946 года, служил в резерве американского военного флота. В 1946—1949 годах учился на юридическом факультете Стэнфордского университета, где основал и возглавил журнал Stanford Law Review и как один из лучших выпускников был принят в Орден Шапки.

Карьера

С октября 1949 по сентябрь 1950 года, Кристофер работал у судьи Верховного Суда США Вильяма Дугласа. С октября 1950 по июнь 1967 года работал юристом в фирме O’Melveny & Myers, став партнёром в 1958 году. С июня 1967 по 20 января 1969 работал заместителем генерального прокурора США, после чего вернулся в O’Melveny & Myers.

26 февраля 1977 года был назначен заместителем Государственного секретаря США и работал в этой должности до 20 января 1981. Среди заслуг Кристофера обычно называют договоренность об освобождении 52 сотрудников американского посольства, взятых заложниками в Иране. Он также возглавлял китайское направление американской политики, помог добиться ратификации двух договоров о Панамском канале, и возглавил первую межведомственную группу по правам человека. 16 января 1981 года президент Картер наградил его Медалью Свободы — высшей наградой для гражданских лиц.

Помимо этого Кристофер занимал посты председателя ассоциации адвокатов Лос-Анджелеса (1974—1975); председателя комиссии по федеральной юридической системе Американской ассоциации адвокатов (1975—1976); специального советника губернатора Калифорнии Эдмунда Брауна в 1959 году.

Кроме того Кристофер занимал различные посты во многих общественных организациях, связанных со внешней политикой и образованием.

В 1991 году, Кристофер был председателем независимой комиссии по полиции Лос-Анджелеса, расследовавшая полицейские злоупотребления, которая стала известна как Комиссия Кристофера. Комиссия предложила серьёзные преобразования в полицейском управлении Лос-Анджелеса, которые после бунтов 1992 года в Лос-Анджелесе получили огромную поддержку на референдуме.

20 января 1993 года Кристофер был назначен государственным секретарем США новым президентом Клинтоном и занимал этот пост до 1997 год.

На президентских выборах 2000 года которые прошли с минимальной разницей голосов между Джорджем Бушем и Гором в США Кристофер был послан руководить спорным пересчетом голосов во Флориде, после которого Верховный суд США решил спор о результате выборов в пользу Джорджа Буша.

Кристофер был женат на Мари Уиллис (Marie Wyllis). У них четверо детей.

25 сентября 2007 года вместе с несколькими другими госсекретарями США в отставке подписал письмо, призывающее Конгресс США не принимать резолюцию 106 о геноциде армян.

В 2008 году Джей Роуч выступил режиссёром телевизионной политической драмы «Пересчёт», положительно принятой критиками и получившей несколько премий. Роль Уоррена Кристофера в фильме исполнил Джон Хёрт.

18 марта 2011 года Уоррен Кристофер скончался. Как сообщает агентство Reuters, причиной смерти стал рак.

Книги

• In the Stream of History: Shaping Foreign Policy for a New Era (1998)
• Chances of a Lifetime (2001)

Отрывок, характеризующий Кристофер, Уоррен

– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.