Критское государство

Критское государство
Κρητική Πολιτεία
Государство в составе Османской империи
← 1898 — 1913 →
Флаг Герб
Столица	Ханья
Язык(и)	греческий
Религия	суннизм, греческое православие
Площадь	8,336 км²

К:Появились в 1898 годуК:Исчезли в 1913 году

Критское государство (греч. Κρητική Πολιτεία, Критская Полития) было создано в 1898 году, после вмешательства Великих держав в события на острове Крит. В 1897 году восстание на Крите стало причиной Греко-турецкой войны и вмешательства Великобритании, Франции, Италии и России на том основании, что Османская империя уже не могла контролировать ситуацию на Крите. В 1908 году остров де-факто стал частью Греческого королевства, формальное присоединение произошло в 1913 году.

История

Предпосылки

После Турецко-венецианской войны (1645—1669) островом Крит владела Османская империя. На острове проживало в основном грекоязычное население, большинство которого исповедовало христианство. Во время и после Греческой войны за независимость христианское население острова несколько раз восставало против османского владычества, добиваясь присоединения к Греции. Все восстания были жестоко подавлены, но под давлением европейских держав османское правительство пошло на уступки. В 1878 году был заключен Халепский пакт, по которому на острове создавалось автономное государство под протекторатом Османской империи. Турки нарушили соглашения в 1889 году.

В результате расторжения пакта усилилось напряжение на острове, что привело к очередному восстанию в 1895 году, которое значительно расширилось в 1896—1897 годах и распространилось на большую часть острова (см. Критское восстание 1897—1898 годов). Националистические тайные общества и ирредентистское общественное мнение заставили греческое правительство отправить маленький экспедиционный корпус на остров, спровоцировав войну с Османской империей. Хотя большая часть Крита попала под контроль повстанцев, неподготовленная греческая армия отступила из Фессалии, которую заняли турки. Война закончилась благодаря вмешательству Великих держав, которые заставили греческий контингент и османскую армию отбыть из Крита. По Константинопольскому договору Османское правительство пообещало соблюдение условий Халепского пакта.

Учреждение Критского государства

К марту 1897 года великие державы сформировали на острове временное правительство, состоявшее из четырёх адмиралов и остававшееся у власти до прибытия греческого принца Георга, выбранного в качестве первого Верховного комиссара (греч. Ὕπατος Ἁρμοστής). Автономия Крита была создана 9 декабря 1898 года. Турецкие войска покинули остров в 1898 году, но на Крите остался международный военный гарнизон.

Численность международных сил на Крите

Изначально, в 1897 году, на Крите было размещено 2875 иностранных миротворцев: 200 англичан, 710 французов, 300 русских, 1015 итальянцев, 600 австрийцев, 10 немцев, 40 черногорцев. Международные силы к началу 1907 года насчитывали: англичан — 817, французов — 750, русских — 960, итальянцев — 327 человек. В январе 1908 года насчитывалось более 1750 миротворцев: 500 англичан, 500 французов, 500 русских, 250 итальянцев.

Гуманитарная помощь Криту

В марте 1898 года Россия пожертвовала Криту на ликвидацию последствий голода 30 000 рублей на закупку муки в Одессе, из которой был выпечен хлеб и роздан вместе с супом нуждающимся критянам.

Внутренние конфликты

13 декабря 1898 года Георг Греческий на следующие три года вступил в должность Верховного комиссара. 27 апреля 1899 года было сформировано правительство, в котором Элефтериос Венизелос занял пост министра юстиции. К 1900 году между Венизелосом и принцем возникли трения в вопросах внутренней политики. Венизелос ушел в отставку в начале 1901 года, и в течение следующих трех лет он и его сторонники вели ожесточенную политическую борьбу с фракцией принца, что привело к политическому и административному кризису на острове.

В марте 1905 года Венизелос и его сторонники собрались в деревне Терисос, в горах близ Ханьи, сформировали Революционное собрание, потребовали политических реформ и объявили «политический союз Крита с Грецией в качестве одного свободного правового государства». Манифесты были доставлены в консульства Великих держав. Так началось восстание против принца Георга. Критская жандармерия осталась верна принцу, но многочисленные депутаты присоединились к восстанию, и, несмотря на заявление Великих держав, международные вооруженные силы сначала не предпринимали никаких действий против повстанцев.

Активизация действий восставших, их отказ сдать оружие, по мнению начальника российского отряда на Крите К. Урбановича, были связаны с их «твердым убеждением, что все действия международных войск против них будут иметь лишь демонстративный характер». В июне 1905 г. по повстанцам был открыт огонь с российской канонерской лодки «Храбрый», поддержавшей российские войска, направленные в деревню Платания, были жертвы с стороны повстанцев. После этого участились случаи нападения повстанцев на российский отряд. Действия российских войск против повстанцев вызвали возмущение не только на Крите, но и в России. Большинство французских офицеров, как сообщал российский генеральный консул А. Н. Броневский, «относились с явной симпатией к восстанию и выражали недоверие верховному комиссару». Итальянские войска также не скрывали своих симпатий к восставшим и не преследовали их, в связи с чем в итальянский сектор вошли российские и британские войска. Николай II на телеграмме консула Броневского написал про итальянцев: «Вот народ, сами ничего не делают, а другим мешают!»

15 августа парламент Крита проголосовал за предложения Венизелоса, и Великие державы стали посредниками в переговорах, согласно которым принц Георг уйдёт в отставку и будет создана новая конституция.

В 1906 году были проведены выборы: партии, поддерживающие принца, набрали 38 127 голосов, а партии, поддерживающие Венизелоса, — 33 279 голосов, однако в сентябре 1906 года принц Георг был заменён бывшим премьер-министром Греции Александросом Заимисом и покинул остров. На смену итальянским офицерам в жандармерии пришли греческие, начался вывод с Крита иностранных войск, в результате чего остров де-факто оказался под греческим контролем. Вывод международных войск осуществлялся поэтапно с января 1908-го по июль 1909 года.

Объединение с Грецией

В 1908 году, воспользовавшись внутренними беспорядками в Турции, а также приближением окончания срока руководства Заимиса на острове, критские депутаты в одностороннем порядке объявили о создании союза с Грецией, но этот акт не был признан Грецией до октября 1912 года и на международном уровне до 1913 года, вплоть до Балканских войн.

По Лондонскому договору султан Мехмед V отказался от официальных прав на остров. В декабре греческий флаг был поднят над крепостью в Ханье, и Крит официально стал частью греческого королевства. Мусульманское меньшинство Крита первоначально осталось на острове, но позже переселилось в Турцию, в соответствии с общим обменом населением в 1923 году по Лозаннскому договору между Турцией и Грецией.

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Критское государство

Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.