Критика ислама
Поделись знанием:
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.
Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.
Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.
– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!
В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!
Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
Критика ислама — выявление противоречий, выявление ошибок и их разбор (анализ), обсуждение чего-либо с целью дать оценку исламу.
Критика ислама возникла уже во время начала деятельности Мухаммада — сначала со стороны мекканских язычников, позднее — со стороны жителей стран, подвергавшихся мусульманской экспансии. По мере роста известности ислама в мире возникала критика от тех, кто с исламом напрямую не сталкивался.
Ранние критики из числа христиан, жившие до 1000 гг. н. э., склонны были рассматривать ислам в качестве радикальной христианской ереси[1]. Позднее критика возникла как внутри самого мусульманского мира, так и со стороны иудейских и христианских авторов[2][3][4][5].
Чаще всего объектами критики становились следующие вопросы:
- нетерпимость ислама к критике со стороны (джихадизм, исламский фундаментализм), отношение к предполагаемым ересям и еретикам, отношение к отступникам от ислама согласно шариату[6];
- права человека в современных исламских странах (женщины в исламе, касты в исламских странах Южной Азии и др.)[10]
- противодействие исламского духовенства ассимиляции мигрантов из мусульманских стран в США и Европе[11]
Содержание
- 1 История критики ислама
- 2 Критика правдивости исламских священных текстов
- 3 Критика исламской морали
- 4 Аномалии в исламе
- 5 См. также
- 6 Примечания
- 7 Литература
- 8 Ссылки
История критики ислама
Ранний ислам
- Кааб ибн Ашраф, еврей из Медины, современник Мухаммада, о котором сочинял сатирические стихи и памфлеты. Одна поэма посвящена врагам ислама — лидерам курайшитов, павшим в бою при Бадре. Чтобы остановить его деятельность, Мухаммад санкционировал убийство. Требование казни было вынесено по причине подстрекательства Каабом курайшитов, его призыва убивать мусульман и вести борьбу с Мухаммадом[12]. В западных правовых системах подстрекательство к убийству рассматривается как преступление. Джабир повествует: «Посланник сказал: „Кто готов убить Кааба ибн Ашрафа?“ Мухаммад ибн Маслама ответил: „Ты хочешь, чтобы я убил его?“ Посланник ответил утвердительно. Мухаммад ибн Маслама сказал: „Тогда позволь мне сказать, что я готов“. Пророк ответил: „Хорошо“»[13].
- Башшар ибн Бурд (убит в 783 г.), известный поэт. В городе Басре, при большом скоплении народа, заслушав стихотворения современников, сказал о некоторых из них: «Эти стихи лучше любой суры Корана»[14].
- Абу-ль-Атахия (ок. 750—825) Ставил некоторые свои стихотворения по литературным качествам намного выше Корана[14].
- Ибн ар-Равенди (IX век). Арабский мыслитель и литератор. Выступал с резкой критикой Корана, оспаривая его достоинства как литературного произведения. До нас дошло его утверждение, что «у проповедника Актама ибн ас-Сайфи можно найти куда более изящную прозу, чем в Коране»[15].
- Абу-ль-Ала аль-Маари (973—1057), арабский поэт. Написал отклик на стихи Аль-Мутанабби (915—965), который назвал «Му’джиз Ахмед» — «Чудо Ахмеда» — игра слов — с одной стороны это прозвище Мухаммада (сура 61:6), с другой — намёк, что стихи аль-Маари такое же чудо как Коран[14]. Аль-Маарри рассматривал религии вообще (а не только ислам) как «вредные сорняки» и утверждал, что ислам не имеет монопольного права на истину. Особенно резко высказывался он об улемах (толкователях Корана):
|
Они цитируют свои священные книги, хотя факты говорят мне, что они являются вымыслом от начала и до конца. О Разум, ты один говоришь истину. Так пусть же погибнут дураки, которые фальсифицировали религиозные традиции или толковали их![2][16] | 
|
Отцы Церкви
- Наиболее раннюю христианскую критику ислама можно обнаружить в произведениях Иоанна Дамаскина (род. 676), жившего в эпоху раннего Халифата. Он был знаком с исламом и знал арабский язык. Вторая глава его книги «Источник мудрости», озаглавленная «О ересях», представляет собой серию дискуссий между христианами и мусульманами. Иоанн выбирает в качестве оппонента арианского монаха, испытавшего влияние ислама, и представляет исламскую доктрину как эклектические представления, основанные на Библии. Такая критика не совсем корректна: Иоанн оппонирует собственному представлению об исламе (объединив две разных «ереси», по его представлениям, в одну). Касаясь вопроса об авраамическом происхождении ислама, Иоанн утверждает, будто бы арабов называли «сарацинами» потому, что они будто бы были «лишены Сары». Ещё их звали «агарянами» (Hagarenes) потому, что они были незаконнорождеными потомками рабыни Агарь (Hagar).[17]
Есть же ещё и доныне усиливающаяся, вводя народ в заблуждение, вера измаильтян, являющаяся предтечей антихриста. Происходит она от Измаила, рожденного Авраамом от Агари, поэтому [приверженцы её] именуются агарянами и измаильтянами. Сарацинами же (Σαρακνούς) их называют от «Σάρρας κενούς» из-за сказанного Агарью ангелу: «Σάρρα κενήν με απέλυσεν» («Сарра отпустила меня пустой»)[18]
Критика эпохи расцвета Средневековья
Иудаизм
Маймонид, один из виднейших еврейских судей XII века, рассматривает связь между исламом и иудаизмом как в основном теоретическую. Маймонид не спорит с тем, что ислам — религия строго монотеистичная, но находит огрехи в практике исламских режимов. Он также считал, что исламская этика и политика стоят ниже по сравнению с еврейскими. Маймонид критиковал за недостаток добродетели методы мусульманских правителей, которыми они пользовались в управлении своими странами и в отношении друг к другу.[4] В своём «Послании йеменским евреям» он называет Мухаммеда hameshuga («сумасшедший»).[19].
В 1280 г. еврейский философ Ибн Каммуна подверг критике ислам в своей книге «Рассмотрение трёх вероисповеданий». По его мнению, шариат был несовместим с принципом справедливости, и это явно противоречило утверждениям о том, что Мухаммед был совершенным человеком: «нет доказательств, что Мухаммед добился совершенства и способности совершенствовать других, как он требовал».[20][21]
Он, таким образом, утверждал, что люди обращаются в ислам из низменных побуждений:
Вот почему до настоящего времени мы никогда не видели кого-либо, кто обращался в ислам иначе как из страха, или из жажды власти, или во избежание тяжкого налогообложения, или унижения, или будучи взятым в плен, или из-за страстной влюблённости в женщину-мусульманку, или из-за подобной причины. И мы не видели уважаемого, богатого и благочестивого немусульманина, хорошо осведомлённого как в основах своей веры, так и в исламе, чтобы он перешёл в исламскую веру без одного из упомянутых выше или подобных мотивов.[3]
Христианство
- Некоторые средневековые христианские писатели изображали Мухаммада как одержимого Сатаной лжепророка, «предшественника Антихриста» и даже самого Антихриста.[5]
- Дионисий Картезианец написал два трактата с опровержением ислама по просьбе Николая Кузанского
- Contra perfidiam Mahometi, et contra multa dicta Sarracenorum libri quattuor;
- Dialogus disputationis inter Christianum et Sarracenum de lege Christi et contra perfidiam Mahometi.[22]
- Андалузская рукопись неизвестной датировки, Tultusceptru de libro domni Metobii, описывает, как Сатана заставил пророка Мухаммада (изображённого под именем Озим) исказить чистое Божественное откровение. Рукопись повествует, что Бог, озабоченный духовной судьбой арабов, захотел исправить их отклонение от веры. Тогда он послал своего ангела к монаху Осиусу, который приказал последнему проповедовать перед арабами. Осиус, однако, из-за своего слабого здоровья поручил молодому монаху Озиму передать людям послания от ангела. Озим честно пытается выполнить его поручение, однако встречает падшего ангела и принимает его за того же, который беседовал с Осиусом. Падший ангел искажает поручение, переданное Осиусом Озиму и переименовывает Озима в Мухаммеда. Так, согласно рукописи, возникло ошибочное учение, ныне известное как ислам.[23]
- По мнению ряда средневековых авторов, пришествие Мухаммада и возникновение ислама были предсказаны в Библии. Как писал Беда Достопочтенный, книга Бытие (16:12) описывает Исмаила как «дикого человека», чья «рука будет против всякого человека». Беда пишет о Мухаммеде: «Теперь как велика его рука против всех и все руки против него; когда они налагают свою власть по всей Африке и удерживают крупнейшую часть Азии и часть Европы, ненавидя всех и противостоя всем.»[24]
- Византийский богослов Григорий Палама (1296—1359) особо подвергал критике нравственный образ ислама:
Итак, людей, о которых идет речь, за то, что они, познав Христа, не прославили и не возблагодарили (Рим. 1:21) Его как Христа, Бог предал превратному уму, страстям и бесчестию, так что живут они постыдно, не по-человечески и богопротивно, подобно Исаву, с детства ненавистному Богу и лишенному отцовского благословения: они живут луком, мечом, в распутстве, находя удовольствие в порабощении людей, убивая, грабя и похищая, предаваясь бесчинству, разврату, содомскому греху. И они не только совершают все это, но и вследствие какого-то безумия полагают, что Бог одобряет их действия. Вот что я теперь думаю о них, лучше узнав их образ жизни.
Следует отметить, что «содомский грех» прямо запрещен Кораном[25].
- Брат Рикольдо да Монтекроче из монастыря доминиканцев Санта-Мария-Новелла какое-то время жил в Багдаде, проповедуя Христа и изучая восточные языки. Оставил после себя несколько крупных произведений: «Путешествие по Святой земле», «Опровержение на Алькоран» и «Книгу против восточных народов».[26]
- В 1391 году, как считают, состоялась беседа между византийским императором Мануилом II и персидским учёным, во время которого император сказал:
Покажите же мне, что Мухаммед принёс нового, и Вы обнаружите только злое и бесчеловечное, как его приказ распространять мечом веру, которую он проповедовал. Бог не удовлетворяется кровью — и неразумные действия противоречат природе Бога. Вера рождается душой, а не телом. Всякий, кто пытается обратить другого в веру, должен обладать способностью хорошо говорить и разумно рассуждать, без насилия и угроз… Чтобы убедить разумную душу, нужно иметь не сильную руку или оружие любого рода или любое иное средство угрозы человеку смертью.
Первое предложение из данной цитаты, когда его повторил папа римский Бенедикт XVI в 2006 году, привело к серии возмущений в исламском мире, взрывов в церквях и изданию фетвы против папы.
Критика ислама в XIX—XX вв.
См. также: Ориентализм
В конце 19 — начале 20 в. Коран был подвергнут критике с использованием новых научных методов. Критики утверждали, что Коран не имеет божественного происхождения.
- Игнац Гольдциер и Анри Корбен писали о влиянии зороастризма, а другие — о влиянии иудаизма, христианства и сабеизма[27]
Против ислама высказывались также политики.
- Уинстон Черчилль был сильным критиком того влияния, которое ислам оказывал на своих последователей. В своей книге, вышедшей в 1899 г., «Речная война» он писал[28]:
|
|
Как омерзительны те заклятия, которые магометанство накладывает на своих последователей! Наряду с фанатическим безумием, которое так же опасно в человеке, как бешенство в собаке, существует эта ужасная фаталистическая апатия. Последствия этого очевидны во многих странах. Неразумные привычки, неряшливая система сельского хозяйства, отсталые методы торговли и небезопасность имущества существуют везде, где правят или живут последователи «пророка». Деградировавшая чувственность лишает эту жизнь её милости и совершенства… Тот факт, что по магометанскому закону любая женщина должна принадлежать некоторому мужчине как его абсолютная собственность — либо как ребёнок, либо как жена, либо как наложница — будет оттягивать окончательное искоренение рабства до тех пор, пока вера в ислам не перестанет быть великой силой среди людей. Тысячи стали отважным и преданными солдатами веры: все (они) знают, как умереть, но влияние религии парализует социальное развитие тех, кто ей следует. В мире не существует более мощной силы, пытающейся повернуть развитие вспять. Но магометанство далеко ещё не пришло в упадок, это воинственная и прозелитическая вера. Она уже распространилась в Центральной Африке, выращивая бесстрашных воинов с каждым своим шагом. И если бы христианство не защищали сильные руки науки, которую (ислам) оказался не в силах одолеть, цивилизация современной Европы могла бы погибнуть, как и цивилизация древнего Рима. |
|
- Ещё более жёстко об исламе отзывался индийский политик Амбедкар из касты «неприкасаемых», боровшийся за равенство каст. По его мнению, мусульманское общество ещё больше преисполнено социальным злом по сравнению с индусским. Он критиковал распространённую среди мусульман классовую дискриминацию таких групп, как «арзалы» (аналог парий в индуизме), а также угнетение женщин (система «пурда»). Он писал, что хотя «пурда» практикуется также индусами, лишь среди мусульман эта система санкционирована самой религией, а не только традицией. Он критиковал исламский фанатизм, считая, что буквальное толкование Корана сделало исламское общество очень жёстким, неспособным к изменениям. Он также указывал, что в отличие от Турции или Ирана, индийским мусульманам не удалось реформировать своё общество.
Современная критика ислама
Наиболее известные современные критики ислама:
- Роберт Спенсер (англ.) — американский исследователь ислама и терроризма, автор шести книг, из которых две стали бестселлерами. Он — основатель и руководитель сайтов Jihad Watch и Dhimmi Watch, посвящённых исламским террористическим организациям во всём мире.[29]
- Серж Трифкович, американский историк сербского происхождения, журналист и политолог, автор книги «Меч пророка: Политически некорректное руководство по исламу» (Sword of the Prophet: The politically incorrect guide to Islam: History, Theology, Impact on the World (2002)). События книги относятся ко времени первых веков ислама, и в книге речь идёт о программе насилия, которой следовали первые мусульмане).
- Даниэль Пайпс — американский историк и аналитик, специалист по Ближнему Востоку, автор блога, где рассматривает мировые тенденции, в том числе политику исламских стран.
- Захария Бутрос — коптский священник и критик ислама, Корана и Мухаммеда; автор нескольких книг; ведет телепрограмму которая транслируется на Ближний Восток.
- Бат Йеор — английский историк, родилась в Египте, специализирующаяся в истории немусульман в мусульманских странах на Ближнем Востоке, и в частности истории христианских и еврейских дхимми.[30]
- Геерт Вилдерс, голландский политик, требующий запретить Коран в Нидерландах, поскольку, по его мнению, он вступает в противоречие с голландским правом.
- Видиадхар Найпол, лауреат Нобелевской премии, британский романист индусского происхождения, родившийся на Тринидаде, публично выступавший с критикой ислама. Найпол утверждает, что ислам оказал «разрушительное воздействие на обращённых людей», разрушив их прежнюю культуру и историю.[31]
- Бриджит Гэбриэл (англ.), основатель организации American Congress For Truth, автор книги «Потому что они ненавидят» (Because They Hate).
- Ориана Фаллачи, итальянская журналистка и романистка, автор трёх кратких книг, написанных по следам событий 11 сентября 2001 г., утверждающая, что «Западный мир находится в опасности, что его поглотит радикальный ислам».[32]
- Правые европейские и американские политики и журналисты, в частности, Том Танкредо (англ.), Ник Гриффин, Филипп де Вилье, Геерт Вилдерс, Пиа Кьерсгорд (англ.), Сюзанна Винтер (англ.), Майкл Севедж и Лора Шлессинджер (англ.).
- Блогеры: Хью Фицджеральд (англ.), Лоренс Остер, Фьёрдман.
- Писатели: Чудинова, Елена Петровна, автор романа «Мечеть Парижской Богоматери»
Ряд учёных, хотя и не называют себя критиками ислама, критикуют его частные аспекты:
- Бернард Льюис (англ.) считает, что атеисты, рабы и женщины рассматриваются исламским правом как самые низкие по сравнению с прочими социальными группами. В то же время, он пишет, что даже равенство свободных взрослых мужчин-мусульман (с прочими мусульманами) представляло собой значительный прогресс по сравнению с греко-римским миром и древней Персией.[33][34]
- Патрисия Кроун (англ.), историк, специалист по ранней истории ислама, соавтор вызвавшей противоречивую реакцию книги «Агаризм: создание исламского мира» (Hagarism: The Making of the Islamic World), посвящённой ранней истории ислама, где авторы приходят к выводам, отличающимся от традиционных взглядов на эту религию.
Атеисты
- Мишель Онфрей (англ.), французский философ. Онфрей известен критикой как ислама, так и других монотеистических религий. Нередко Онфрей пишет и говорит об «исламском фашизме», стимулом к которому, по его мнению, стала Исламская революция 1979 г. в Иране. Исламское вероучение он рассматривает как «архаичное по своей структуре», хотя в то же время критикует и западное «Общество потребления».[35]
- Ричард Докинз, известный биолог и публицист-атеист.[36].
- Сэм Харрис, автор бестселлера «Конец веры» (The End of Faith). По его мнению, умеренный ислам вряд ли возможен, поскольку исламский экстремизм есть результат буквального понимания Корана.[37]
- Кристофер Хитченс, журналист — критик «исламофашизма».
- Ричард Керриер (англ.), философ, специалист по древней истории, критикует Ислам на своём сайте Secular Web.[38]
- Патрик Конделл, комик и писатель, высмеивающий ислам в своих видеономерах.
Христиане-протестанты
- Пэт Робертсон, полагающий, что «ислам стремится захватить мир и не является религией мира», а также, что радикальные мусульмане являются «сатанистами», а Усама бин Ладен — «верным последователем Мухаммеда».[39][40]
- Джерри Фолуэлл, американский консервативный проповедник-баптист, назвавший Мухаммада «террористом».[41]
- Билли Франклин Грэм, описывающий ислам как «злую и извращённую религию». Ему принадлежит фраза: «пусть те, кто считает ислам „чудесным“, уедут куда-нибудь туда, где правит Талибан, и поживут там».[42]
- Альберт Молер-младший, президент Южной баптистской богословской семинарии, утверждающий, что исламское богословие вдохновляется демонической силой.[43]
- Среди прочих протестантов-евангелистов, критикующих ислам, известны Род Парсли (англ.), Билл Келлер (англ.) (телепроповедник) и Джерри Вайнс.
Православные христиане
Среди православных христиан наиболее известные критики ислама
Бывшие мусульмане
Бывшие мусульмане в основном направляют свою критику на обращение с женщинами и меньшинствами в мусульманском обществе. Почти все они проживают на Западе, некоторые сменили имена, обоснованно опасаясь преследования.
- Айаан Хирси писала о правах мусульманских женщин: «они хотят жить по своей вере, настолько хорошо, насколько это возможно, но их вера крадёт у них их права».[44]
- Таслима Насрин, бенгальский врач, позднее — писательница-феминистка. Критикует ислам в целом, считает себя светским гуманистом.
- Магди Аллам (англ.), итальянский журналист египетского происхождения, описывающий ислам как насильственный по своей природе, как основанный на «насилии и нетерпимости».[45] Обратился в католицизм и был крещён лично папой Бенедиктом XVI 23 марта 2008 г.
- Нони Дарвиш (англ.), основательница произраильского сайта «Арабы за Израиль», утверждающая, что «Ислам — больше, чем религия, это тоталитарное государство»[46] Она также является автором книги «Теперь они зовут меня неверной: почему я отвергла джихад ради Америки, Израиля и войны против террора» (Now They Call Me Infidel: Why I Renounced Jihad for America, Israel, and the War on Terror).
- Ньямко Сабуни, шведский министр интеграции и равенства полов, требует запрета чадры и хиджаба, также выступает за проведение обязательного гинекологического обследования школьниц, чтобы защитить их от женского обрезания. Как она заявила: «Я никогда не допущу, чтобы женщин и девушек угнетали во имя религии». По её словам, она не намерена реформировать ислам, но всего лишь требует отказа от «недопустимой» практики. Получала угрозы убийства.[47]
- Захария Анани (англ.), бывший боевик ливанского суннитского ополчения. Анани заявляет, что исламское вероучение не учит ничему другому, кроме как «прятаться в засаде, хватать и убивать» неверных, особенно евреев и христиан.[48]
- Халид Дуран (англ.), специалист по истории, социологии и политике исламского мира, автор термина «исламофашизм». Этим термином он описывает политику, когда исламское духовенство вмешивается в государственные дела и активно пытается влиять на вопросы частной жизни.[49]
- Эхсан Джами (англ.), нидерландский политик, критиковавший Мухаммада, называвший его «преступником».[50]
- Марьям Намази (англ.), коммунистический активист, глава «Совета бывших мусульман Британии» (филиал «Центрального совета бывших мусульман»).[51]
- Анвар Шайх (англ.), автор нескольких книг, критикующих и разоблачающих ислам.
- Валид Шебат, бывший член Организации освобождения Палестины, принимавший участие в терактах против израильских целей[52]. Он заявил, что «…светские догмы, вроде нацизма, менее опасны, чем исламофашизм, который мы наблюдаем сегодня … поскольку исламофашизм имеет религиозную окраску; он говорит „Господь Всемогущий приказал вам делать это“. Он пытается разрастисть последователей в 25 мусульманских странах. Поэтому в перспективе Вы столкнетёсь с тем, что их успех в несколько раз превзойдёт успех нацистской Германии, если они продолжат действовать в том же направлении».[53]"
- Ибн Варрак, философ и писатель пакистанского происхождения, основатель Института секуляризации исламского общества (Institute for the Secularisation of Islamic Society), старший исследователь в Центре исследований (Center for Inquiry) специализируется в критике Корана.
- Вафа Султан отмечала, что пророки ислама говорили: «Мне было приказано сражаться против людей, пока они не поверят в Аллаха и его Посланника». Вафа Султан призвала исламских богословов пересмотреть свои взгляды и работы и изъять оттуда призывы сражаться против людей, которые не являются мусульманами.[54] В настоящее время д-р Султан скрывается от публики, опасаясь за свою жизнь и безопасность семьи после того, как её интервью было продемонстрировано на канале Аль-Джазира.[55]
- Иршад Манджи, канадская журналистка-феминистка и автор книги The Trouble with Islam.[56]
- Ахмед аль-Рахим, основатель Американского исламского конгресса (American Islamic Congress), утверждал, что «мечети в Америке учат ненависти, а не миру».[57]
- Насер Хадер, датский политик и депутат, основатель партии Умеренных мусульман.
- Яхья Хасан, датский поэт, сын палестинских иммигрантов. В своих книгах и публичных выступлениях обвиняет старшее поколение мусульман иммигрантов в Дании, их лицемерие и криминальное поведение, нежелание интегрироваться и паразитизм на социальной системе страны, нетерпимость к критике и стремление прикрываться исламом, даже нарушая его заветы. Подвергался угрозам и нападению в Дании, некоторое время находился под защитой местного внутреннего агентства безопасности и разведки.
Ответы на критику ислама
- Дип Кумар в своей статье «Ответ на критику исламофобов» говорит[58]:
«История ислама не более жестока, чем история какой-либо другой религии. Может быть критики не слышали о крестовых походах? Сопряжение ислама с насилием это расизм. Позвольте мне пояснить для тех, кто не может понять: когда вы берете действия нескольких людей и обобщаете их на всю группу — на всех мусульман или всех арабов, то это расизм. Когда целая группа подвергается дискриминации из-за их религии, то это расизм. Из мусульман в настоящее время делают козлов отпущения, чтобы оправдать войну, которая рушит жизни миллионов людей…»
- Эдвард Саид в своем очерке заявляет о значительном уклоне, ангажированности востоковедов, которые исследуют ислам. Он утверждает, что на ислам смотрят с враждебностью и страхом по религиозным и политическим причинам.
- Кэти Йонг из «Reason Magazine» утверждает, что растущая тенденция антиисламских настроений вытекает из среды, в которой такая критика является популярной, модной.[59]
- Джоном Эспозито написано много статей об исламе и исламском мире. В частности он рассматривает такие вопросы как воинствующий ислам, ношение чадры женщинами, проблемы демократии[60][61]. Эспозито решительно оспаривает многие мифы об исламе. Он считает, что «слишком часто при освещении ислама и мусульманского мира предполагается существование монолитной системы, в которой все мусульмане одинаковы». По его мнению, такая точка зрения является очень наивной и неоправданно скрывает важные различия внутри мусульманского мира[62].
- Уильям Монтгомери Уотт утверждает, что деятельность Мухаммеда нужно оценивать по меркам его времени и места, а не по «самым продвинутым взглядам сегодняшнего Запада»[63].
- Карен Армстронг находит в учении Мухаммеда призыв к миру и терпимости. Армстронг считает, что призывы к войне в Коране указывают на долг каждого мусульманина бороться за справедливость в обществе[64].
- Хиллари Клинтон (Первая леди Соединенных Штатов в период с 1993 по 2001 год) говорит, что «Ислам является наиболее быстрорастущей религией в Америке, гарантом стабильности для многих людей…»[65]
- Мухаммад Али Моар утверждает, что Коран уже содержит раннюю критику и ответы на эту критику. Ничего более важного поздние критики не добавили[66].
- Ибрахим Халиль Филобус, бывший коптский священник, изучавший теологию и получивший диплом Принстонского университета, говорит:
Я обучал студентов основам ислама и «попутно» распространял среди них ложные измышления против религии мусульман, придуманные их врагами и христианскими миссионерами. В то же время я решил глубже изучить ислам, но работы немусульманских авторов меня уже не устраивали. Я был настолько уверен в себе, что начал читать книги, написанные мусульманскими учеными. Также, я решил полностью прочитать Коран и понять его смысл. Во всех этих моих начинаниях мною двигала любовь к знаниям и стремление получить как можно больше доказательств против ислама. Но результат, однако, оказался противоположным. Мои убеждения пошатнулись, борьба противоречий начала сжигать меня изнутри. Все чему я учился ранее, и то к чему я призывал людей — оказалось ложью. Но я не хотел мириться с правдой и попытался преодолеть внутренний кризис, продолжив свою миссионерскую деятельность[67][68][69].
Оригинальный текст (англ.)I used to teach Islam in the faculty as well as the faulty misconceptions spread by its enemies and the missionaries against it. During that period I decided to enlarge my study of Islam, so that I should not read the missionaries books on it only. I had so much faith in myself that I was confirmed to read the other point of view. Thus I began to read books written by Muslim authors. I also decided to read the Qur'an and understand its meanings. This was implied by my love of knowledge and moved by my desire to add more proofs against Islam. The result was, however, exactly the reverse. My position began to shake and I started to feel an internal strong struggle and I discovered the falsehood of everything I had studied and preached to the people. But I could not face myself bravely and tried instead to overcome this internal crisis and continue my work.
- В исследовании группы Gallup отмечается что большинство людей неприязненно относящихся к исламу, ничего о нём не знают или имеют очень смутные представления о нём.[70]
Критика правдивости исламских священных текстов
Правдивость Корана
Мусульмане верят, что Коран — слово Аллаха, и что по данной причине он не может содержать ошибок или противоречий, и должен считаться безупречным с научной точки зрения.
Критики приводят следующие аргументы:
- Коран содержит неверные космологические представления и объяснения наблюдаемых феноменов.[38]
- Коран содержит множество стихов, противоречащих друг другу.[73]
- Коран — не оригинальное произведение, но содержит заметные следы влияния зороастризма, иудаизма, сабейства и самаритянского культа. Американский миссионер Сэмюэл Звемер считал, что Коран «является не изобретением, а компиляцией; в нём нет ничего нового, кроме гения Мухаммеда, который смешал старые ингредиенты в новую панацею для человечества и навязал её силой меча.»[74]
- Наиболее древние списки Корана (рукописи из Саны, обнаруженные в Йемене в 1972)[75] содержат отличия от традиционной версии.[76] Критики считают это доказательством того, что Коран менялся с течением времени.[77]
В статье, опубликованной в 1999 г. в журнале The Atlantic Monthly, Герд Пуйн, немецкий специалист по коранической палеографии, говорит:[78]
|
|
По моему мнению, Коран представляет собой коктейль из текстов, которые были не до конца понятны даже во времена «Пророка». Многие из них, вероятно, были на сотни лет старше самого ислама. Даже внутри самой исламской традиции имеется большое количество противоречивой информации, включая значительный христианский субстрат. При желании из них можно вывести всю исламскую антиисторию. Коран заявляет о себе, что он является «мубин» — ясным, — но если посмотреть на него внимательно, Вы заметите, что примерно каждое пятое предложение просто не имеет смысла. Многие мусульмане, разумеется, заявят Вам противоположное, но факт состоит в том, что каждое пятое предложение из текста Корана понять невозможно. Вот что традиционно вызывало трудности при переводе. Если Коран непонятен, если даже по-арабски его невозможно понять, тогда его невозможно перевести на любой другой язык. Вот чего боятся мусульмане. Ведь Коран постоянно повторяет, что он ясный и понятный, но в действительности таким не является, — в этом имеется явное и серьёзное противоречие. |
|
- Согласно некоторым исламским авторам, в Коране имелись два стиха — так называемые «сатанинские аяты», — которые «Пророк» Мухаммед произнёс, находясь под влиянием Иблиса. В стихах языческие богини ал-Лат, ал-Манат и ал-Узза именовались «дочерьми Аллаха».[79][80]
Ответы на критику Корана
Большинство других мусульманских богословов (например Ахмед Дидат), утверждают, что кажущиеся противоречия вокруг стихов в Коране можно легко опровергнуть, если понимать эти стихи в их контексте. Они также утверждают, что Коран сам по себе представляет собой непростую задачу для того, кто захочет найти в нём противоречие и доказать, что его автором не был Аллах[81]; все они затем ссылаются на следующий стих:
|
|
Разве они тогда не задумаются о Коране? Если бы он был от кого-то иного, чем Аллах, они бы нашли в нём немало противоречий. (Коран, сура (Ан-Ниса) 4, аят 82) |
|
- О сходстве с другими священными писаниями
Такие авторы, как С. М. Сайфулла, указывают на то, что каждому народу был послан вестник Аллаха. Первичную роль играет концепция тавхида (монотеизма), а вторичную — шариат, то есть правовые обычаи, которые могут быть различны для разных стран[82]; они основывают свои аргументы на следующих коранических стихах:
|
|
И воистину, мы посылали почти в каждую умму (сообщество, народ) Посланника (со словами): "Молитесь (только) Аллаху, и избегайте ложных богов". Тогда из них были некоторые, которые повиновались Аллаху, и некоторые, которые заблудились. Поэтому путешествуйте по земле и смотрите, каков был конец тех, кто отрицал истину. (Коран, сура (Ан-Нахль) 16, аят 36) |
|
Таким образом, мусульмане верят, что их обязанностью является верить в пророков, которых упоминали Мухаммед и Коран.[83] Мусульмане верят, что к другим народам были ниспосланы свои пророки, которые несли весть от Бога. Так как источник их пророчеств был един (Аллах), то и некоторые сходства возможны. Мусульмане утверждают, что сходство между несколькими или двумя произведениями или книгами само по себе не есть достаточное доказательство, что одно скопировано с другого, или позднейшее с более раннего — они оба могут быть основаны на простом третьем источнике. В исламе считается, что есть определенная часть Библии, которая могла остаться неповрежденной, и оба откровения происходят от Бога. Этим и объясняется существование соответствий.
В городе Сана (Йемен) при ремонте соборной мечети были обнаружены более 40 тысяч древних фрагментов отдельных списков Корана[84]. Сенсационные находки хранилищ древних Коранов также были сделаны в Мешхеде, Каире, Дамаске, Кайруане. По программе ЮНЕСКО «Память мира» был составлен CD содержащий некоторые рукописи Корана из мечети Сана. Диск содержит рукописи написанные почерком хиджази, которые датируются 1 веком хиджры, один из которых относится к ранним годам 1-го столетия[85]. В одной только этой находке среди рукописей было найдено 83 % текста Корана[86] Радиоуглеродный анализ рукописей Корана показал их раннюю (1-2 годы хиджры) датировку[87], что указывает на аутентичность текстов Корана. Также учеными найдено огромное количество надписей, содержащих цитаты из Корана, на монетах, стенах мечетей, которые датируются первым веком хиджры[88]. Существует огромное количество ранних, первого века хиджры, рукописей Корана. Некоторые фрагменты ранних рукописей Корана изучены востоковедами, например Nabia Abbott в своей работе «The Rise of the North Arabic script and its Kur’anic development, with a full description of the Kur’an manuscripts in the Oriental Institute»[89].
Выдающиеся знатоки хадисов — аль-Байхаки, Имам аль-Бухари, ан-Навави, Муслим и многие другие, говорили об истории, как об очевидной фальсификации. В частности, ан-Навави сказал: «В этой истории нет ничего правдоподобного ни с точки зрения повествования, ни с точки зрения логики». Когда у Ибн Исхака спросили об этой истории, он, не сомневаясь, ответил: «Эта история сфальсифицирована безбожниками». Фахр ад-Дин Рази также доказывал безосновательность этой истории.
Аль-Байхаки сказал: «Эта история недостоверна с точки зрения передачи» (то есть иснад её недостоверен). Ибн Хузайма сказал: «Эта история придумана зиндиками (врагами ислама, которые борются с исламом, притворяясь мусульманами)».
По мнению А. А. Али-заде и В. С. Полосина, историки просто описали слухи, которые циркулировали среди прочих народных слухов. Никакой ценности как факт истории они не представляют. Текстологический анализ показывает абсолютную невозможность вставки в суру «Ан-Наджм» указанных «сатанинских, многобожеских» аятов[90].
Правдивость хадисов
Хадисы — мусульманская устная традиция, собранная в Сунне (слова и деяния Мухаммеда). Хадисы являются извлечениями из трудов мусульманских писателей с 844 по 874 гг., то есть по прошествии более 200 лет после смерти Мухаммеда в 632 г.[91] В целом, для мусульман хадисы являются вторыми по важности в вопросах обоснования веры после сур Корана,[92] хотя некоторые учёные призывают опираться на традиции уммы (мусульманского сообщества), а не только лишь на хадисы.[93]. Большинство наших знаний о жизни пророка Мухаммеда происходит из хадисов. Многие исламские практики (например, Столпы ислама) происходят из хадисов.
Тем не менее существует критика исторической надёжности хадисов. Джон Эспозито отмечает, что «современная западная наука серьёзно поставила под вопрос историчность и подлинность хадисов» на том основании, что «целая куча традиций, приписываемых пророку Мухаммеду, фактически возникли намного позже». Он ссылается на исследователя Йозефа Шахта, который «не обнаружил свидетельств правовых традиций до 722 года», из чего сделал вывод, что «Сунна пророка не является словом и делом пророка, но апокрифом» более позднего происхождения.[94]
Другие западные учёные, например Вильферд Маделунг, больше доверяют исламским традициям и критикуют историков, проявляющих «крайнее недоверие» к мусульманским литературным источникам ранней эпохи ислама. Ведь существует целая наука изучающая хадисы (ильм би ад-дарият или усулюль хадис), которую основали сподвижники Мухаммада и развили ранние ученые мухаддисы, которая имеет четкую методологию и инструментарий анализа. Так достоверный хадис (сахих) должен отвечать следующим условиям:
- Непрерывность цепи передатчиков хадиса, когда известно имя каждого передатчика, причём первый из них должен был слышать хадис прямо из уст самого Мухаммада.
- Добросовестность передатчика, высокая степень его приверженности религии, исключающая возможность сознательного возведения лжи на пророка.
- Абсолютная точность передачи хадиса. При этом предпочтение отдаётся хадису, который был передан сразу несколькими сподвижниками независимо друг от друга.
Внутри ислама различные школы и секты имеют разные точки зрения на отношение к хадисам и их толкование. Четыре суннитских школы считают хадисы вторым по важности источником после Корана и различаются только в том, насколько большая свобода интерпретации допускается в толковании источников исламского права.[95] Шиитские учёные не согласны с суннитскими по вопросу о достоверности хадисов. Шииты считают Сунну Али и Имамов таким же надёжным источником, как Сунну Мухаммеда, и в результате используют свой собственный набор хадисов.[96]
Наконец, среди мусульман есть те, кто полностью или почти полностью отрицают авторитет хадисов (периодически среди мусульман возникали движения, требовавшие считать истинным только Коран). На заре исламской истории существовала школа, исповедовавшая такие взгляды, но она пришла в упадок после критики аш-Шафии. Дэниэл Браун описывает современное движение против хадисов, которое достигло пика в 1950-е — 1960-е гг., но сейчас переживает упадок[97].
Критика исламской морали
Критика морали Мухаммеда
Мусульмане считают Мухаммеда «печатью пророков» (последним из пророков, после которого не может быть иных), принесшим последнее Божественное откровение в виде Корана. Мусульмане верят в то, что Мухаммед был справедливым, святым, больше чем просто посланцем Аллаха. С другой стороны, критики, такие как Кёлле или Ибн Варрак, а также ряд немусульман, рассматривают ряд его действий как аморальные.[5][7] Исламские учёные не согласны, особенно в свете сравнения Мухаммеда с ветхозаветными пророками. Уотт, например, пишет, что Мухаммеда нужно оценивать по меркам его собственного времени и страны, а не с точки зрения «самых просвещённых жителей современного Запада».
Основные обвинения:
- Санкции на убийства инакомыслящих (хотя на деле убит был лишь один противник ислама, остальным различными путями удалось получить помилование[98]).
- Женитьба на малолетней Аише. Однако среди мусульманских богословов о возрасте Аиши существуют разные и довольно противоречивые сведения. Традиционно считается что на момент вступления в брак с Мухаммедом ей было 9 лет[99][100][101][102][103][104][105][106][107][108], а по другим данным ей было десять лет уже на момент свадьбы.[109] Также имеются данные некоторых исторических хроник, согласно которым ей было пятнадцать или даже семнадцать лет.[110][111] В мусульманских источниках и исследованиях фигурирует различный возраст Аиши. В то же время, у Ибн Хишама и некоторых других историков имеется информация о том, что Аиша была в числе первых принявших ислам людей, а это означает, что в момент брака ей было 15 лет.[110] Кроме того, некоторые историки и исследователи приводят данные о том, что до Мухаммада к ней посватался Джубейр ибн Мутим, и она была старше 17 лет. Также, многие исторические хроники дают информацию о сестре Аиши Асме, которая умерла в возрасте 100 лет в 73 году хиджры. Это означает, что во время хиджры — переселения Мухаммада из Мекки в Медину — ей было 27 лет. В то же время известно, что Аиша была младше её на 10 лет. А это, в свою очередь, означает, что к моменту её брака с Мухаммадом ей было 17 лет.[111]
Критика моральных положений Корана
Мусульмане верят, что Коран — прямые слова Бога, переданные пророку Мухаммеду через архангела Джебраила. Критика в адрес Корана ставит под сомнение традиционные убеждения мусульман о составе Корана и его содержании:
- насилие напрямую подразумевается в коранических текстах, и что ислам в своей основе (а не только во взглядах «исламистов») поддерживает терроризм.[114][115]
- в Коране отстаивается необходимость смертной казни.[116][117]
- Коран несовместим с другими религиозными писаниями, он нападает на иноверцев и вызывает ненависть к приверженцам иных религий.[8][118][119][120]
Права человека: отступничество
Отступничество согласно исламскому праву
Бернард Льюис отмечает:
|
|
Наказанием за отступничество, согласно шариату, является смерть. Ислам — надгосударство, а не просто религиозная община. Таким образом, он рассматривает отступничество как измену. Это … неповиновение, отказ от религиозной веры и лояльности.[34] |
|
Все четыре суннитских школы исламского права, как и шиитские богословы, согласны в том, что находящийся в здравом уме взрослый мужчина-отступник должен быть казнён. Женщина-отступница может быть приговорена к смерти, согласно мнению большинства, или помещена в заключение, пока не раскается, как считают иные.[121]
Историк М. Хеффенинг отмечает, что хотя Коран угрожает отступникам наказанием только после смерти, традиционно им грозит смертная казнь. Исламский богослов Мухаммад ибн Идрис аш-Шафии истолковывает стих 2:217 Корана как якобы призывающий к смертной казни.[122] Историк Ваэль Халлак отмечает, что более позднее добавление смертного наказания «отражает более поздние реалии и не соответствует деяниям пророка». Далее он отмечает, что «ничто в законе по вопросу об отступниках и отступничестве не вытекает прямо из буквы священного текста».[123]
Уильям Монтгомери Уотт в ответ на вопрос об исламском праве, которое на Западе рассматривается как «жестокое», пишет: «Согласно исламскому учению, такие наказания могли быть приемлемыми для того времени, когда жил Мухаммед. Однако, поскольку общество с тех пор продвинулось вперёд, они больше не пригодны».[124]
Некоторые современные исламские юристы — как сунниты, так и шииты, а также другие мусульмане — сторонники «только Корана» (без хадисов), утверждали или даже выпускали фетвы о том, что перемена религии либо не подлежит наказанию, либо может быть наказана при ограниченных обстоятельствах.[125][126][127][128][129][130][131][132] Например, Аятолла Монтазери считает, что ни один стих Корана не предписывает земного наказания за отступничество, и добавляет: вполне можно допустить, что наказание было предписано Мухаммедом в ранние годы ислама по причине жёсткого политического противостояния между мусульманами и язычниками, а вовсе не по причине смены веры как таковой. Монтазери определяет разные типы отступничества. Он не считает, что смена веры в результате духовных исканий достойна смерти, но требует смертной казни за отказ от ислама по причине ненависти к мусульманам.[133]
Современное отношение к обвиняемым в отступничестве
Сегодня в Организации «исламская конференция» состоят 57 государств, из которых пять рассматривают отступничество от ислама как преступление, наказуемое смертной казнью: Афганистан, Саудовская Аравия, Иран, Судан и Йемен. По сообщениям Госдепартамента США, о казнях по подобным мотивам в Саудовской Аравии не было сообщений в последние несколько лет.[134] С другой стороны, в Пакистане широко распространены нападения на предполагаемых отступников.[135]
Дело афганца Абдул Рахмана получило мировую огласку. В начале 2006 г. Рахман был арестован афганской полицией по обвинению в обращении из ислама в христианство, за что в Афганистане предусмотрена смертная казнь. Многие мусульманские священники Афганистана настойчиво требовали смертной казни, однако под международным давлением (включая публичное заявление Госсекретаря США Кондолизы Райс) он был отпущен и получил тайное убежище в Италии.[136][137]
- Наср Абу Зайд и Фараг Фуда
В 1993 г. египетский профессор Наср Абу Зайд был принудительно разведен с его женой египетским судом, на основании того, что его спорные статьи о Коране якобы являлись свидетельством его отступничества от ислама. Позднее он бежал вместе с женой в Европу.[138] (В Европе его брак признается действительным.)
Ещё один египетский профессор — Фараг Фуда — был убит в 1992 г. человеком в маске после того, как он раскритиковал исламских фундаменталистов и объявил о своих планах по созданию объединённого движения египтян всех религий.[139]
Отступничество и права человека
Критики утверждают, что ряд широко распространённых традиций ислама, основанных на интерпретации Корана, несовместимы с нормами прав человека, признающими право на перемену религии.[140][141]
В частности, статья 18 Всеобщей декларации прав человека[142] гласит:
|
|
Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных обрядов. |
|
В дополнение к этому, статья 18 (2) МПГПП гласит:
|
|
Никто не может быть подвергнут принуждению, которое бы ограничило его свободу иметь или принимать религию по своему выбору. |
|
Право мусульман на перемену вероисповедания не допускается иранским шариатом, который прямо запрещает подобное[140][141][143]
В странах с шариатским правом (в частности: Судан, Иран, Саудовская Аравия) предусмотрена смертная казнь за отступничество от ислама.[144].
В 1990 г. Организация "Исламская конференция" опубликовала отдельную Каирскую декларацию о правах человека в исламе, соответствующую нормам шариата.[145]. Хотя данная декларация гарантирует многие из прав, предусмотренных декларацией ООН, она не даёт мусульманам права переходить в иную религию и ограничивает свободу слова недопущением высказываний, противоречащих исламскому праву.
Саид Абуль Ала Маудуди, основатель организации Джамаати Ислами,[146] написал книгу под названием «Права человека в исламе» (Human Rights in Islam)[147], в которой утверждает, что уважение к правам человека всегда было свойственно шариату и в целом исламскому вероучению,[148] и критикует распространённое на Западе мнение, что первое несовместимо со вторым.[149]. Большинство западных критиков его книги не согласны с представленным анализом.[150][151][152]
Женщины
Положение женщин является традиционным пунктом критики ислама. Так, католическая и православная церкви предостерегают женщин-христианок от желания выйти замуж за мусульман в связи с более низким статусом женщин в исламской традиции, отсутствием материнских прав на детей в мусульманских странах и возможным активным неприятием супругом их веры.[153]
Муж имеет право применять физическое насилие в отношении жены, жена такого права не имеет.
|
|
Мужья - попечители [своих] жён, поскольку Аллах дал одним людям преимущество перед другими и поскольку мужья расходуют [на содержание жён] средства из своего имущества. Добродетельные женщины преданы [своим мужьям] и хранят честь, которую Аллах велел беречь. А тех жён, в верности которых вы не уверены, [сначала] увещевайте, [потом] избегайте их на супружеском ложе и, [наконец], побивайте. Если же они повинуются вам, то не обижайте их. Воистину, Аллах - возвышен, велик[154] |
|
Гомосексуальность
Критики, такие как активистка лесбийского движения Иршад Манджи (родом из мусульманской семьи)[155], бывший мусульманин Эхсан Джами и голландская общественная деятельница и бывшая мусульманка Айяан Хирси Али раскритиковали отношение ислама к гомосексуалам. Большинство международных организаций по защите прав человека и, в частности, Human Rights Watch и Amnesty International осуждают шариат, рассматривающий гомосексуальные отношения между взрослыми как преступление. В 1994 г. Комитет ООН по правам человека также постановил, что такие законы нарушают право на частную жизнь, гарантированное Всеобщей декларацией прав человека и Международной конвенцией о гражданских и политических правах. Несмотря на это, большинство мусульманских государств настаивают на том, что такие законы необходимы для защиты исламской морали и чести[156].
Насилие в отношении критиков ислама
Несмотря на утверждения, что первоисточники ислама (Коран и хадисы) объявляют его «религией мира», а насилие строго ограничено законами джихада, ислам подвергается критике за то, что его последователи проявляют нетерпимость и насилие по отношению к критикам, вследствие чего не являются правоверными мусульманами[157]:
- Ибн Варрак собрал и опубликовал сообщения о бесчеловечном обращении с отрекшимися от ислама, попавшими в руки исламских органов власти.[6]
- Кристоф Люксенберг — профессор из Германии. Вынужден работать под псевдонимом, поскольку опасается, что его новая книга о происхождении Корана сделает его мишенью для насилия.[158]
- Туран Дурсун был первоначально имамом и муфтием, но после интенсивной религиозной учёбы изменил свои взгляды на религию, и стал известным турецким религиозным критиком и правозащитником. 4 сентября 1990 года, Дурсун был застрелен при выходе из дома.
- Хашем Агаджари — иранский профессор университета. Был первоначально приговорён к смерти за речь, в которой критиковал ряд явлений в иранской исламской практике, которые, по его мнению, противоречили первоначальным принципам ислама, в частности за его слова, что мусульмане — «не обезьяны и не должны слепо следовать своим священнослужителям». Позднее приговор был смягчён и изменён на три года заключения, и в 2004 г. он был досрочно выпущен на свободу.[159][160][161]
- В 1980-е гг. были изданы фетвы против писателя Салмана Рушди и активистки Таслимы Насрин за их «оскорбительные комментарии» в адрес ислама.[162]
- 2 ноября 2004 нидерландский кинопродюсер Тео ван Гог был убит рождённым в Нидерландах Мохаммедом Буйери за его 10-минутный фильм «Подчинение», где критически рассматривалось обращение мусульман с женщинами. Письмо с угрозами автору сценария Айаан Али Хирси было приколото к телу ножом. Хирси скрылась немедленно после убийства.[163]
- 30 сентября 2005 датская газета Jyllands-Posten опубликовала карикатуры с изображением пророка Мухаммеда. Карикатуры были перепечатаны (в ряде случаев — уже на волне разгоревшегося скандала) в ряде газет, в том числе в арабских странах. Это вызвало протесты во всём мусульманском мире, в ряде случаев приведшие к насилию, поджогам датского и норвежского посольств в Сирии, сожжению флагов Дании и Германии в Секторе Газа, нападению на здания европейских организаций.[164] В результате данных беспорядков во всём мире погибло не менее 139 человек и 823 получили ранения.[165]
- Вскоре после скандала с карикатурами Ахмед Аккари, представитель группы датских имамов, которые отправились в поездку по странам Ближнего востока с целью найти поддержку в скандале с карикатурами, заявил по поводу либерального датского политика Насера Хадера: «…если Хадер станет министром интеграции, не найдётся ли кто-нибудь, кто бы послал двух парней взорвать его самого и его министерство?…», [www.savefile.com/files.php?fid=6735165 Vid. (Fr.)] Хадер заявил, что ему придётся подумать о том, продолжать ли или нет его политическую деятельность. Когда позднее Аккари спросили по поводу его заявления, тот сказал, что «пошутил». Позднее, 1 апреля 2006 г., Хадер объявил, что возвращается в политику. Вскоре Хадер основал движение умеренных мусульман в Дании.
- 19 сентября 2006 французский писатель и философ Робер Редекер написал редакторскую статью для консервативного журнала Le Figaro, в которой критиковал ислам и Мухаммеда: «Безжалостным был предводитель, истреблявший Евреев и имевший нескольких жён, так описывает пророка Мухаммеда Священный Коран»; Вскоре, он стал получать угрозы и был вынужден скрываться.[166]
- 4 августа 2007 Эхсан Джами подвергся нападению трёх человек в своём городе Фоорбург в Нидерландах. Общественное мнение считает, что нападение было связано с его деятельностью в Центральном комитете бывших мусульман.[167]
- 19 ноября 2009 прямо в храме св. Фомы на юге Москвы после неоднократных угроз был застрелен православный священник Даниил Сысоев, его помощник ранен. Настоятель храма святого Фомы отец Даниил был одним из самых активных миссионеров Русской православной церкви. Т. н. «муджахиды» взяли на себя ответственность за это убийство на одном из экстремистских сайтов[168]. Сообщается, что «убийца родом не с Кавказа, но проникся радикальными идеями и принес присягу амиру мусульман Абу Усману». Отец Даниил Сысоев активно выступал с критикой ислама как такового, описывая его как заблуждение, пропагандируя не только осуждение радикальных течений: ваххабизма, доктрины установления т. н. «Всемирного халифата» и терроризма, но развенчание ислама в целом, как подделку послания Бога людям, как мистификацию, подстроенную диаволом при помощи обманутого им Мухаммеда. О. Даниил Сысоев был убеждён, ввиду решения по этому поводу, вынесенного Константинопольским Собором 1180 г., что Аллах мусульман не является Создателем, «…это некая карикатура на Бога, возникшая в голове у Мухаммеда под воздействием злых сил», а Коран — выдумка Мухаммеда, которую он создал, ошибочно поняв отрывки из Ветхого и Нового Заветов[169][170]. О. Даниил ратовал за ограничение возможности предоставления исламу в России равных прав с православием ввиду деструктивных толкований текстов Корана, призывающих убивать т. н. «неверных», строить всемирный Халифат силой оружия и подавления: «Земля мира» — это страны шариата, «Земля войны» — все остальные страны которые «пока» не живут по законам шариата.[171] Также о. Даниил считал что российское общество должно жить по секуляритивным законам, основанным на христианских ценностях, в частности ценности свободы выбора и свободы человеческой личности — в отличие от шариатского общества, предписывающего казнить человека из числа мусульман, принявшего другую веру по своему свободному выбору. Осуждал О. Даниил и моральный облик исламского пророка Мухаммеда, в частности его семейную жизнь и взятие в жёны 9-летней второй жены Айши, с чего в исламском мире пошла традиция брать в жён девочек с 9-ти лет. Принял участие в двух открытых диспутах христиан и мусульман в Москве . В глазах последних о. Даниил снискал репутацию «врага Аллаха» и человека, «поносящего ислам», в ходе чего Сысоев неоднократно получал угрозы, причём их количество и ассортимент вызывали по словам самого о. Даниила, улыбку: казнить его обещали разными способами, от мучительного до «приятного». В результате был выбран беспрецедентный способ убийства — в храме[172].
Влияние духовенства на интеграцию исламских мигрантов в Европе, США и Австралии
За последние годы существенно возросла эмиграция из мусульманских стран в Европу, что стало причиной конфликтов между этими эмигрантамии и коренными жителями европейских стран. Консервативные установки мусульман в отношении ряда вопросов современности вызвали большие споры в Европе и за её пределами, в особенности спорным для специалистов является вопрос, в какой степени данные консервативные установки являются результатом исламской веры.[173] Резко негативное отношение мусульман к попыткам ассимиляции их в западном обществе, по мнению ряда исследователей[каких?] заключается в боязни подавления тех или иных культурно-языковых проявлений. В Дании было введено ограничение[когда?] по возрасту на вступление в брак с лицом, рождённым за рубежом, которое в настоящий момент составляет 24 года. Данный закон был принят с целью ограничения браков по договорённости между родителями, нередких среди мусульманских эмигрантов в Дании. Одним из ярких критиков лицемерия в среде датских мусульман-мигрантов является поэт Яхья Хасан, палестинец по происхождению, родившийся и выросший в семье мусульман, придерживающийся атеистического мировоззрения. В своих стихах он жёстко критикует паразитизм на социальной системе страны и нетерпимость к критике, присущие мусульманам, живущим в Дании.
Ряд критиков утверждают, что ислам несовместим с гражданским обществом.[174] На их критику возможно повлияло резкое неприятие мультикультурализма со стороны течения «новых философов». Жаркую полемику на эту тему развернули Паскаль Брюкнер[175] и Поль Клитёр.[176] Эти философы считают мультикультурализм изобретением просвещённой элиты, которая не считает возможным предоставить демократические права оставшейся части человечества, привязывая людей к их корням. Они считают, что подобный подход позволяет исламу закреплять и распространять ограничение прав женщин и гомосексуалистов, а в ряде стран практиковать рабство.
Наука
По мнению ряда исследователей[кого?], современный ислам негативно влияет на научно-технический прогресс. В качестве доказательств приводятся статистические данные по развитию науки в исламских странах. Согласно данным Международного Исламского Университета в Малайзии, страны, входящие в Организацию «Всемирный исламский конгресс» имеют на 1000 человек населения всего 8,5 учёных, инженеров, и техников, что в 5 раз меньше среднего значения по миру. Исламские страны в среднем тратят 0,3 % валового национального продукта на научные исследования — в 8 раз меньше среднемирового значения. Согласно отчетам американского Национального научного фонда от 2003 года, половина из 28 стран, внесших наименьший вклад в мировую научную литературу — страны «Исламского Конгресса». По данным от 2006 года, среди 200 лучших вузов мира только 2 исламских[177]. Общее количество литературы, переведенной во всех исламских странах за год, составляет лишь одну пятую от количества переводов, делаемых в одной Греции[178].
Аномалии в исламе
Под аномалиями понимают ряд явлений, связанных с местными традициями обращённых в ислам народов, под которые позднее местные толкователи шариата подвели юридическую базу, но которые, однако, либо вовсе не предусмотрены Кораном, либо находятся в прямом противоречии с ним. Среди аномалий можно отметить:
- Касты в исламских странах Южной Азии, сохранившиеся как пережиток индуизма[179].
- Женское обрезание (в основном страны Африки, причина — невежество населения в канонах ислама и вообще, местные обычаи).
См. также
- Джизья
- Даниил Сысоев
- Женщины в исламе
- Исламский терроризм
- Аль-Каида
- Исламофашизм
- Высказывания об исламе папы Бенедикта XVI
- Карикатурный скандал 2005—2006 годов
- Нападения на дипломатические миссии США (2012)
- Фитна (фильм)
- Сатанинские стихи
- Исламский либерализм
- Исламофобия
- Религиозная сегрегация
- Религиозная дискриминация
- Критика религии
- Антиклерикализм
Напишите отзыв о статье "Критика ислама"
Примечания
- ↑ De Haeresibus, Иоанн Дамаскин // См. Migne. Patrologia Graeca, vol. 94, 1864, cols 763-73. Перевод на английский язык преподобного Джона У. Воорхиса появился в журнале THE MOSLEM WORLD, October 1954, pp. 392—398.
- ↑ 1 2 Warraq Ibn. Leaving Islam: Apostates Speak Out. — Prometheus Books, 2003. — P. 67. — ISBN ISBN 1-59102-068-9.
- ↑ 1 2 Ibn Kammuna, Examination of the Three Faiths, trans. Moshe Perlmann (Berkeley and Los Angeles, 1971), pp. 148-49
- ↑ 1 2 [www.firstthings.com/ftissues/ft9902/novak.html The Mind of Maimonides], by David Novak, retrieved April 29, 2006
- ↑ 1 2 3 4 [www.newadvent.org/cathen/10424a.htm Mohammed and Mohammedanism], by Gabriel Oussani, Catholic Encyclopedia, retrieved April 16, 2006
- ↑ 1 2 Bostom, Andrew. [www.frontpagemag.com/Articles/ReadArticle.asp?ID=9000 Islamic Apostates' Tales - A Review of Leaving Islam by Ibn Warraq], FrontPageMag (21 июля 2003).
- ↑ 1 2 Ibn Warraq, The Quest for Historical Muhammad (Amherst, Mass.:Prometheus, 2000), 103.
- ↑ 1 2 [www.jewishencyclopedia.com/view.jsp?artid=1032&letter=B#3068 Bible in Mohammedian Literature.], by Kaufmann Kohler Duncan B. McDonald, Jewish Encyclopedia, retrieved April 22, 2006
- ↑ Robert Spencer, «Islam Unveiled», pp. 22, 63, 2003, Encounter Books, ISBN 1-893554-77-5
- ↑ Timothy Garton Ash. [www.nybooks.com/articles/19371 Islam in Europe], The New York Review of Books (10-05-2006).
- ↑ Tariq Modood. Multiculturalism, Muslims and Citizenship: A European Approach. — 1st. — Routledge. — P. 29. — ISBN ISBN 978-0-415-35515-5.
- ↑ Uri Rubin, The Assassination of Kaʿb b. al-Ashraf, Oriens, Vol. 32. (1990), pp. 65-71.
- ↑ Ас-Сахих ал-Бухари, том 4, с. 168
- ↑ 1 2 3 Л. И. Климович. «Книга о коране, его происхождении и мифологии». -М, Издательство политической литературы, 1986
- ↑ Мец А. Мусульманский Ренессанс, с.280
- ↑ Moosa Ebrahim. Ghazālī and the Poetics of Imagination. — UNC Press, 2005. — P. 9. — ISBN ISBN 0-8078-2952-8.
- ↑ John McManners, The Oxford History of Christianity, Oxford University Press, p.185
- ↑ [www.pravoslavie.ru/put/4090.htm Преподобный Иоанн Дамаскин. О ересях. Глава 100]
- ↑ Epistles of Maimonides : crisis and leadership. Texts translated and notes by Abraham Halkin; discussions by David Hartman (Philadelphia : Jewish Publication Society, 1993.)
- ↑ Ibn Warraq. Why I Am Not a Muslim, p. 3. Prometheus Books, 1995. ISBN 0-87975-984-4
- ↑ Norman A. Stillman. The Jews of Arab Lands: A History and Source Book p. 261. Jewish Publication Society, 1979. ISBN 0-8276-0198-0
- ↑ Оба опубликованы в: vol. 36, Tournai edition, pp. 231—442 and 443—500.
- ↑ J. Tolan, Medieval Christian Perceptions of Islam (1996) p. 100—101
- ↑ J. Tolan, Saracens; Islam in the Medieval European Imagination (2002) p. 75
- ↑ [www.muslima.lv/?p=6446 Почему в Исламе запрещены гомосексуализм и лесбиянство?]
- ↑ «Книга странствий», — СПб.: изд."Азбука-классика", 2006. ISBN 5-352-01786-9
- ↑ Why I am not a Muslim by Ibn Warraq, p35 [ISBN 1-59102-011-5]
- ↑ Winston S. Churchill, from The River War, first edition, Vol. II, pages 248-50 (London: Longmans, Green & Co., 1899)
- ↑ [jihadwatch.org/spencer/ Bio from Jihadwatch.org]. [www.webcitation.org/66GYBiAWg Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
- ↑ Griffith, Sidney H. [links.jstor.org/sici?sici=0020-7438(199811)30%3A4%3C619%3ATDOECU%3E2.0.CO%3B2-N «The Decline of Eastern Christianity under Islam: From Jihad to Dhimmitude, Seventh-Twentieth Century by Bat Yeor, Miriam Kochan, David Littman»], International Journal of Middle East Studies, Vol. 30, No. 4, November 1998, pp. 619—621
- ↑ Gibbons, Fiachra. [books.guardian.co.uk/news/articles/0,,563203,00.html VS Naipaul launches attack on Islam], The Guardian (4 октября 2001).
- ↑ [www.newyorker.com/fact/content/articles/060605fa_fact THE AGITATOR: Oriana Fallaci directs her fury toward Islam.], The Newyorker (29 мая 2005). [archive.is/xWBd Архивировано] из первоисточника 7 сентября 2012.
- ↑ Bernard Lewis, What Went Wrong?, p. 67, 2003, Harper Perennial, ISBN 0-06-051605-4
- ↑ 1 2 Lewis, Bernard. [www.nybooks.com/articles/4557 Islamic Revolution], The New York Review of Books (21 января 1998).
- ↑ Michel Onfray: Atheist manifesto. The case against Christianity, Judaism and Islam. Carlton, Vic. 2007, pp. 199—214.
- ↑ Hitchens, Christopher. God Is Not Great: How Religion Poisons Everything. — Twelve. — P. 5. — ISBN 0-446-57980-7.
- ↑ Harris Sam. The End of Faith: Religion, Terror, and the Future of Reason. — W. W. Norton; Reprint edition, 2005. — P. 31, 149. — ISBN ISBN 0-393-32765-5.
- ↑ 1 2 [www.infidels.org/library/modern/richard_carrier/islam.html Cosmology and the Koran: A Response to Muslim Fundamentalists by Richard Carrier]
- ↑ [www.haaretz.com/hasen/pages/ShArt.jhtml?itemNo=693718&contrassID=1&subContrassID=1 Evangelical broadcaster Pat Robertson calls radical Muslims 'satanic'], Associated Press (2006-03-14). Проверено 21 июля 2006.
- ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/americas/4805952.stm Top US evangelist targets Islam], BBC News (2006-03-14). Проверено 21 июля 2006.
- ↑ [www.theturkishtimes.com/archive/02/10_15/f_falwell.html Jerry Falwell calls Islam's Prophet a "Terrorist"], Associated Press. Проверено 21 июля 2006.
- ↑ [cbs5.com/homepage/topstories_story_075065149.html Franklin Graham: Islam Still Evil], Associated Press (2006-03-16). Проверено 21 июля 2006.
- ↑ [www.bpnews.net/bpnews.asp?ID=11977 Speak about Islam clearly & without fear, Mohler says]. Baptist Press (2001-10-19). [www.webcitation.org/66GYCIu9v Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
- ↑ Ayaan Hirsi Ali, «Unfree Under Islam», The Wall Street Journal, August 16, 2005, [www.opinionjournal.com/editorial/feature.html?id=110007112]
- ↑ [www.timesonline.co.uk/tol/comment/faith/article3606109.ece Pope converts outspoken Muslim who condemned ‘religion of hate’] // Times
- ↑ [mypetjawa.mu.nu/archives/190080.php Nonie Darwish at YAF: "Islam is.... a totalitarian state"]. The Jawa Report (2007-11-10). Проверено 25 ноября 2007. [www.webcitation.org/66GYDNCgN Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
- ↑ Charter, David [www.timesonline.co.uk/tol/news/world/europe/article1816494.ece Young, black, Swedish – the minister for controversy]. The Times (2007-05-21). Проверено 25 ноября 2007.
- ↑ [www.canada.com/windsorstar/news/story.html?id=8f12e622-3aa5-47c8-86ac-6eecddd92b07 Rage over anti-Islam rally<]
- ↑ Scardino, Albert [www.guardian.co.uk/comment/story/0,3604,1405605,00.html 1-0 in the propaganda war]. The Guardian. Проверено 19 апреля 2006. [www.webcitation.org/66GYFIj89 Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
- ↑ (нид.) [www.elsevier.nl/nieuws/politiek/artikel.asp?artnr=158085 Labour party Ex-Muslim: «Muhammad was a criminal»] Elsevier, 23 June 2007.
- ↑ [www.telegraph.co.uk/news/main.jhtml?xml=/news/2007/06/21/wrushdie221.xml New group for those who renounce Islam] — The Daily Telegraph
- ↑ [www.shoebat.com/bio.php Walid Shoebat — Biography]
- ↑ Wayne Kopping & Raphael Shore. [www.obsessionthemovie.com/12min.htm Obsession: Radical Islam's War Against the West].(2005).
- ↑ switch3.castup.net/cunet/gm.asp?ai=214&ar=1050wmv&ak=null
- ↑ Arutz Sheva[www.israelnationalnews.com/news.php3?id=100139 Dr. Wafa Sultan Seeks Radical Change From Radical Islam] // Israel News
- ↑ Krauss, Clifford. [www.nytimes.com/2003/10/04/international/americas/04FPRO.html An Unlikely Promoter of an Islamic Reformation], New York Times (2003-10-04). Проверено 11 июля 2006.
- ↑ [eppc.org/programs/islam/publications/programID.36,pubID.1947/pub_detail.asp Islam and American Democracy]
- ↑ [mrzine.monthlyreview.org/kumar030406.html Fighting Islamophobia: A Response to Critics] by Deepa Kumar, Monthly Review, April 2006
- ↑ [reason.com/archives/2006/06/06/the-jihad-against-muslims The Jihad Against Muslims: When does criticism of Islam devolve into bigotry?]
- ↑ Esposito John L. What Everyone Needs to Know About Islam. — Oxford University Press, 2002. — ISBN ISBN 0-19-515713-3.
- ↑ Esposito John L. Unholy War: Terror in the Name of Islam. — Oxford University Press, 2003. — ISBN ISBN 0-19-516886-0.
- ↑ Esposito John L. The Islamic Threat: Myth or Reality?. — Oxford University Press, 1999. — P. 225-228. — ISBN ISBN 0-19-513076-6.
- ↑ Watt W. Montgomery. [www.fordham.edu/halsall/med/watt.html Muhammad: Prophet and Statesman]. — Oxford University Press, 1961. — P. 229. — ISBN ISBN 0-19-881078-4.
- ↑ Armstrong Karen. Muhammad: A Biography of the Prophet. — HarperSanFrancisco, 1993. — P. 165. — ISBN ISBN 0-06-250886-5.
- ↑ Larry B. Stammer, Times Religion Writer, "First Lady Breaks Ground With Muslims, " Los Angeles Times, Home Edition, Metro Section, Part B, May 31, 1996, p.3.
- ↑ The Biography of the Prophet and the Orientalists] by Muhammad Mohar Ali.
- ↑ [www.islamreligion.com/ru/articles/105/ Филобус - Коптский Священник и Миссионер (часть 1 из 2)] (рус.). The Religion of Islam (26 января 2009). [www.webcitation.org/6F0qWH2n7 Архивировано из первоисточника 10 марта 2013].
- ↑ [www.missionislam.com/comprel/former.htm Former Christian Priests and Missionaries who have Embraced Islam] (англ.). Mission Islam. [www.webcitation.org/6F0qWla1S Архивировано из первоисточника 10 марта 2013].
- ↑ [www.islamicbulletin.org/newsletters/issue_9/embraced.aspx Why I Embraced Islam?] (англ.). The Islamic Bulletin. [www.webcitation.org/6F0qXX5ga Архивировано из первоисточника 10 марта 2013].
- ↑ [www.aysor.am/ru/news/2010/01/21/gallup/ Gallup: свыше 60 % американцев ненавидят ислам и мусульман]
- ↑ [www.infidels.org/library/modern/denis_giron/islamsci.html Islamic Science: Does Islamic literature contain scientific miracles?] by Denis Giron
- ↑ [www.mukto-mona.com/Articles/avijit/Quran_miracle.htmDoes the Qur’an Have any scientific Miracles?] by Avijit Roy
- ↑ Многочисленные противоречия упоминаются в статье [www.infidels.org/library/modern/denis_giron/multiple.html Qur’an: A Work of Multiple Hands?] by Denis Giron. Примером являются две истории, отличающиеся в деталях, о том, как Аллах создал Адама и потребовал, чтобы ангелы простёрлись ниц перед ним (15, 28-38 и 38, 71-81).
"Вопрос, который я задал мусульманам ранее по поводу вышеприведенных стихов: каков был подлинный разговор? Что именно сказал Аллах Иблису? Что именно Иблис ему ответил? Мусульмане могут утверждать, что al-Qur'an yufassiru bacduhu bacdan (различные части Корана объясняют друг друга), а другие просто скажут, что такие вопросы задавать не следует, но в реальности ни один из двух ответов по сути ответом не является. Хотя общая тема истории совпадает, но детали различаются. Это, как полагают критики, связано с различными устными традициями, которые были в ходу во время создания Корана. Имеются и другие примеры of repetition, such as the story of Jesus' miraculous virgin birth, obviously taken from Christian folklore"
- ↑ Zwemer, Samuel (1907). «[www.muhammadanism.org/Zwemer/islam_challenge/islam_challenge.pdf Islam, a Challenge to Faith]». Student volunteer movement for foreign missions. Проверено 2008-09-09.
- ↑ [portal0.unesco.org/en/ev.php-URL_ID=37916&URL_DO=DO_TOPIC&URL_SECTION=201.html Sana’a manuscripts: uncovering a treasure of words]. UNESCO (2007). Проверено 9 июля 2007.
- ↑ Rippin (2001) p. 30; Dundes (2003) p. 4
- ↑ Lester, Toby (January 1999). «[www.theatlantic.com/doc/prem/199901/koran What Is The Koran?]». The Atlantic Monthly. Проверено 2007-10-19.
- ↑ Lester, Toby (1999) «[www.theatlantic.com/doc/199901/koran What is the Koran?]» Atlantic Monthly
- ↑ Watt W. Montgomery. Muhammad: Prophet and Statesman. — Oxford University Press, 1961. — P. 61. — ISBN ISBN 0-19-881078-4.
- ↑ «The Life of Muhammad», Ibn Ishaq, A. Guillaume (translator), 2002, p.166 ISBN 0-19-636033-1
- ↑ [www.ahmed-deedat.co.za/Books/Books/aqtmom/aqtmom_A4_Unicode.pdf Al-Qur’an The Miracle of Miracles]
- ↑ [www.themodernreligion.com/prophet/every-nation.html Every Nation was sent a Messenger — by S.M. Saifullay]
- ↑ [www.jews-for-allah.org/Muhammad-and-Judaism/the-Jewish-Bible/genuine-prophets.htm Genuine Prophets in the Qur’an]
- ↑ [www.vokrugsveta.com/S4/zemla/koran.htm Странствия «Корана Османа» — журнал Вокруг света]
- ↑ [www.unesco.org/webworld/mdm/visite/sanaa/en/present1.html WebWORLD-The Sana’a manuscripts]
- ↑ [www.islamic-awareness.org/Quran/Text/Mss/hijazi.html Concise List Of Arabic Manuscripts Of The Qur’an Attributable To The First Century Hijra]
- ↑ [www.islamic-awareness.org/Quran/Text/Mss/radio.html Radiocarbon (Carbon-14) Dating And The Qur’anic Manuscripts]
- ↑ [www.islamic-awareness.org/History/Islam/Inscriptions/earlyquran.html Dated Texts Containing The Qur’an From 1-100 AH / 622—719 CE]
- ↑ 1939, University of Chicago Press
- ↑ [alizadeh.narod.ru/books/polali/1.6.html 6. Призывает ли Коран поклоняться языческим богиням? История «сатанинских» аятов о «чтимых ангелах»] // Али-заде А. А. и Полосин В. С. Ислам не такой! А какой? 40 ответов критикам Корана и Сунны. — М.: Ансар, 2008. — 288 с.
- ↑ Самое раннее сообщение о составлении Корана принадлежит Ибн Сааду (844 г.), за ним был Бухари (870 г.) и Муслим (874 г.). (при этом Мухаммед, как считается, умер в 632 г.) [www.atheists.org/Islam/mohammedanism.html An Atheist’s Guide to Mohammedanism] by Frank Zindler
- ↑ Ernst Carl. Following Muhammad: Rethinking Islam in the Contemporary World. — University of North Carolina Press, 2002. — P. 80. — ISBN ISBN 0-8078-2837-8.
- ↑ Javed Ahmed Ghamidi, Mizan, Chapter: Sources of Islam, Al-Mawrid Institute
- ↑ Esposito John. Islam: The Straight Path. — Oxford University Press, 1998. — P. 67. — ISBN ISBN 0-19-511234-2.
- ↑ Goddard Hugh. Religious Studies and Theology: An Introduction. — New York University Press, 2003. — P. 204. — ISBN ISBN 0-8147-9914-0.
- ↑ Esposito John. Islam: The Straight Path. — Oxford University Press, 1998. — P. 85. — ISBN ISBN 0-19-511234-2.
- ↑ Brown Daniel. Rethinking Tradition in Modern Islamic Thought. — Cambridge University Press, 1999. — P. 17. — ISBN ISBN 0-521-65394-0.
- ↑ Большаков О. Г. История Халифата, т.1, Восточная литература, 2002
- ↑ Watt, Aisha // Encyclopedia of Islam
- ↑ D. A. Spellberg, Politics, Gender, and the Islamic Past: the Legacy of A’isha bint Abi Bakr, Columbia University Press, 1994, p. 40
- ↑ Karen Armstrong, Muhammad: A Biography of the Prophet, Harper San Francisco, 1992, p. 157.
- ↑ Муслим [www.crimean.org/islam/hadisi/sahih-muslim/11/9 Хадис № 812] // Книга 11: Книга о браке / Аль-Джами ас-Сахих
- ↑ [hadith.islamnews.ru/?cat=43061 Хадисы 1422-0, 1422-1] Муслим. Книга женитьбы. «О выдаче отцом замуж малолетней девственницы».
- ↑ Бухари [crimean.org/index.php/islam/hadisi/sahih-al-buhari/65/1142 Хадис № 1515] // Книга 65: Книга о достоинствах ансаров / Сахих аль-Бухари, сокращённая версия
- ↑ Бухари [sunnah.com/bukhari/67/69 Sahih al-Bukhari 5133] Sahih al-Bukhari > Wedlock, Marriage > Chapter: Giving one’s young children in marriage
- ↑ Бухари [sunnah.com/bukhari/67/70 Sahih al-Bukhari 5134] Sahih al-Bukhari > Wedlock, Marriage > Chapter: The marrying of a daughter by her father to a ruler
- ↑ Бухари [sunnah.com/bukhari/67/93 Sahih al-Bukhari 5158] Sahih al-Bukhari > Wedlock, Marriage > Chapter: Whoever consummated his marriage with a lady of nine years of age
- ↑ [hadith.islamnews.ru/?cat=32761 Хадис 1515(3894)] Бухари. Книга 65. Книга о достоинствах ансаров. «Заключение брачного договора пророка, да благословит его Аллах и приветствует, с Аишей, её приезд в Медину и его женитьба на ней».
- ↑ Denise Spellberg Politics, Gender, and the Islamic Past: The Legacy of 'A’isha Bint ABI Bakr. (1996) pp. 4-5. ISBN 0-231-07999-0, ISBN 978-0-231-07999-0
- ↑ 1 2 Şakir M. Hz. Ademden bugüne kadar İslam tarihi. C. 2. İstanbul: Kahraman yayınları, 1993. S.153.
- ↑ 1 2 Bərki A. H., Kəskioğlu O. Xatəmül-Ənbiyya Məhəmməd ve həyatı. Ankara: 1993. S. 211
- ↑ Kathir, Ibn, «Tafsir of Ibn Kathir», Al-Firdous Ltd., London, 2000, 50-53 — Ibn Kathir states «dharbun ghayru nubrah» strike/admonish lightly
- ↑ [quran.al-islam.com/Tafseer/DispTafsser.asp?nType=1&bm=&nSeg=0&l=arb&nSora=4&nAya=34&taf=TABARY&tashkeel=0, Tafsir Tabari]
- ↑ Till, Farrell [www.infidels.org/library/magazines/tsr/2001/6/016front.html The Real Culprit]. The Skeptical Review (ноябрь 2001). Проверено 22 ноября 2007. [www.webcitation.org/66GYIvd3A Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
- ↑ «Взрывы бомб самоубийцами по крайней мере в мусульманском мире — это явно религиозный феномен, который трудно отделить от понятий мученичества и джихада — они предсказуемы на основе этих концепций и освящаются их логикой.»Harris Sam. The End of Faith: Religion, Terror, and the Future of Reason. — New York, NY: W.W. Norton & Company, Inc.. — P. 251. — ISBN 0-393-03515-8.
- ↑ Koinange, Jeff. [www.cnn.com/2003/WORLD/africa/09/25/nigeria.stoning Woman sentenced to stoning freed], CNN (23 февраля 2004).
- ↑ [web.amnesty.org/library/index/engafr440172002 Nigeria: Death by stoning upheld in the case of Amina Lawal], Amnesty International (19 августа 2002). [web.archive.org/web/20030704194355/web.amnesty.org/library/index/engafr440172002 Архивировано] из первоисточника 4 июля 2003.
- ↑ Gerber (1986), pp. 78—79
- ↑ «Anti-Semitism». Encyclopedia Judaica
- ↑ [web.archive.org/web/20060616191718/www.freedomhouse.org/religion/pdfdocs/KSAtextbooks.pdf Saudi Arabia’s Curriculum of Intolerance] (pdf), Freedom House, May 2006, pp.24-25.
- ↑ "Murtadd", Encyclopaedia of Islam, 2003
- ↑ W. Heffening, in Encyclopedia of Islam
- ↑ Encyclopedia of the Quran, Apostasy
- ↑ [www.alastairmcintosh.com/articles/2000_watt.htm Interview: William Montgomery Watt], by Bashir Maan & Alastair McIntosh
- ↑ [www.bbc.co.uk/persian/iran/story/2005/02/050202_mj-montzari-renegade.shtml Grand Ayatollah Hossein-Ali Montazeri: «Not Every Conversion is Apostasy»], by Mahdi Jami, In Persian, BBC Persian, February 2, 2005, retrieved April 25, 2006
- ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/south_asia/4850080.stm What Islam says on religious freedom], by Magdi Abdelhadi, BBC Arab affairs analyst, 27 March 2006, retrieved April 25, 2006
- ↑ [www.islamonline.net/servlet/Satellite?cid=1119503545098&pagename=IslamOnline-English-Ask_Scholar%2FFatwaE%2FFatwaE Fatwa on Intellectual Apostasy], Text of the fatwa by Sheikh Yusuf Al-Qaradawi
- ↑ S. A. Rahman in «Punishment of Apostasy in Islam», Institute of Islamic Culture, Lahore, l972, pp. 10-13
- ↑ [www.islamicperspectives.com/Apostasy1.htm The punishment of apostasy in Islam], View of Dr. Ahmad Shafaat on apostasy.
- ↑ Religious Tolerance.org, [www.religioustolerance.org/isl_apos.htm Apostasy (Irtdidad) In Islam], by B.A. Robinson, Religious Tolerance.org, April 7, 2006, retrieved April 16, 2006.
- ↑ [www.islamonline.net/English/contemporary/2006/04/article02.shtml#002 Is Apostasy a Capital Crime in Islam?], Jamal Badawi
- ↑ [www.islamonline.net/English/contemporary/2006/04/article01e.shtml No Punishment, If No Harm], Sheikh `Abdul-Majeed Subh
- ↑ [www.bbc.co.uk/persian/iran/story/2005/02/050202_mj-montzari-renegade.shtml Ayatollah Montazeri: «Not Every Conversion is Apostasy»], by Mahdi Jami, In Persian, BBC Persian, February 2, 2005, retrieved April 25, 2006
- ↑ [www.state.gov/g/drl/rls/irf/2006/71431.htm International Religious Freedom Report 2006 Saudi Arabia]
- ↑ [www.csmonitor.com/2006/0327/p01s04-wosc.html Conversion a thorny issue in Muslim world], The Christian Science Monitor (27 марта 2006).
- ↑ Coghlan, Tom. [www.cnn.com/2006/WORLD/asiapcf/03/28/christian.convert Afghan Christian convert is released], CNN (28 марта 2006).
- ↑ [service.spiegel.de/cache/international/spiegel/0,1518,409650,00.html The Troubled Odyssey of Abdul Rahman], Der Spiegel (3 апреля 2006).
- ↑ [concise.britannica.com/ebc/article-9373053/Nasr-Hamid-Abu-Zayd "Nasr Hamid Abu Zayd"], Encyclopaedia Britannica Concise, 2006, <concise.britannica.com/ebc/article-9373053/Nasr-Hamid-Abu-Zayd>
- ↑ [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9E0CE1DF1E38F933A25755C0A964958260 Foe of Fundamentalists Shot to Death in Egypt], The New York Times (10 июня 1992).
- ↑ 1 2 В 1981 г. иранский представитель в ООН Саид Раджале-Хорасани озвучил позицию своей страны по поводу Всеобщей декларации прав человека, заявив, что данная декларация представляет собой «светское понимание иудео-христианских традиций», которые не могут применяться мусульманами без риска нарушить исламское право. Littman, David. «Universal Human Rights and 'Human Rights in Islam'». Midstream, February/March 1999
- ↑ 1 2 As a matter of law, on the basis of its obligations as a state party to the ICCPR, Iran is obliged to uphold the right of individuals to practice the religion of their choice and to change religions, including converting from Islam. The prosecution of converts from Islam on the basis of religious edicts that identify apostasy as an offense punishable by death is clearly at variance with this obligation.: Human Rights Watch report on Iran [www.hrw.org/reports/1997/iran/Iran-04.htm]
- ↑ www.un.org/Overview/rights.html UN Universal Declaration of Human Rights
- ↑ Sharia as traditionally understood runs counter to the ideas expressed in Article 18, Форум 18: [www.forum18.org/Archive.php?article_id=227 Religious freedom under Islam]: By Henrik Ertner Rasmussen, General Secretary, Danish European Mission
- ↑ [www.peacefaq.com/apostacy.html Apostacy, «Leaving Islam» — The Peace FAQ]
- ↑ [zakon.rada.gov.ua/cgi-bin/laws/main.cgi?nreg=995_882 Каирская декларация о правах человека в исламе], Adopted and Issued at the Nineteenth Islamic Conference of Foreign Ministers in Cairo, Religion and Law Research Consortium, August 5, 1990, retrieved April 16, 2006
- ↑ [www.globalsecurity.org/military/world/pakistan/ji.htm Jamaat-e-Islami]. GlobalSecurity.org (2005-04-27). Проверено 3 июня 2007.
- ↑ Maududi Abul A'la. Human Rights in Islam. — Leicester: The Islamic Foundation, 1976. — ISBN 09-5039-549-8.
- ↑ Maududi, Human Rights in Islam, p. 10. «Islam has laid down some universal fundamental rights for humanity as a whole … .»
- ↑ Maududi, Human Right in Islam, p. 13. «Люди Запада имеют привычку приписывать любое доброе дело себе и пытаться доказать, что именно благодаря им этот мир был благословлён Господом… .»
- ↑ Bielefeldt, Heiner (February 2000). «[links.jstor.org/sici?sici=0090-5917%28200002%2928%3A1%3C90%3A%22V%22HRC%3E2.0.CO%3B2-A "Western" versus "Islamic" Human Rights Conceptions?: A Critique of Cultural Essentialism in the Discussion on Human Rights]». Political Theory 28 (1): 90–121. DOI:10.1177/0090591700028001005. Проверено 2007-06-03.
- ↑ Bielefeldt (2000), p. 104.
- ↑ Carle, Robert (2005). «Revealing and Concealing: Islamist Discourse on Human Rights». Human Rights Review 6 (3): 122–37. DOI:10.1007/BF02862219. “Both Tabandeh and Mawdudi proceed to develop a synthesis between human rights and traditional shari‘a that conceals the conflicts and tensions between the two (p. 124).”
- ↑ [web.archive.org/web/20070612074532/www.washingtontimes.com/national/20040517-111619-3331r.htm Vatican notes status of Muslims' wives]
- ↑ Коран, 4:34
- ↑ [www.xtra.ca/public/viewstory.aspx?AFF_TYPE=2&STORY_ID=1822&PUB_TEMPLATE_ID=2 Irshad Manji’s call for an Islamic reformation]
- ↑ [www.religionfacts.com/homosexuality/islam.htm Homosexuality and Islam]
- ↑ [www.hizb.org.uk/hizb/news-watch/cartoon-row/bloomberg-muslims-in-copenhagen-protest-reprinting-of-danish-cartoons.html Bloomberg: Muslims in Copenhagen Protest Reprinting of Danish Cartoons]
- ↑ Heneghan, Tom. [www.swissinfo.org/eng/swissinfo.html?siteSect=143&sid=5333794 Low profile for German Koran challenger], SwissInfo, Reuters (11 ноября 2004).
- ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/middle_east/3053075.stm Profile: Hashem Aghajari], BBC News (9 июля 2003).
- ↑ [select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F00917FD34590C728CDDA10894DC404482&n=Top%2fReference%2fTimes%20Topics%2fSubjects%2fR%2fReligion%20and%20Belief Iran Frees Professor Set to Die for Speech], The New York Times (1 августа 2004).
- ↑ [www.iranian.com/Opinion/2002/December/Aghajari From monkey to man: A call for Islamic Protestantism], The Iranian (4 декабря 2002).
- ↑ Davis, Thulani. [www.villagevoice.com/news/0246,davis,39832,1.html Taslima Nasrin Speaks (Still)], The Village Voice (November 13-19, 2002).
- ↑ [www.cnn.com/2004/WORLD/europe/11/02/netherlands.filmmaker/ Muslim row filmmaker 'murdered'], CNN (2004-11-02). Проверено 20 июля 2007.
- ↑ [edition.cnn.com/2006/WORLD/europe/02/02/cartoons.wrap/ Storm grows over Mohammad cartoons], CNN (2006-02-03). Проверено 20 июля 2007.
- ↑ [web.archive.org/web/20060326071135/www.cartoonbodycount.com/ Cartoon Body Count], Web (2006-03-02). Проверено 17 июня 2008.
- ↑ Arnold, Martin. [www.ft.com/cms/s/35c04734-4fb2-11db-9d85-0000779e2340.html Teacher in hiding after attacking Islam], Financial Times (2006-09-29). Проверено 17 октября 2006.
- ↑ [www.expatica.com/actual/article.asp?subchannel_id=1&story_id=42621 Extra security for Ehsan Jami], Expatica.com, 7 August 2007.
- ↑ [www.pravoslavie.ru/news/33346.htm Ответственность за убийство священника Даниила Сысоева взяла на себя исламистская организация]
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=xbaSCeppXPkО YouTube — Православный взгляд на Ислам. свящ. Даниил Сысоев (ч.3)]
- ↑ [pravtor.spb.ru/forum/viewtopic.php?t=306 Православный торрент-трекер]
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=26RNVaD4aM8 YouTube — Православный взгляд на Ислам. свящ. Даниил Сысоев (ч.2)]
- ↑ [www.baltinfo.ru/news/Ubiitca-Sysoeva-snyal-prestuplenie-na-kameru-no-utratil-zapis--ekstremisty-122680 Убийца Сысоева снял преступление на камеру, но утратил запись — экстремисты — преступления, Москва, РПЦ БалтИнфо.ru]
- ↑ Jocelyne Cesari. [www.euro-islam.info/PDFs/ChallengeProjectReport.pdf%20-4.pdf Secularization and Religious Divides in Europe] 34-43(недоступная ссылка — история). June 1, 2006. [web.archive.org/20070616161147/www.euro-islam.info/PDFs/ChallengeProjectReport.pdf%20-4.pdf Архивировано из первоисточника 16 июня 2007].
- ↑ Tariq Modood. Multiculturalism, Muslims and Citizenship: A European Approach. — 1st. — Routledge. — P. 3, 29, 46. — ISBN ISBN 978-0-415-35515-5.
- ↑ Pascal Bruckner — Enlightenment fundamentalism or racism of the anti-racists? [www.signandsight.com/features/1146.html] — статья первоначально опубликована в онлайн-журнале Perlentaucher 24 января 2007.
- ↑ Paul Cliteur, Moderne Papoea’s, Dilemma’s van een multiculturele samenleving, De Uitgeverspers, 2002, review: [www.libertarian.nl/NL/archives/000198.php]
- ↑ [www.timeshighereducation.co.uk/hybrid.asp?typeCode=438 «Times Higher Education Supplement»]
- ↑ Первез Гудбой. «Наука и мир ислама — поиск сближения» (Physics Today, 2007)
- ↑ [www.britannica.com/eb/article-9042918 «Islamic caste.»] Encyclopædia Britannica. 2006. Encyclopædia Britannica Online. 18 Oct. 2006
Литература
Труды по истории ислама
Критика
- Самир Алексеров «Великий парадокс или два почерка в Коране»
- Ибн Варрак «Происхождение Ислама»
- Джон Гилкрист «Мухаммад — пророк ислама»
- Джон Гилкрист «Коран — священная книга мусульман»
- Уильям Ст. Клэр-Тисдалл «Источники ислама»
- Климович Л. И. «Книга о Коране, его происхождении и мифологии»
- Кристоф Люксенберг «Сиро-арамейское прочтение Корана: подход к расшифровке коранического языка»
- сэр Уильям Мьюир «Жизнь Магомета»
- Георгий Нофал «Ислам: очерки по христианскому сравнительному богословию»
Англоязычная литература
- Cohen Mark R. Under Crescent and Cross. — Princeton University Press; Reissue edition, 1995. — ISBN ISBN 978-0-691-01082-3.
- Lockman Zachary. Contending Visions of the Middle East: The History and Politics of Orientalism. — Cambridge University Press, 2004. — ISBN ISBN 978-0-521-62937-9.
- Rippin Andrew. Muslims: Their Religious Beliefs and Practices. — 2nd. — Routledge, 2001. — ISBN ISBN 978-0-415-21781-1.
- Westerlund, David (2003). «Ahmed Deedat's Theology of Religion: Apologetics through Polemics». Journal of Religion in Africa 33 (3).>
- [www.themodernreligion.com/basic/quran/quran_miracle_challenge.htm The miracle and challenge of the Qur’an]
- The Truth About Muhammad: Founder of the World’s Most Intolerant Religion by Robert Spencer
- The Politically Incorrect Guide to Islam (And the Crusades) by Robert Spencer
- [www.jews-for-allah.org/Why-Believe-in-Allah/What-non-Muslims-sayabout-Muhammad.htm What they say about Muhammed and Islam] by Dr. A. Zahoor and Dr. Z. Haq
- [www.witness-pioneer.org/vil/Books/SM_tsn/index.htm Ar-Raheeq Al-Makhtum — (THE SEALED NECTAR) Memoirs of the Noble Prophet [pbuh] ] by Saifur Rahman al-Mubarakpuri.
- Onward Muslim Soldiers by Robert Spencer
- The Legacy of Jihad by Andrew G. Bostom
- Lal, K. S. (1994). Muslim slave system in medieval India. New Delhi: Aditya Prakashan.
- Elst, K. (1992). Negationism in India: Concealing the record of Islam. ISBN 9788185990958
- Chopra, C., Goel, S. R., & India. (1999). The Calcutta Quran petition. ISBN 978-8185990583
- [jews-for-allah.org/Why-Believe-in-Allah/medical.htm Medical Science according to the Quran]
- [www.themodernreligion.com/basic/quran/quran_who_wrote.htm Who Wrote the Qur’an?]
- Islam and Dhimmitude: Where Civilizations Collide by Bat Ye’or
- Decline of Eastern Christianity: From Jihad to Dhimmitude by Bat Ye’or
- The Al Qaeda Connection: International Terrorism, Organized Crime, And the Coming Apocalypse by Paul L. Williams
- www.themodernreligion.com/basic/quran/quran-amazing.html The Amazing Qur’an by Gary Miller
- An Autumn of War: What America Learned from September 11 and the War on Terrorism by Victor Davis Hanson
- [www.ahmed-deedat.co.za/Books/Books/aaicoc/aaicoc_A4_Unicode.pdf Arabs and Israel — Conflict or Conciliation?] by Sheikh Ahmed Hoosen Deedat
- Jihad: The Trail of Political Islam by Gilles Kepel
- The War for Muslim Minds by Gilles Kepel
- J. Tolan, Saracens; Islam in the Medieval European Imagination (2002)
- Esposito John L. The Islamic Threat: Myth or Reality?. — Oxford University Press, USA, 1995. — ISBN ISBN 0-19-510298-3.
- Halliday Fred. Islam and the Myth of Confrontation: Religion and Politics of the Middle East. — I.B. Tauris, New York, 2003. — ISBN ISBN 1-86064-868-1.
- Esposito John L. Unholy War: Terror in the Name of Islam. — Oxford University Press, USA, 2003. — ISBN ISBN 0-19-516886-0.
- Geisler Norman L. Answering Islam: The Crescent in Light of the Cross. — Baker Books, 2002. — ISBN ISBN 0-8010-6430-9.
- Shourie, A. (2012). The world of fatwas, or, The Shariah in action. New Delhi: HarperCollins Publishers India, a joint venture with The India Today Group.
- Swarup, R. (1992). Hindu view of Christianity and Islam. New Delhi: Voice of India.
- Ibn Warraq, Why I Am Not a Muslim (1995)
- —, Leaving Islam: Apostates Speak Out
- [www.civitas.org.uk/pdf/cs29.pdf The Institute for the Study of Civil Society report — The ‘West’, Islam and Islamism]
- Zwemer Islam, a Challenge to Faith (New York, 1907)
- Shoja-e-din Shafa, Rebirth (1995) (Persian Title: تولدى ديگر)
- Shoja-e-din Shafa, After 1400 Years (2000) (Persian Title: پس از 1400 سال)
Ссылки
 |
Внешние ссылки в этой статье могут не соответствать правилам Википедии. |
Русскоязычные сайты, посвящённые критике ислама
- [azbyka.ru/religii/islam/index.shtml Азбука веры]
- [istor.99k.org/ История арабов и ислама]
- [mission-center.com/islams/ Православие и Ислам. Сравнительное богословие. Ответ апологетам Ислама.]
- [um-islam.nm.ru/ Православие и Ислам]
Англоязычные сайты, посвящённые критике ислама
- [wikiislam.net/wiki/Main_Page WikiIslam: The Online Resource on Islam]
- [www.answering-islam.org/ A сhristian-muslim dialog and apologetic]
- [www.faithfreedom.org/ Busting the islamic myths for 10 years now]
- [www.thereligionofpeace.com/ Islam: making a true difference in the world]
Ответы мусульман на критику ислама
- [www.pravoslavie-islam.com/ Ислам и православие. Ответ критикам ислама]
- [www.islaam.ru/ Ответы на критику ислама и на вымыслы о мусульманах]
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Критика ислама
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.
Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.
Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.
– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!
В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!
Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
