Критчфилд, Чарльз

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чарльз Луис Критчфилд
англ. Charles Louis Critchfield

Фотография с Лос-Аламосского беджа Критчфилда
Место рождения:

Шрив, Огайо, США

Место смерти:

Лос-Аламос, Нью-Мексико, США

Научная сфера:

математическая физика

Место работы:

Институт перспективных исследований, Гарвардский университет, Институт Карнеги, Лос-Аламосская национальная лаборатория, Миннесотский университет

Учёная степень:

доктор философии (PhD)

Альма-матер:

Университет Джорджа Вашингтона

Научный руководитель:

Эдвард Теллер

Известен как:

участие в Манхэттенском проекте

Чарльз Луис Критчфилд (7 июня 1910 — 12 февраля 1994) — американский физик, специалист по математической физике. Получил образование в Университете Джорджа Вашингтона, где в 1939 году под руководством Эдварда Теллера защитил диссертацию на степень доктора философии. Проводил исследования в области баллистики в Институте перспективных исследований в Принстоне и в Лаборатории изучения баллистики на Абердинском испытательном полигоне, получив при этом три патента на улучшения проектов подкалиберных боеприпасов.

В 1943 году Эдвард Теллер и Роберт Оппенгеймер уговорили Критчфилда стать участником Манхэттенского проекта и работать в Лос-Аламосской национальной лаборатории[1], где он присоединился к Артиллерийскому отделу, которым руководил капитан Уильям Парсонс и который занимался проектированием ядерных снарядов пушечного типа (таких как «Малыш» и «Худыш»). После того как было обнаружено, что проект «Худыша» неработоспособен, Критчфилда перевели под начало Роберта Бэчера в отделение, занимавшееся разработкой бомб имплозивного типа («Штучки» и «Толстяка»). Критчфилд стал руководителем группы, ответственной за проектирование и испытание «Ёжика» — нейтронного инициатора, дававшего всплеск нейтронного потока при детонации бомбы.

После войны Критчфилд стал профессором в Миннесотском университете, а затем заместителем президента по исследованиям подразделения Convair компании General Dynamics, где он занимался разработкой семейства ракет «Атлас». В 1961 году Джордан Марк и Норрис Брэдбери предложили ему должность в Лос-Аламосской лаборатории, на которой он пробыл до выхода на пенсию в 1977 году[2].

Напишите отзыв о статье "Критчфилд, Чарльз"



Примечания

  1. [www.lanl.gov/history/people/C_Critchfield.shtml Charles Louis Critchfield]. Los Alamos National Laboratory. Проверено 12 июня 2010.
  2. Critchfield, Robert [www.atomicheritage.org/index.php/component/content/247.html?task=view Reminiscence of my father]. Atomic Heritage Foundation. Проверено 18 апреля 2012.

Ссылки

  • Mark C., Rosen L., Teller E., Meade R. [scitation.aip.org/content/aip/magazine/physicstoday/article/48/2/10.1063/1.2807924 Charles Louis Critchfield] (англ.) // Physics Today. — 1995. — Vol. 48, no. 2. — P. 70—71. — DOI:10.1063/1.2807924.
  • [www.atomicheritage.org/profile/charles-critchfield Charles Critchfield] (англ.). Atomic Heritage Foundation (2014). Проверено 18 октября 2014.


Отрывок, характеризующий Критчфилд, Чарльз

– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.