Критическая теория

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Крити́ческая тео́рия (англ. Critical Theory) — целый ряд подходов, течений и (теоретических) дискурсов, пристально рассматривающий и критикующий общество и культуру, опираясь на знания из социальных и гуманитарных наук, а также на растущую меж-/трансдисциплинарность и растущую рефлексивную политизацию,[1] как феномены в науках современности. Буквально термин «критическая теория» собирает под собой различные подходы и знания, основанные на критике и рефлексивном отношении к знанию или текущему положению в какой-либо области, а также пытающихся «объяснить возникновение объектов своего познания»[2].





Осмысление понятия

Сам термин «критическая теория» восходит к Франкфуртской школе, а именно к программной статье Макса Хоркхаймера 1937 г. «Традиционная и критическая теория», в которой он «разработал концепцию особого типа теоретического знания, ключевыми характеристиками которого были […] междисциплинарность и практико-политическая „ангажированность“».[3]

Критическая теория в самом широком смысле не обозначает какой-то конкретной «теории или целостной исследовательской программы, а отсылает к многообразию (теоретических) дискурсов», различных «по своему происхождению, содержанию, направленности и т. п.». Среди таких дискурсов обычно называют марксизм, франкфуртскую школу, психоанализ, постструктурализм, феминизм, постколониализм, мультикультурализм, исследования расизма, сексизма, этноцентризма, колониализма и др.[4] Каждый критический проект (проект критической теории) утверждает и рассматривает себя «как наиболее эффективное средство разоблачения идеологических механизмов, участвующих в производстве знания на „изнаночной“ стороне „просвещения“».[1]

В одном из частных смыслов, выражение «критическая теория» относится к «основной линии в деятельности Франкфуртской школы, и в частности, к работам Адорно и Хоркхаймера».[2]

В самом буквальном смысле выражение «критическая теория» может рассматриваться как «синоним критической позиции индивидуума в отношении наличной действительности, позиции, являющейся одним из атрибутов модерной рациональности вообще».[1]

Дискурсивное многообразие «критических теорий» связано с т. н. культурными исследованиями (англ. cultural studies), лейтмотивом которых является «рассмотрение культурных феноменов в аспекте организующих их отношений господства и подчинения, связанных с гендерными, классовыми, расовыми и т. п. различиями», причём культурные формы, феномены и процессы рассматриваются не как вторичные образования, «зависящие от институциональных форм или от политической или экономической организации», а как «динамические силы».[5][6]

Ещё одно понимание критической теории восходит к теоретически насыщенной литературной критике, где литература и текст в целом рассматривается не столько в плане понятийной перспективы авторских намерений, «сколько в плане идеологической, риторической, эстетической структуры текста и культуры, в которой он был произведён».[7]

Связанные темы

Напишите отзыв о статье "Критическая теория"

Примечания

  1. 1 2 3 Фурс, 2006, с. 12.
  2. 1 2 Macey, 2000, p. 74.
  3. Фурс, 2006, с. 11.
  4. Фурс, 2006, с. 11—12.
  5. Фурс, 2006, с. 13.
  6. Green, 1998, p. 125—126.
  7. Фурс, 2006, с. 14.

Литература

на русском языке
  • Фурс В. Н. [belintellectuals.eu/media/library/Fours_SocPhilosophy.pdf Социальная философия в непопулярном изложении]. — Вильнюс: ЕГУ, 2006. — 184 с. — ISBN 9985-9878-0-2.
на других языках

Отрывок, характеризующий Критическая теория

– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.