Критские иероглифы

Критские иероглифы
Тип письма:	открыто-слоговое + идеограммы
Языки:	предположительно минойский язык
Место возникновения:	Крит
Территория:	Крит (центральная и восточная часть острова; возможно, отдельные памятники на Кипре)
Период:	ок. XX—XV до н. э.
Статус:	исчезло
Направление письма:	слева направо
Знаков:	около 80 слоговых + несколько сот идеограмм
Происхождение:	оригинальное
Развилось в:	Линейное письмо А
Родственные:	нет

Критское иероглифическое письмо — условное наименование одной из разновидностей критского письма, существовавшей на Крите в эпоху минойской цивилизации.

Характер

Название «иероглифы» является условным и основано на рисуночном характере знаков. Фактически письмо было смешанным: часть знаков были открыто-слоговыми, часть — идеографическими. Хотя дешифровка иероглифов далека от завершения, о характере письменности можно судить с уверенностью благодаря тому, что некоторые имена и лексемы повторяются в более поздних надписях Линейным письмом А и Линейным письмом Б.

Возникновение

Происхождение критских иероглифов, по-видимому, оригинально, однако сам принцип письма мог сложиться под влиянием египетской иероглифики, поскольку древний Крит имел теснейшие контакты с Египтом и был его союзником в борьбе против государств Месопотамии.

Распространение

Практически все известные надписи (в основном на резных печатях) найдены на Крите. При этом, в отличие от более позднего Линейного письма А, все иероглифические надписи найдены к востоку от условной линии Кносс-Фест, тогда как к западу от этой границы не найдено ни одного иероглифического памятника. Данный факт частично согласуется с пассажем из Гомера, согласно которому, помимо критян, из коренных народов на острове обитали также кидоны (в западной части острова).

Несколько печатей со знаками, отдалённо напоминающими критские иероглифы, найдены на Кипре, однако данные знаки, даже если считать их письмом, были скорее импортом или подражанием, чем местной письменной традицией: между этими печатями и появлением кипро-минойского письма существует большой хронологический разрыв, тогда как на Крите письменная традиция была непрерывной вплоть до позднего бронзового века.

Графическая эволюция

Письмо возникло около XX в. до н. э. (финальный преддворцовый период). Наиболее ранняя разновидность, неизвестная первооткрывателю письма А. Эвансу, получила название «арханесское письмо» (по археологическому памятнику Арханес близ Кносса); эти знаки имели чисто рисуночный характер, порядок расположения знаков на печатях был произвольным. В раннедворцовом периоде появляется «иероглифическое письмо А», которое широко используется на печатях. Позднее от него отпочковывается «иероглифическое письмо Б», которое используется на хозяйственных глиняных табличках — его знаки имеют усечённый характер. Около 1800 г. до н. э. «иероглифическое письмо Б» на юге острова сменяет Линейное письмо А, тогда как на севере и востоке некоторое время продолжают использоваться иероглифы. Иероглифы какое-то время сосуществуют с Линейным А, однако, в отличие от последнего, не распространяются за пределы острова (например, на Киклады), и вскоре исчезают.

Хотя практически все исследователи эгейских письменностей, начиная с А. Эванса, согласны с тем, что иероглифы в дальнейшем эволюционировали в Линейное письмо А, а через его посредство являются предками и остальных эгейских письменностей, подробных исследований по графической эволюции знаков было немного; большая часть исследований ограничивалась фрагментарными сравнениями знаков с наиболее очевидной степенью сходства. Первым анализ графической эволюции знаков опубликовал в 1950 г. Бенито Гайя Нуньо (Испания). В конце 1990-х корпус иероглифических надписей с попыткой чтения опубликовал в Интернете Джон Янгер, а в начале 2000-х гг. ряд коротких публикаций об отождествлении отдельных иероглифов опубликовал (также в Интернете) Андраш Зеке в «Блоге минойского языка».

Согласно альтернативной гипотезе Франческо Сольдано, иероглифические прототипы лежали в основе всех «линейных» письменностей, то есть не только Линейного А, но также и более поздних — таких, как Линейное письмо Б, кипро-минойское письмо), так как в ряде случаев формы знаков поздних линейных письменностей проще вывести из иероглифических прототипов, чем из ранних линейных письменностей.

Состояние вопроса

В 1952 г., до того, как дешифровка М. Вентрисом Линейного письма Б стала общепринятой, Бенито Гайя Нуньо предложил для большинства иероглифов соответствия среди линейных письменностей и реконструировал эволюцию формы знаков; с некоторыми оговорками его реконструкции не противоречат и позднейшие работы. По этой причине, хотя язык «иероглифов» до сих пор неизвестен, можно предположить приблизительные фонетические или идеографические значения нескольких десятков знаков, с опорой на значения их аналогов в Линейном письме Б и на параллели ряда лексем (личные имена).

Относительно недавно Франческо Сольдано предложил новую гипотезу графической эволюции иероглифов в линейные письменности, лишь частично совпадающую со взглядами Гайя Нуньо.

Язык надписей

Структурный текстологический анализ некоторых надписей критскими иероглифами позволил идентифицировать некоторые формулы («Х, сын царя Y»). Блоки ro-we и sa-ze-ro, идентифицированные А. Молчановым как личные имена, имеют аналоги в надписях Линейным письмом Б (ro-wo и sa-ze-ro соответственно).

Формула пожертвования a-sa-sa-ra-ne имеет аналог в Линейном письме А: (j)a-sa-sa-ra-me. Известны также слова «всё» (na??-ru) и «должен» (ki-ro), которым соответствуют слова ku-ro и ki-ro в Линейном письме А.

Исследователи

Ранний период (до дешифровки Линейного Б):

• Артур Эванс
• Бенито Гайя Нуньо
• Фернан Шапутье

После дешифровки Линейного Б:

• Уильям Брайс
• Луи Годар
• Виктор Кенна
• Жан-Пьер Оливье
• Аркадий Молчанов
• Анна Саккони, de:Anna Sacconi

Современные:

• Маурисио Дель Фрео
• Артемис Карнава
• Гарет Оуэнс
• Франческо Сольдани
• Джулио Мауро Факкетти
• Матильде Чивитилло
• Ильзе Шёп
• Джон Янгер
• Анна Маргерита Ясинк

См. также

• Критское письмо
• Линейное письмо А

Литература

• Тайны древних письмен: Проблемы дешифровки. Москва: Прогресс, 1976.
• Бартонек А. [annals.xlegio.ru/greece/bartonek/bartonek.htm Злаотообильные Микены]. М. 1991.
• Кондратов А. М., Шеворошкин В. В. Когда молчат письмена: Загадки древней Эгеиды. Л. 1970.
• [annals.xlegio.ru/greece/molchan/index.htm Молчанов А. А., Нерознак В. П., Шарыпкин С. Я. Памятники древнейшей греческой письменности. Введение в микенологию. М., 1988 г.]
• Молчанов А. А. Посланцы погибших цивилизаций. Письмена древней Эгеиды. М.: Издательство «Наука», 1992.
• Молчанов А. А. Таинственные письмена первых европейцев. М. Наука, 1980.
• W. C. Brice, Notes on the Cretan Hieroglyphic Script: I. The Corpus. II. The Clay Bar from Malia, H20, Kadmos 29 (1990) 1-10.
• W. C. Brice, Cretan Hieroglyphs & Linear A, Kadmos 29 (1990) 171-2.
• W. C. Brice, Notes on the Cretan Hieroglyphic Script: III. The Inscriptions from Mallia Quarteir Mu. IV. The Clay Bar from Knossos, P116, Kadmos 30 (1991) 93-104.
• W. C. Brice, Notes on the Cretan Hieroglyphic Script, Kadmos 31 (1992), 21-24.
• M. Civitillo, LA SCRITTURA GEROGLIFICA MINOICA SUI SIGILLI. Il messaggio della glittica protopalaziale, Biblioteca di Pasiphae XII, Pisa-Roma 2016.
• G. M. Facchetti La questione della scrittura «geroglifica cretese» dopo la recente edizione del corpus dei testi. Pasiphae: Rivista di filologia e antichita egee. 2007.
• A. Karnava. [difusion.ulb.ac.be/vufind/Record/ULB-DIPOT:oai:dipot.ulb.ac.be:2013/211862/Holdings The Cretan hieroglyphic script of the second millennium BC: desciption, analysis, function and decipherment perspectives]. Unpublished dissertation, Bruxelles, 1999, vol. 1-2.
• J.-P. Olivier, L. Godard, in collaboration with J.-C. Poursat, Corpus Hieroglyphicarum Inscriptionum Cretae (CHIC), Études Crétoises 31, De Boccard, Paris 1996, ISBN 2-86958-082-7.
• G. A. Owens, The Common Origin of Cretan Hieroglyphs and Linear A, Kadmos 35:2 (1996), 105—110.
• G. A. Owens, An Introduction to «Cretan Hieroglyphs»: A Study of «Cretan Hieroglyphic» Inscriptions in English Museums (excluding the Ashmolean Museum Oxford), Cretan Studies VIII (2002), 179—184.
• I. Schoep, A New Cretan Hieroglyphic Inscription from Malia (MA/V Yb 03), Kadmos 34 (1995), 78-80.
• J. G. Younger, The Cretan Hieroglyphic Script: A Review Article, Minos 31-32 (1996—1997) 379—400.

Ссылки

• [people.ku.edu/~jyounger/Hiero/ The Cretan Hieroglyphic Texts]
• [dbas.sciant.unifi.it/CMpro-v-p-1.html База данных критских иероглифических надписей]
• lila.sns.it/mnamon/index.php?page=Bibliografia&id=35&lang=en

Отрывок, характеризующий Критские иероглифы

В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.