Кришна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Статья по тематике
Индуизм

История · Пантеон

Вайшнавизм  · Шиваизм  ·
Шактизм  · Смартизм

Дхарма · Артха · Кама
Мокша · Карма · Сансара
Йога · Бхакти · Майя
Пуджа · Мандир · Киртан

Веды · Упанишады
Рамаяна · Махабхарата
Бхагавадгита · Пураны
другие

Родственные темы

Индуизм по странам · Календарь · Праздники · Креационизм · Монотеизм · Атеизм · Обращение в индуизм · Аюрведа · Джьотиша

Портал «Индуизм»

Кри́шна (санскр. कृष्ण, kṛṣṇa IAST) — одна из форм Бога в индуизме, восьмая аватара Вишну, часто описывается как один из наиболее популярных индуистских богов[1]. В монотеистической традиции кришнаизма почитается как верховная и изначальная форма Бога.

Согласно индуистским священным текстам, в конце IV тысячелетия до н. э. Кришна снизошёл на землю из духовного мира, родившись в городе Матхура[2][3]. Его миссией было восстановление религиозных принципов и явление Своих духовных игр[4]. Жизнь, деяния и учение Кришны описываются в таких священных писаниях индуизма, как ПураныБхагавата-пурана» и «Вишну-пурана»), «Харивамша» и «Махабхарата». В этих текстах Кришна предстаёт в различных образах: очаровательного и игривого Бога-ребёнка, весёлого и беззаботного мальчика-пастушка коров, идеального возлюбленного, божественного героя-воина и верховного божества[5][6][7]. В индуистском искусстве Кришну изображают как мальчика-пастуха, играющего на флейте в компании своей возлюбленной пасту́шки Радхи и других гопи, или как молодого воина-принца, дающего философские наставления своему другу-витязю Арджуне в «Бхагавадгите»[8].

Самые ранние свидетельства существования культа Кришны относятся к V — IV веку до н. э.[9][10][11] К IX веку кришнаизм широко распространился в Южной Индии. В Северной Индии к XII веку сформировались различные традиции кришнаизма и появились региональные культы таких форм Кришны, как ДжаганнатхаОриссе), ВитхобаМахараштре) и ШринатхджиРаджастхане)[12]. Начиная с 1960-х годов кришнаизм также проник на Запад и в Россию, в основном благодаря проповеди Бхактиведанты Свами Прабхупады и основанной им религиозной организации «Международное общество сознания Кришны», которая представляет традицию гаудия-вайшнавизма.





Этимология и имена

В буквальном переводе с санскрита слово кришна (kṛṣṇa IAST) означает «чёрный», «тёмный» или «тёмно-синий»[13][14][15]. Согласно устаревшей К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3075 дней] гипотезе, темнокожесть Кришны свидетельствует об автохтонном, неарийском происхождении образа божества[16]. Слово родственно прусск. kirsnan, рус. чёрный, праслав. *čьrnъ, «чёрный», лит. keršas «пёстрый»[17]. В мурти Кришна чаще всего представлен чёрным (редко — белым или синим), а в живописи преимущественно изображается с кожей голубого или тёмно-синего цвета. В «Брахма-самхите» цвет кожи Кришны описывается как «имеющий оттенок голубых облаков»[18]. Сравнение облака и Кришны по признаку цвета является традиционным для индийской поэзии.

Кришна также известен под другими именами и титулами, которые отражают различные его качества и атрибуты. Говинда и Гопала являются одними из наиболее распространённых имён, указывающих на образ Кришны как пастуха коров. Некоторые имена Кришны имеют особое значения в определённых регионах Индии. Примером может служить имя Джаганнатха, которое пользуется особой популярностью в Ориссе.

Различные традиции в индуизме по-разному толкуют значение имён Кришны. Например, комментаторы «Вишну-сахасранамы» дают детальное объяснение каждого из 1000 имён Вишну, которые также являются именами Кришны. В Удйогапарве «Махабхараты» 5.71.4 имя «Кришна» разделяется на две части криш kṛṣ IAST и на ṇa IAST, где значение глагольного корня криш толкуется как бху bhū IAST «существо», «земля», а на ṇa IAST интерпретируется как нирврити nirvṛti IAST «блаженство». В гаудия-вайшнавской традиции, основатель Движения сознания Кришны Бхактиведанта Свами Прабхупада дал похожее основное значение имени Кришны как «всепривлекающий»[19][20]. Вышеупомянутый текст 5.71.4 из «Махабхараты» также цитируется в одном из основных священных писаний гаудия-вайшнавов — «Чайтанья-чаритамрите». Бхактиведанта Свами Прабхупада в своём комментарии объяснил значение бху bhū IAST как «привлекательное существо», откуда и происходит значение «всепривлекающий»[21]. Комментаторы «Вишну-сахасранамы» также дают похожее толкование. Например, согласно Шанкаре, Кришна — это 57-е имя Вишну которое означает «естество знания и блаженства». В «Брахмасамбандха-мантре» традиции пуштимарга утверждается, что имя Кришны способно разрушить все грехи[22].

Иконография

Кришну обычно изображают как чёрного или темнокожего юношу, в особенности это характерно для мурти Кришны в индуистских храмах. В изобразительном искусстве Кришна часто предстаёт как мальчик или юноша во Вриндаване с кожей голубого или тёмно-голубого цвета. Одет он в дхоти жёлтого цвета и, играя на флейте, стоит в характерной ему расслабленной позе со скрещенными ногами; на шее у него гирлянда из цветов, в волосах павлинье перо. Практически всегда Кришна изображается в окружении коров, телят и девушек-пастушек гопи.

Кришна часто также изображается в момент, когда он даёт наставления Арджуне в «Бхагавадгите» на поле битвы Курукшетра. В этих случаях Кришна предстаёт как юноша с типичными божественными чертами, характерными для индийского религиозного искусства. Кришну можно увидеть с чакрой — одним из атрибутов Вишну — или с множеством голов и рук, являющим свою вселенскую форму Арджуне.

В храмовых мурти Кришна изображается стоящим в расслабленной позе в окружении своих спутников — своего брата Баларамы (также известном как Балабхадра), сестры Субхадры или с основными своими жёнами-царицами Рукмини и Сатьябхамой. Часто Кришна изображается вместе со своей возлюбленной гопи Радхой как Радха-Кришна — образ, характерный для ряда традиций в индуизме. Например, манипурские вайшнавы никогда не поклоняются одному Кришне, а всегда только Радха-Кришне[23]. Эта форма поклонения также является отличительной чертой гаудия-вайшнавизма, рудра-сампрадаи[24] и традиции пуштимарга[25][26].

Жизнеописание

Древнеиндийский эпос «Махабхарата» является самым ранним источником о жизни Кришны. «Бхагавадгита», представляющая собой восемнадцать глав из шестой книги («Бхишма-парвы») «Махабхараты», содержит наставления Кришны своему другу и ученику Арджуне на поле битвы Курукшетра. «Махабхарата» в основном описывает поздний период жизни Кришны. Подробное описание детства и юности Кришны содержится в «Бхагавата-пуране» и «Харивамше», являющейся, по мнению учёных, более поздним дополнением к «Махабхарате». Жизнеописание Кришны или какие-то детали из него можно встретить практически в каждой из канонических Пуран.

Воплощение

Нижеследующий текст из «Бхагавата-пураны» объясняет причину прихода Кришны:

Господь Брахма сообщил полубогам: Прежде чем мы подали Господу наше прошение, Он уже знал о бедствиях, происходящих на Земле. Поэтому все вы, полубоги, должны воплотиться, родившись сыновьями и внуками Ядавов, и оставаться на Земле, пока Господь будет находиться на ней, чтобы с помощью Своей энергии — вечного времени — облегчить её бремя[27].

В «Махабхарате» даётся похожее описание, с незначительными различиями в деталях.

Рождение

Традиционно в индуизме, основываясь на деталях, упоминаемых в писаниях и астрологических расчётах, датой рождения Кришны (Кришна-джанмаштами) принято считать 19 июля 3228 года до н. э.[28]

Кришна родился в царской семье в Матхуре, и был восьмым сыном принцессы Деваки, и её мужа Васудевы. В то время Матхура была столицей союзнических кланов Вришни, Андхака, и Бходжа, которые были известны под общим именем Ядавов и носили это имя в честь своего эпонимного предка Яду. Васудева и Деваки принадлежали к этим кланам. Брат Деваки, царь Камса, для того чтобы взойти на престол заключил в тюрьму своего отца, царя Уграсену. Опасаясь за свою жизнь из-за пророчества, в котором Камсе было предсказано, что он погибнет от руки восьмого сына Деваки, он бросил супружескую чету в тюрьму, намереваясь убивать всех новорожденных детей Деваки.

После убийства первых шести малышей, и седьмого мнимого выкидыша, у Деваки родился восьмой ребёнок Кришна. Так как жизни младенца угрожала опасность, его чудесным образом перенесли за пределы Матхуры и отдали на воспитание приёмным родителям Яшоде и Нанде в маленькой деревне Гокула. Двое других младенцев Деваки также выжили, — Баларама (седьмой ребёнок Деваки, который мистическим образом перешёл из чрева Деваки в чрево Рохини, первой жены Васудевы), и Субхадра (дочь Васудевы и Рохини, которая родилась уже после Баларамы и Кришны).

Место рождения Кришны в Матхуре является местом паломничества для индусов и называется Кришна-джанма-бхуми. Там расположен храмовый комплекс, воздвигнутый в честь этого события.

Детство и юность

Нанда был главой общины пастухов коров, проживавших в районе Вриндавана. В историях о детстве и юности Кришны описывается его жизнь под защитой этих пастухов. Когда Камса узнал, что младенцу удалось вырваться из его рук, он начал посылать различных демонов (таких как Агхасура), с заданием уничтожить Кришну. Все эти демоны погибли от рук Кришны и его брата Баларамы. Многие самые популярные истории Кришны связаны с этим периодом его жизни, такие как поднятие холма Говардханы и его игры с Радхой и другими деревенскими пастушками гопи. Истории любовных игр Кришны с гопи, известные как раса-лила, позднее были описаны в поэме «Гита-Говинда» авторства Джаядевы.

Кришна как принц

Когда Кришна подрос, он возвратился в Матхуру, убил своего демонического дядю Камсу и восстановил на престоле династии Яду отца Камсы Уграсену. Сам Кришна стал главным принцем при дворе. В это же время он подружился с Арджуной и другими принцами Пандавами царства Куру, которые были его двоюродными братьями. Позднее, Кришна переселился с династией Яду и своими подданными в город Двараку (в современном Гуджарате) и женился на Рукмини, дочери царя Бхишмаки из Видарбхи.

Согласно некоторым писаниям, у Кришны было 16 108 жён, из которых восемь были главными — в их число входили Рукмини, Сатьябхама и Джамбавати. Остальные 16 100 девушек были прежде в плену у демонического царя Наракасуры, пока Кришна не убил его и не освободил их всех. В согласии со строгими обычаями того времени, девушки, побывав в плену, не имели никаких шансов выйти замуж, так как считались падшими, но Кришна несмотря на это, взял их себе в жёны и сделал их принцессами. В вайшнавских традициях индуизма, все жёны Кришны в Двараке считаются воплощениями Лакшми.

Битва на Курукшетре и «Бхагавадгита»

Кришна приходился двоюродным братом одной из конфликтующих сторон — Пандавам (будучи племянником их матери Кунти, сестры Васудевы). Кроме того, Кришна был двоюродным братом самого могучего и доблестного кшатрия, сражавшегося на стороне Кауравов — Карны. Кришна предложил предводителям каждой из сторон выбрать или свою армию, или самого себя, но с условием, что он не возьмёт в руки оружия. Кауравы выбрали для себя армию Кришны, а сам Кришна встал на сторону Пандавов и в предстоящей великой битве согласился быть возницей колесницы своего друга принца Арджуны. «Бхагавадгита» представляет собой философский диалог между Кришной и Арджуной перед началом битвы на Курукшетре, в котором Кришна даёт наставления Арджуне, который не мог решиться поднять оружие против родичей (включая своего деда Бхишму и наставников, сражавшихся на стороне Кауравов). Старший брат Кришны Баларама осудил Кришну за вмешательство в конфликт, и сам, чтобы не принимать ничью сторону, на время битвы удалился в паломничество.

Кришна играет важнейшую роль в исходе битвы на Курукшетре, подбивая Пандавов расправиться с сильнейшими витязями Кауравов нечестными способами. Следуя советам Кришны, Пандавы обманом избавились от своего непобедимого наставника в военном деле брахмана-воина Дроны; по настоянию своего возницы Кришны Арджуна убил непобедимого Карну, когда его колесница увязла в земле и поединок должен был быть приостановлен; по подсказке Кришны самый могучий из Пандавов Бхима в поединке на палицах убил предводителя Кауравов Дурьодхану запрещённым ударом ниже пояса.

Поздний период жизни

После битвы на Курукшетре, в течение 36 лет Кришна жил в Двараке. Затем, в ходе одного празднества, между Ядавами развязалась битва, в которой они полностью уничтожили друг друга. После этого старший брат Кришны, Баларама, оставил своё тело в йогическом трансе. Кришна удалился в лес и сел медитировать под сенью дерева. Проходивший мимо охотник с говорящим именем «Джара» (старость), увидев сквозь листву часть стопы Кришны, принял его за оленя и смертельно ранил его стрелой.

В согласии с «Махабхаратой», Кришна погиб из-за проклятия матери Кауравов Гандхари. Она очень сильно огорчилась и разгневалась после смерти своих сыновей на поле битвы Курукшетра и прокляла Кришну за то, что тот не приложил достаточно усилий для того, чтобы остановить войну. После того как Кришна узнал об этом проклятии, он просто улыбнулся и принял его, заявив, что его долгом было сражаться на праведной стороне, а не предотвращать войну.

В согласии с описаниями «Бхагавата-пураны» и «Бхагавадгиты» и основанными на них астрономическими расчётами, датой смерти Кришны в индуизме считают 18 февраля 3102 года до н. э.[29] Эта дата основывается на описании в «Махабхарате» того, что Кришна правил в Двараке в течение 36 лет после битвы на Курукшетре. В «Матсья-пуране» также говорится, что во время битвы на Курукшетре Кришне было 89 лет, после чего Пандавы правили в течение 36 лет.

Ранние исторические свидетельства

В ранней санскритской ведийской литературе имя «Кришна» упоминается много раз[9]. Так, в древнейшем памятнике ведийской литературы «Риг-веде», Кришна, которого также называют Кришнасура, — это могучий предводитель племени, с которым сражается и которого убивает Индра[30]. Однако, из-за криптической природы Вед, это место «Риг-веды» допускает несколько толкований, и многие учёные склонны переводить слово «кришна» в контексте «Риг-веды» просто как «чёрный»[30][31]. Некоторые исследователи полагают, что ригведийский Кришна тождественен фигуре Кришны, описанной в более поздних произведениях санскритской литературы, или олицетворяет фигуру «протокришны»[29][30]. Одним из сторонников такой интерпретации был Рамакришна Гопал Бхандаркар, который считал, что кришна-драпса в «Риг-веде» (VIII.96.13)[32] является упоминанием о Кришне[33]. Сарвепалли Радхакришнан также признавал возможным отождествление ригведийского Кришны с Кришной пураническим. В своём труде «Индийская философия» он писал: «В поздних Пуранах говорится о вражде Кришны с Индрой. Возможно, что Кришна — это бог пастушеского племени, которое было покорено Индрой в эпоху „Риг-веды“, хотя в период „Бхагавадгиты“ он значительно восстановил и усилил утраченные позиции, отождествившись с Васудевой из бхагаваты и Вишну вайшнавизма».

Вайшнавские комментаторы Вед указывают на некоторые места в «Риг-веде», которые говорят о существовании в ведийский период культа Вишну как «божественного пастуха»: «Я видел пастуха. Он никогда не утратит Своего положения. Иногда Он близок, иногда — далёк. Он бродит разными путями. Он друг, украшенный разнообразными одеждами. Он снова и снова приходит в этот мир» (1.164.31). «Я желаю пойти в Ваши прекрасные дома, где блуждают коровы с огромными рогами. Так являет себя высшая обитель Вишну, Того, кого прославляют повсюду» (1.154.6).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2717 дней]

Одно из наиболее ранних и менее спорных[29] упоминаний о Кришне можно обнаружить в примыкающей к «Сама-веде» «Чхандогья-упанишаде» (3.17.6), которая, по мнению учёных, была написана в VIII веке до н. э.[9][34] Кришна упоминается там как «сын Деваки» (Девакипутра) учителем которого был «Гхора, сын Ангирасы»[34][35]. Именем Ангирасы была названа «Атхарва-веда», также известная как «Ангираса-самхита»[35][36][37]. Многие исследователи указывают на то, что по своему содержанию эта Упанишада очень близка к «Бхагавадгите»[34][35].

В «Нирукте» (VI — V век до н. э.), древнеиндийском трактате по санскритской этимологии авторства Яски, упоминается сокровище шьямантака, находившееся во владении Акруры — мотив известной пуранической истории из жизни Кришны[29]. Санскритский грамматик Панини, предположительно живший в V—IV веках до н. э., в своём классическом труде «Аштадхьяи» (4.3.98) объясняет значение слова васудевака как «последователь (бхакта) Васудевы»[29]. Там же он упоминает Арджуну, из чего был сделан вывод о том, что говорит он именно о Кришне-Васудеве[38]. В «Баудаяна-дхарма-сутре», датируемой IV веком до н. э., содержатся молитвы Вишну, в которых используются 12 имён, в том числе такие как Кешава, Говинда и Дамодара, традиционно ассоциируемые с Кришной или Вишну в форме Кришны[29]. Упоминание этих имён свидетельствует о том, что в период составления текста Кришне поклонялись как одной из форм Бога, а его авторы были знакомы с историями о Кришне из более поздних памятников санскритской литературы, таких как Пураны[39]. О том же свидетельствуют упоминания о Кришне-Васудеве в «Артха-шастре» — политическом трактате авторства Каутильи, составленном примерно в то же период (IV век до н. э.)[39] В гаятри-мантре из «Маханараяна-упанишады» (являющейся частью «Тайттирия-араньяки» 10.1.6 и записанной не позднее III века до н. э.) Васудева отождествляется с Нараяной и Вишну[39][40]. Кришна также ассоциируется с Вишну в «Шатапатха-брахмане»[40]. В период создания поздней редакции «Махабхараты», дошедшей до наших дней, Кришна-Васудева рассматривался как аватара Вишну или как Верховный Бог[36]. О Кришне говорится как о Боге и он ассоциируется с Вишну также и в таких более поздних Упанишадах, как «Нараянатхарваширша-упанишада» и «Атмабодха-упанишада»[36].

Другим важным древним источником, в котором упоминается Кришна, является «Махабхашья» Патанджали, предположительно написанная во II веке до н. э. и представляющая собой комментарий к этимологическому словарю «Нирукта»[41]. В своём комментарии (3.1.26) Патанджали упоминает драматические спектакли «Кришна-камсопачарам», в которых разыгрывалась история убийства Кришной демонического царя Камсы (камсавадха), — один из наиболее значительных эпизодов из жизни Кришны[41][42]. Патанджали утверждает, что история эта случилась «очень давно»[41]. В комментарии Патанджали содержится целый ряд других упоминаний Кришны и связанных с ним фигур, известных из более поздних пуранических источников[41]. Например, в одном из стихов говорится: «Пусть же сила Кришны, находящегося в обществе Санкаршаны, возрастает!»[43], а в другом: «Джанардана с собой как четвёртый»[43]. Возможно, здесь имеется в виду Кришна-Васудева и три его основные экспансии: Санкаршана, Прадьюмна и Анируддха[43][44]. Самого Кришну-Васудеву Патанджали называет «Богом богов»[38]. В одном из текстов Патанджали говорит о музыкальных инструментах, на которых играют во время богослужений в храмах Рамы и Кешавы[42]. Рама, в данном контексте, — это старший брат Кришны Баларама, которого в найденных археологами надписях, а также в литературных источниках этого периода упоминают под именем Санкаршана[43]; Кешава — это другое имя Кришны[43].

В конце IV века до н. э. Мегасфен, служивший древнегреческим послом при дворе Чандрагупты Маурьи, написал книгу «Индика», которая не сохранилась, но обширно цитируется древними классическими авторами. Согласно Арриану, Диодору Сицилийскому и Страбону, Мегасфен говорит в ней о племени Соурасеноев (Шурасенов, одной из ветвей племени Ядавов, в котором родился Кришна), проживавшем в регионе Матхуры и поклонявшемся пастушескому богу Гераклу[41]. Принято считать, что именем «Геракл» Мегасфен называл Кришну[42][45]. Подобное отождествление в основном базируется на упоминаемых Мегасфеном географических местах (таких как Матхура, Вриндавана[42] и Ямуна) и большом сходстве между героическими деяниями Кришны и Геракла[45][46]. В частности, Мегасфен говорит, что Геракл странствовал и убивал различных демонов и у него было много жён[45]. К тому же для древнегреческих авторов было характерно называть богов иноземных традиций именами божеств греческого пантеона[41]. Древнеримский историк Квинт Курций Руф, живший в I веке н. э., также описывает, что во время сражения Александра Македонского с пенджабским раджей Пором войска последнего шли в атаку со знаменем, на котором был изображён «Геракл»[41].

О существовании культа Кришны за несколько веков до н. э. также свидетельствуют ранние буддийские источники. В «Ниддесе», одной из книг Палийского канона датируемой IV веком до н. э., говорится в несколько уничижительной форме о тех, кто поклоняется Васудеве и Баладеве (брату Кришны)[47]. Кришна и различные персонажи из историй о нём в несколько искажённой форме присутствуют в «Джатаках», — одном из важнейших памятников повествовательной литературы буддизма[48]. В период 180—165 годов до н. э., греко-бактрийский царь Агафокл, правивший империей, занимавшей значительную часть полуострова Индостан, отчеканил монеты с изображением Кришны и его брата Баларамы[49]. Монеты Агафокла считаются самым древним сохранившимся изображением Кришны[49].

Самым ранним археологическим свидетельством существования культа Кришны является надпись на колонне Гелиодора в Беснагаре, на северо-западе индийского штата Мадхья-Прадеш[48]. Эта колонна, посвящённая божественной птице Гаруде, носителю Вишну и Кришны, была воздвигнута в конце II века до н. э. греком Гелиодором — послом Индо-греческого царства[48]. Надпись состоит из двух частей, вторая её часть сохранилась только частично. Первая часть надписи гласит:

Эта колонна Гаруды была воздвигнута для Бога богов Васудевы, бхагаватой Гелиодором, сыном Диона и уроженцем Таксилы, прибывшем в качестве посла от великого греческого царя Антиалкида к царю-спасителю Касипутре Бхагабхадре, находящемуся в благоденствии на 14-м году своего правления…[50]

Надпись свидетельствует о том, что иностранец, грек Гелиодор, обратился в кришнаизм ещё во II веке до н. э.[48][51][52] Гелиодор называет себя бхагаватой — последователем Кришны-Васудевы[48]. То, что в кришнаизм обратился такой высокопоставленный и могущественный деятель, как посол Индо-греческого царства, свидетельствует о том, что в этот период в данном регионе индийского субконтинента кришнаизм успел пустить глубокие корни[48]. А. Л. Бэшем и Т. Хопкинс полагают, что Гелиодор был не единственным иностранцем, принявшим кришнаизм. Хопкинс утверждает: «Можно предположить, что Гелиодор был не единственным чужеземцем, обратившимся в вайшнавизм, хотя он, возможно, был единственным, воздвигшим колонну, по крайней мере колонну, сохранившуюся до наших дней. Вне всяких сомнений, было много и других»[51].

Кроме колонны Гелиодора, на территории полуострова Индостан был найден ряд других надписей с упоминанием Кришны-Васудевы, относящихся к периоду до н. э. и сделанных индийскими последователями традиции кришнаизма[48]. В двух надписях II — I века до н. э., найденных в Раджастхане, упоминается храм Санкаршаны и Васудевы. Одна из них, сделанная на каменной плите, обнаруженной в местечке Гхасунди в 6 км к северо-востоку от Нагари в округе Удайпур, также как и колонна Гелиодора датируется II веком до н. э.[53] В ней говорится, что бхагавата по имени Гаджаяна, сын Парашари, приказал возвести в Нараяна-врате (парке Нараяны) каменный храм для поклонения «Господу Санкаршане и Господу Васудеве»[53]. В данном случае, поклонение Васудеве и Санкаршане ассоциируется с культом Нараяны[53].

В надписи на другой колонне из Беснагара, датируемой 100 годом до н. э., говорится, что «бхагавата Гаутама-путра» возвёл колонну Гаруды у храма «в двенадцатый год правления царя Бхагаваты»[54][55]. Этот царь, возможно, является той же самой личностью, которая упоминается в геологических списках как предпоследний из правителей династии Шунга[54]. В центральной Индии, в пещере Нанагхат, была найдена надпись I века до н. э., сделанная царицей Наганикой[55]. В надписи не только упоминаются Санкаршана и Васудева, но также говорится о их принадлежности к Лунной династии. В местечке Мора, в одиннадцати километрах от Матхуры, в колодце была найдена надпись, в которой говорится о установке божеств «пяти героев Вришни» в каменном храме[55]. В другой надписи, также обнаруженной в Матхуре, говорится о возведении ограды и ворот к храму «Господа Васудевы»[55]. Обе надписи датируются периодом с 10 по 25 год н. э.[55]

На заре индологической науки учёные считали Кришну мифическим персонажем[56]. Однако позднее некоторые востоковеды пришли к заключению о том, что Кришна был реальной исторической личностью, впоследствии обожествлённой[56]. Согласно Клостермайеру, с большой долей уверенности можно утверждать, что основой для мифического Кришны-Васудевы послужил «исторический Кришна, герой клана вришни из племени ядавов, живший в Матхуре и округе»[57].

Поклонение Кришне внутри индуизма

Ранние традиции

Культ Кришны-Васудевы, называемый бхагаватизмом, исторически был одной из наиболее древних форм поклонения Кришне[58][59][60]. По мнению учёных, на более позднем этапе своего развития бхагаватизм слился с другими традициями поклонения Кришне, такими как культ Гопалы и Бала-Кришны, которые, в свою очередь, выступили основой для современного монотеистического кришнаизма[60][61][62]. Учёные полагают, что основателем религиозной традиции бхагаватизма был сам Кришна, также известный как Васудева («сын Васудевы»)[60]. Он принадлежал к племени Ядавов и его последователи называли себя бхагаватами[60]. Самые ранние археологические и литературные свидетельства существования этой традиции относятся к периоду VII веков до н. э. Васудева и поклонение ему упоминаются в трудах санскритского грамматика Панини (около V века до н. э.), греческого посла при дворе Чандрагупты Маурьи Мегасфена (320 год до н. э.), а также в «Артха-шастре» Чанакьи. По мнению ряда исследователей, бхагаватизм был монотеистической религией, где Кришне-Васудеве поклонялись как «совершенному, вечному и блаженному Богу богов»[60][63]. В «Харивамше» описывается сложная природа взаимоотношений между различными ипостасями Кришны: Кришной-Васудевой, Санкаршаной, Прадьюмной и Анируддхой. Позже, на этой основе возникла вайшнавская богословская концепция чатур-вьюхи — Кришны и его четырёх основных экспансий[44].

Вайшнавизм

В современном индуизме, поклонение Кришне является частью монотеистической традиции вайшнавизма, последователи которой почитают Вишну как Верховного Бога, поклоняясь ему непосредственно или в форме его аватар. В вайшнавизме, Кришна рассматривается как наиболее полная аватара, или форма Вишну, неотличная от самого Вишну[64]. Однако, природа взаимоотношений между Кришной и Вишну в различных течениях вайшнавизма является сложной и разнообразной[65]. Так, в некоторых вайшнавских традициях, Кришна почитается независимо от Вишну как Верховный Бог и изначальная форма Бога в индуизме[66]. Для обозначения тех течений внутри вайшнавизма, в которых основным объектом поклонения является Кришна, используется термин «кришнаизм», тогда как термин «вайшнавизм» применяется преимущественно по отношению к течениям, сосредоточенным на поклонении Вишну как Верховному Богу и Кришне как его основной аватаре[67]. Кришна почитается как сваям-бхагаван («изначальная форма Бога, Сам Бог»)[68][69][70][71][72] в таких вайшнавских сампрадаях, как гаудия-вайшнавизм[73][74], пуштимарга и Нимбарка-сампрадая. Сахаджананда Свами, основатель Сваминараяна-сампрадаи, также поклонялся Кришне как сваям-бхагавану.

В шри-вайшнавизме (одном из основных направлений вайшнавизма) Кришна рассматривается как аватара Вишну, низошедшая из Вайкунтхи с целью освободить землю от грешника Камсы, и показать свою природу блаженства и радости. Согласно шри-вайшнавскому богословию, Кришна приблизил людей к восприятию духовного плана где он проявлен как изначальный Господь Вишну.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2717 дней]

Движение Кришна-бхакти

Кришна является одной из основных форм Бога в поклонении традиций бхакти индуизма, в особенности в вайшнавизме.

Движения бхакти, основанные на поклонении Кришне, широко распространились в Южной Индии с VI по IX век Авторами самых ранних письменных трудов, посвящённых Кришна-бхакти, были святые альвары из южно-индийской провинции Тамил-Наду. Основная коллекция их работ называется «Дивья-прабандха». В популярном сборнике песен «Тируппавай» авторства единственной женщины-альвара Андал, она выдаёт себя за одну из возлюбленных гопи Кришны. Другим важным литературным произведением этой стадии развития Кришна-бхакти в Индии была «Мукундамала», написанная Кулашекхарой.

Движение Кришна-бхакти быстро распространилось из Южной Индии в Северную, где поэма «Гитаговинда», написанная Джаядевой в XII веке, положила основу вайшнавской литературе. «Гитаговинда» подробно разбирает историю любовных игр Кришны с его самой любимой гопи Радхой, которая упоминается в «Брахма-вайварта-пуране». Эта написанная на санскрите поэма позднее стала широко известна по всей Индии. Начиная с этого времени, поклонение Радхе стало неотъемлемой частью поклонения Кришне.

В то время как более учёная часть населения, обладавшая знаниями санскрита, могла наслаждаться такими произведениями как «Гитаговинда» и «Кришнакарнамрита», автором которой был Билвамангала, основная масса населения воспевала религиозные песни других поэтов, составленных на местных языках Индии. Подобные песни, выражающие экстатическую любовь и преданность Кришне, писались поэтами, происходившими из самых различных слоёв индийского общества того времени. Произведения таких поэтов как Мирабай и Сурдас воплотили в себе Кришна-бхакти Северной Индии.

Эти преданные-поэты, также как и альвары перед ними, имели очень отдалённое отношение к каким-бы то ни было философским школам. Но в XI веке, в Индии появились школы вайшнава-бхакти, которые выработали богословскую основу поклонения Кришне. Основателями наиболее влиятельных из этих школ были Нимбарка в (XI веке), Валлабха в (XV веке) и Чайтанья Махапрабху в (XVI веке). Традиция Чайтаньи, получившая название гаудия-вайшнавизм, считает Кришну Верховным Богом, а не аватарой Вишну. Последователи Чайтаньи и Валлабхи утверждают, что основатели их традиций были аватарами Кришны.

В районах Махараштры и Деккана, с начала XIII и до конца XVIII века, поклонение Кришне распространяли такие святые-поэты, как Джнянешвар, Намдев, Джанабай, Экнатх и Тукарам. В Южной Индии Пурандара Даса и Канакадаса из Карнатаки сочинили песни, посвящённые мурти Кришны из Удупи.

Кришна-бхакти на Западе

Начиная с 1966 года, поклонение Кришне вышло за пределы Индии и распространилось по всему миру, включая Европу, США, Канаду, Африку, Россию и Латинскую Америку. Это произошло в основном благодаря Международному обществу сознания Кришны и его основателю Бхактиведанте Свами Прабхупаде, который, следуя наставлениям своего гуру Бхактисиддханты Сарасвати, представил философию гаудия-вайшнавизма на английском языке[75].

Кришна в других религиях

Кришна в шактизме

В группе шактийских школ Кришна почитается как сын Деви (Парвати), которую Вишну, перед своим воплощением в Кришну, попросил воплотится как Деваки, мотивируя это тем, что ни одна женщина, кроме неё, не способна выносить и родить его.

Кришна в джайнизме

Основными учителями в джайнизме являются 24 Тиртханкары. Когда Кришна был введён в список героических фигур джайнизма, то он представил проблему из-за своих деяний, которые часто шли вразрез с концепцией ненасилия в философии джайнизма. Для разрешения этой проблемы, были использованы Баладева и Васудева. Список 63-х Шалакапурш или замечательных личностей, включает в себя, помимо 24-х Тиртхакар, ещё и девять различных троиц. В одну из этих троиц входит Кришна как Васудева, Баларама как Баладева и Джарасандха как Прати-Васудева. Истории этих троиц можно найти в «Харивамше» Джинасены и в «Тришашти-шалакапуруша-чарите» Хемачандры.

В каждой эпохе космического цикла джайнизма, рождается Васудева и его старший брат Баладева. Роль злодея играет Прати-Васудева. Баладева выступает как хранитель принципа ненасилия в джайнизме. Васудева однако, должен временно отказаться от ненасилия, для того чтобы убить Прати-Васудеву и спасти мир. В наказание за совершённое насилие, Васудева попадает в ад, и затем, в своём следующем воплощении, рождается как Тиртханкара.

Кришна в буддизме

История Кришны упоминается в Джатаках буддизма. В «Гхатапандита-джатаке» Кришна описывается как принц, легендарный завоеватель и царь Индии.

В буддизме Кришну называют Васудева, Канха и Кешава, а Баларама является его старшим братом, Баладевой. Эти детали соответствуют истории Кришны, описанной в «Бхагавата-пуране». Васудева, вместе со своими девятью братьями-воинами и старшей сестрой Анджаной, завоёвывает всю территорию Джамбудвипы (многие считают, что это Индия) и убивает своего демонического дядю, царя Камсу, и позднее всех других царей Джамбудвипы, с помощью своего орудия Сударшана-чакры. Большая часть истории соответствует описаниям «Бхагавата-пураны».

Согласно «Махабхарате», все братья в конце концов погибают из-за проклятия мудреца Канхадипаяны (Вьясы), в то время как сам Кришна погибает от стрелы охотника. В живых из всей семьи остаётся одна Анджанадеви, которая больше не упоминается.

В Джатаках, где описываются прошлые жизни Будды и его последователей, Кришна выступает как прошлое воплощение одного из самых близких учеников Будды и «главного генерала дхармы» («дхарма-сенапати») Шарипутры, которого в буддистском искусстве и иконографии изображают «правой рукой» Будды[76].

Вера бахаи

Последователи веры бахаи верят в то, что Кришна был «Воплощением Бога, или одним из числа пророков, которые проповедовали Слово Божие»[77]. В этой религиозной традиции, Кришна находится на одном уровне с Авраамом, Моисеем, Буддой, Заратуштрой, Иисусом и Мухаммедом[78].

Ахмадийское движение в исламе

В ахмадийском движении Кришну и Раму почитают как «великих пророков Бога», но в отличие от индуизма, не считают их Богом или аватарами Бога[79][80]. Также, основатель ахмадийской традиции, Мирза Гулам Ахмад утверждал, что термин «аватара» в индуизме соответствовал термину «пророк» в исламе, и указывал на тождественность аватар пророкам в Коране[81]. Мирза Гулам Ахмад говорил о Кришне следующее:

Пусть будет ясно всем, что Господь Кришна в согласии с тем, что было явлено мне, был истинно великой личностью, подобную которой трудно найти среди риши и аватар индусов. Он был аватарой своего времени, на которую снизошёл Святой Дух Бога. Он был от Бога, победоносный и процветающий. Он очистил арийскую землю от греха и был пророком своей эпохи, чьё учение было впоследствии всячески извращено. Он был полон любви к Богу, был другом добродетели и противником зла[82].

Кришна в искусстве

Самым ранним упоминанием о театральном представлении, основанном на истории Кришны, является «Махабхашья» Патанджали. Так как все истории о Кришне излагаются как трансцендентные игры, в которых Кришна всегда полностью осознаёт свою божественную природу, эта тема была трудной для классических санскритских драматургов. Пьесы обычно включали сцены, в которых герой приходил в отчаяние или глубоко печалился перед традиционной счастливой концовкой. Хотя Вишну и другие основные воплощения, такие как Рама, легко могли быть протагонистами пьес, в случае с Кришной всё было гораздо сложнее. «Балачарита» и «Дутавакья» авторства Бхасы являются единственными пьесами этого рода, которые были написаны известным классическим драматургом. «Балачарита» описывает детские игры Кришны, а «Дутавакья» — это одноактовая драма, основанная на одном из эпизодов из «Махабхараты», в котором Кришна пытается установить мир между воюющими сторонами.

Проблема, с которой столкнулась классическая драма, не затронула другие виды искусства, такие как музыка и танец. Начиная с X века н. э., с ростом движений бхакти, Кришна стал выступать как любимый герой. Например, поэма «Гитаговинда» стала очень популярной по всей Индии, и породила много подражаний. Песни, сочинённые поэтами бхакти, пополнили кладезь фольклорного и классического пения.

Классические танцы Индии, в особенности Одисси и Манипури, в основном базируются на этих песнях. Танцы раса-лила, совершаемые во Вриндаване, разделяют многие элементы с Катхак и Кришнаттам, который в настоящее время совершается только в храме Кришны в Гуруваюре в Керале и лежит в основе Катхакали. Красивая классическая форма танца «Саттрия», основанная вайшнавским святым из Ассама Шанкардевой, превозносит добродетели Кришны. К подобной категории танцев принадлежит и «Дашаватар-нриттья». Шриманта Шанкарадева описал детство Кришны в нескольких драмах, таких как «Чор Дара» и «Пимпара Гусува». Многие другие произведения Шанкадевы также основаны на личности Кришны. Традиционным элементом ассамской культуры являются «Намгхары», начатые Шанкардевой коллективные молитвы Кришне. «Намгхары» проводятся во всех городах и деревнях Ассама.

В средневековой Махараштре появилась Хари-катха в которой эпизоды из жизни Кришны излагались через музыку и танцы смешанные с рассказами историй о Кришне. Эта традиция также широко распространилась в Тамилнаде и других штатах Южной Индии.

«Кришна-лила-тарангини», написанная в XVII веке Нараяна Тиртхой, явилась основой для музыкальных пьес «Бхагавата-мела» и рассказывает историю Кришны до его свадьбы с Рукмини. Тьягараджа в XVII веке написал похожую по содержанию пьесу под названием «Наука-чаритам». Истории о Кришне из Пуран разыгрываются в стиле фольклорной оперы Якшагана, характерном для прибрежных регионов Карнатаки. На основе этого материала также было снято множество фильмов.

Изваяния Кришны из металла представляют его в виде прекрасного лицом и телом пастуха, играющего на свирели. В этом случае он изображён, как божественный идеал любви к Радхе. А прекрасная игра на свирели является символом «гармонии всех живых существ, их любовного единения друг с другом.»[83]

Другое скульптурное изображение — Калийя-даман — представляет Кришну в виде танцора, пляшущего на побеждённом змее Калийя, который занимался похищением коров. Изваянный Кришна танцует на левой ноге на туловище Калийя, сохраняя равновесие держа левой рукой кончик хвоста чудовища. Правая рука Кришны сложена в положении абхайя-мудра. Танец олицетворяет собой господство над силами зла[83].

См. также

Напишите отзыв о статье "Кришна"

Примечания

  1. Индуизм (научный консультант д-р [www.soas.ac.uk/staff/staff43199.php Хизер Элгуд])//Джон Баукер (англ.) [www.ozon.ru/context/detail/id/112003/ Религии мира. Великие вероучения от древности до наших дней]. — М.:Слово, Дорлинг Киндерсли., 1997. — 200 с. ISBN 0-7513-8778-9,ISBN 5-85050-512-1 — (Серия: Домашний музей) (С.28)
  2. Elst 1999 «В индуистской традиции упоминается слияние пяти планет (Сатурна, Юпитера, Марса, Венеры, Меркурия, Солнца и Луны), а также южного лунного узла Кету (северный лунный узел Раху, по определению, всегда стоит противоположно) около неподвижной звезды Ревати (Zeta Piscium) 18 февраля 3102 года до н. э. В этот день Кришна предположительно испустил свой последний вздох, и традиционно он считается началом так называемой Кали-юги, эры вражды, самой низшей эры в нисходящей череде эпох».
  3. Rosen 2007, С. 140
  4. Marcus 2003, С. 27
  5. Mahony 1987, С. 333 «…perhaps Krishna’s various appereances as a divine hero, alluring God-child, cosmic prankster, perfect lover, and universal supreme being are the most dramatic».
  6. Hutchison 1969, С. 176 «Alongside the epic and supplementing it, a rich mythology grew up, celebrating Krishna, both as a warrior hero and a pastoral flutist calling women…»
  7. Archer 2004, С. 5
  8. Knott 2000, pp. 36,15
  9. 1 2 3 Bhattacharya 1996, С. 1
  10. Gelberg 1983, С. 117
  11. Das 1980, С. 80
  12. Bryant 2007, С. 3
  13. Альбедиль М. Ф. Кришна // Индуизм. Джайнизм. Сикхизм: Словарь. / Под общ. ред. Альбедиль М. Ф. и Дубянского А. М. — М.: Республика, 1996. — С. 243
  14. Крысин Л. П. Толковый словарь иноязычных слов. — М.: Рус. яз., 2000. — С. 370.
  15. e.g. Monier Williams (1899)
  16. Васильев Л. С. История религий Востока. — М.: Высшая школа, 1988.
  17. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. IV. — С. 346.
  18. [brahmasamhita.com/5/30/en1 Brahma Samhita 5.30]
  19. Бхактиведанта Свами Прабхупада Шримад Бхагаватам Первая песнь «Творение» (главы 10-19) Бхактиведанта Бук Траст, 1990—605 с. ISBN 0-89213-094-6 (C. 508)
  20. Lynne Gibson. [books.google.ie/books?id=jnwffnGT0tEC&pg=PA7 Modern World Religions: Hinduism - Pupils Book Foundation (Modern World Religions)]. — Oxford [England]: Heinemann Educational Publishers, 2002. — ISBN 0-435-33618-5.
  21. [vedabase.net/cc/madhya/9/30/en Chaitanya Charitamrita 9.30]
  22. Beck 1993, С. 195
  23. [books.google.com/books?id=g-wbAAAAIAAJ&q=Manipur+Radha&dq=Manipur+Radha&lr=&client=firefox-a Encyclopaedia of Indian Literature — p. 4290], Amaresh Datta, Mohan Lal, 1994
  24. The penny cyclopædia [ed. by G. Long]. 1843, p.390 [books.google.com/books?id=_8cWRilIuE0C&pg=RA1-PA390&dq=rudra+sampradaya&as_brr=3#PRA1-PA390,M1]
  25. Ramesh M. Dave, K. K. A. Venkatachari, The Bhakta-bhagawan Relationship: Paramabhakta Parmeshwara Sambandha. Sya. Go Mudgala, Bochasanvasi Shri Aksharpurushottama Sanstha, 1988. p.74
  26. Valpey 2006, С. 52
  27. [vyasa.ru/books/ShrimadBhagavatam/?id=502 Шримад-Бхагаватам 10.1.22]
  28. [veda.harekrsna.cz/encyclopedia/historical-krsna.htm «Search for the Historical Krishna»]
  29. 1 2 3 4 5 6 Bryant 2007, С. 4
  30. 1 2 3 Bhattacharya 1996, С. 126
  31. Rosen 2006, С. 125
  32. ava drapso aṃśumatīmatiṣṭhadiyānaḥ kṛṣṇo daśabhiḥ sahasraiḥ āvat tamindraḥ śacyā dhamantamapa snehitīrnṛmaṇā adhatta
  33. Bhattacharya 1996, С. 126 «According to (D. R. Bhadarkar), the word Krishna referred to in the expression 'Krishna-drapsah' in the Rig- Veda, denotes the very same Krishna».
  34. 1 2 3 Hudson & Case 2002, С. 36
  35. 1 2 3 Feuerstein & Wilber 2002, С. 176
  36. 1 2 3 Hastings James. Encyclopedia of Religion and Ethics. — Kessinger Publishing, 2003. — P. 195–196. — ISBN 0766136884.
  37. «Чхандогья-упанишада» (3.17.6) цитируется в Müller, Max (1879), [www.sacred-texts.com/hin/sbe01/sbe01075.htm Sacred Books of the East], vol. 1, <www.sacred-texts.com/hin/sbe01/sbe01075.htm> 
  38. 1 2 Singh 2007, С. 10 "Panini, the fifth-century BC Sanskrit grammarian also refers to the term Vaasudevaka, explained by the second century B.C commentator Patanjali, as referring to «the follower of Vasudeva, God of gods».
  39. 1 2 3 Bryant 2007, pp. 4-5
  40. 1 2 Bhattacharya 1996, С. 128
  41. 1 2 3 4 5 6 7 Bryant 2007, С. 5
  42. 1 2 3 4 Singh 1997, С. 1428
  43. 1 2 3 4 5 Barnett 2006, С. 91
  44. 1 2 Couture 2006, pp. 571–585
  45. 1 2 3 Dahlaquist 1996, С. 77
  46. Rosen 2006, С. 126
  47. Bryant 2007, pp. 5-6
  48. 1 2 3 4 5 6 7 Bryant 2007, С. 6
  49. 1 2 Varadpande 1987, С. 90
  50. [projectsouthasia.sdstate.edu/docs/HISTORY/PRIMARYDOCS/EPIGRAPHY/HeliodorusPillar.htm Garuda (Heliodorus) Pillar of Besnagar]
  51. 1 2 Gelberg 1983, С. 117 «Heliodorus was presumably not the only foreigner who converted to Vaisnava devotional practices — although he might have been the only one who erected a column, at least one that is still extant. Certainly there must have been many others».
  52. Goswami 1956, С. 6
  53. 1 2 3 Barnett 2006, С. 90
  54. 1 2 Barnett 2006, С. 89
  55. 1 2 3 4 5 Bryant 2007, С. 18
  56. 1 2 Rosen 2006, pp. 126-127
  57. Klostermaier 2000, pp. 80-81
  58. Bryant 2007
  59. Hein, Norvin [www.jstor.org/pss/1062622 A Revolution in Kṛṣṇaism IAST: The Cult of Gopāla: History of Religions, Vol. 25, No. 4 (May, 1986), pp. 296—317](недоступная ссылка — история). www.jstor.org. Проверено 24 мая 2008.
  60. 1 2 3 4 5 Hastings, James Rodney. [books.google.com/books?id=Kaz58z--NtUC&pg=PA540&vq=Krishna&source=gbs_search_r&cad=1_1&sig=lo3NqA31k8hJZw7qNc9QDEAYyYA Encyclopedia of Religion and Ethics]. — Volume 4 of 24 (Behistun (continued) to Bunyan). — Edinburgh: Kessinger Publishing, LLC, 2nd edition 1925-1940, reprint 1955, 2003. — P. 476. — ISBN 0-7661-3673-6.pp.540-42
  61. Klostermaier 2007 «Современная традиция поклонения Кришне возникла в результате синтеза различных элементов. Согласно историческим свидетельствам, культ Кришна-Васудевы достиг своего расцвета в регионе Матхуры за несколько веков до Рождества Христова. Вторым по значимости элементом в этой традиции был культ Кришна-Говинды, а на более позднем этапе — поклонение Бала-Кришне, Кришне как божественному ребёнку — важный аспект современного кришнаизма. Новейшим элементом похоже был Кришна-гопиджанаваллабха, поклонение Кришне как возлюбленному пастушек гопи, среди которых Радха занимает особое положение. В некоторых источниках Кришна представляется как основоположник и первый учитель религи бхагавата».
  62. Basham, A. L. [www.jstor.org/pss/2051211 Review:Krishna: Myths, Rites, and Attitudes. by Milton Singer; Daniel H. H. Ingalls, The Journal of Asian Studies, Vol. 27, No. 3 (May, 1968 ), pp. 667-670](недоступная ссылка — история). www.jstor.org. Проверено 24 мая 2008. [www.webcitation.org/1339062109980832 Архивировано из первоисточника 7 июня 2012].
  63. Singh 2006, pp. 10 "Panini’s term Vāsudevaka, explained by the second century B.C commentator Patanjali, as referring to «the follower of Vasudeva, God of gods».
  64. John Dowson. [books.google.com/books?id=6JB-KOXy5k8C&pg=PA361 Classical Dictionary of Hindu Mythology and Religion, Geography, History and Literature]. — Kessinger Publishing, 2003. — P. 361. — ISBN 0-7661-7589-8.
  65. See Beck, Guy, «Introduction» in Beck 2005, pp. 1-18
  66. Knott 2000, С. 55
  67. Flood 1996, С. 117
  68. Klostermaier K., Crotty, R. B. [books.google.com/books?id=F_0UAAAAIAAJ&pg=PA109 The Charles Strong Trust Lectures, 1972-1984]. — Brill Academic Publishers, 1997. — P. 109. — ISBN 90-04-07863-0.
  69. [books.google.com/books?id=yEMB3RBwjTsC Indian Philosophy & Culture]. — Vrindāvan (India): Institute of Oriental Philosophy, 1975. — P. 148. «On the touch-stone of this definition of the final and positive characteristic of Sri Krsna as the Highest Divinity as Svayam-rupa Bhagavan.»
  70. Delmonico, N., The History Of Indic Monotheism And Modern Chaitanya Vaishnavism in Ekstrand 2004
  71. De, S.K. Bengal's contribution to Sanskrit literature & studies in Bengal Vaisnavism. — KL Mukhopadhyaya, 1960. p. 113: «The Bengal School identifies the Bhagavat with Krishna depicted in the Shrimad-Bhagavata and presents him as its highest personal god.»
  72. Bryant 2007, С. 381
  73. See McDaniel, June, «Folk Vaishnavism and Ṭhākur Pañcāyat IAST: Life and status among village Krishna statues» in Beck 2005, С. 39
  74. Kennedy, M.T. The Chaitanya Movement: A Study of the Vaishnavism of Bengal. — H. Milford, Oxford University Press, 1925.
  75. Selengut, Charles (1996). «[content.iskcon.com/icj/4_2/4_2charisma2.html Charisma and Religious Innovation:Prabhupada and the Founding of ISKCON]». ISKCON Communications Journal 4 (2).
  76. [www.accesstoinsight.org/lib/authors/nyanaponika/wheel090.html#turner The Turner of the Wheel] The Life of Sariputta, compiled and translated from the Pali texts by Nyanaponika Thera.
  77. Esslemont, J.E. [reference.bahai.org/en/t/je/BNE/bne-6.html#gr5 Bahá'u'lláh and the New Era]. — 5th ed.. — Wilmette, Illinois, USA: Bahá'í Publishing Trust, 1980. — P. 2. — ISBN ISBN 0-87743-160-4.
  78. McMullen 2000, С. 200
  79. Essence of Islam Vol. IV pg. 83
  80. Lecture Sialkot by Mirza Ghulam Ahmad pg. 39
  81. Essence of Islam Vol. IV pg. 84
  82. Ahmad Mirza Ghulam. [alislam.org/library/books/LectureSialkot.pdf Lecture Sialkot]. — Tilford: Islam International Publications Ltd.. — ISBN ISBN 1-85372-917-5.
  83. 1 2 Жуковский, Копцева, 2005, с. 292.

Литература

  • Серебряный С. Д. [www.mifinarodov.com/k/krishna.html Кришна] // Мифы народов мира. — М.: Советская энциклопедия, 1988. — Т. 2. — С. 15—18.
  • [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/religiya/KRISHNA.html Кришна] — статья из энциклопедии «Кругосвет»
  • Жуковский В. И., Копцева Н. П. Искусство Востока. Индия: Учеб. пособие.. — Красноярск: Краснояр. гос. ун-т, 2005. — 402 с. — ISBN 5-7638-0575-5.
  • Забияко А. П. [www.amursu.ru/attachments/1320_2003_4.djvu Кришна: многоликий образ «чёрного» бога] // Религиоведение. — 2003. — № 4. — С. 77—92. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=2072-8662&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 2072-8662].
  • Anand, D. (1992), [books.google.com/books?id=EsvSwdUgQYcC Krishna: The Living God of Braj], Abhinav Publications, ISBN 8170172802, <books.google.com/books?id=EsvSwdUgQYcC> 
  • Archer, W. G. (2004), [books.google.com/books?id=7cK-C9YrAmoC The Loves of Krishna in Indian Painting and Poetry], Courier Dover Publications, ISBN 0486433714, <books.google.com/books?id=7cK-C9YrAmoC> 
  • Banerjea, Jitendra Nath (1966), [books.google.com/books?ei=80J3SYiiN4PSNJXp9c8E Paurānic and Tāntric Religion (early Phase)], University of Calcutta, <books.google.com/books?ei=80J3SYiiN4PSNJXp9c8E> 
  • Barnett, Lionel D. (1922), [books.google.com/books?id=R-5KAAAAMAAJ Hindu Gods and Heroes: Studies in the History of the Religion of India], J. Murray, <books.google.com/books?id=R-5KAAAAMAAJ> 
  • Barnett, Lionel D. (2006), [books.google.com/books?id=65y8K9WOMmkC Hindu Gods and Heroes], READ BOOKS, ISBN 1406726990, <books.google.com/books?id=65y8K9WOMmkC> 
  • Basham, Arthur L. (1975), [books.google.com/books?id=juU8AAAAMAAJ A Cultural History of India], Clarendon Press, ISBN 0198219148, <books.google.com/books?id=juU8AAAAMAAJ> 
  • Beck, Guy L. (2005), [books.google.com/books?hl=en&id=0SJ73GHSCF8C Alternative Krishnas: Regional and Vernacular Variations on a Hindu Deity], Albany, NY: State University of New York Press, ISBN 0791464164, <books.google.com/books?hl=en&id=0SJ73GHSCF8C> 
  • Bhattacharya, Sunil Kumar (1996), [books.google.com/books?id=SyyNIL7Ug2kC Krishna-cult in Indian Art], M.D. Publications Pvt. Ltd., ISBN 8175330015, <books.google.com/books?id=SyyNIL7Ug2kC> 
  • Brooks, Charles R. (1989), [books.google.com/books?id=5tjtDZ438h4C&printsec=frontcover The Hare Krishnas in India], Princeton, NJ: Princeton University Press, ISBN 069100031X, <books.google.com/books?id=5tjtDZ438h4C&printsec=frontcover> 
  • Brzezinski, J. K. (1992), [links.jstor.org/sici?sici=0041-977X(1992)55%3A3%3C472%3APHHAT%22%3E2.0.CO%3B2-P Prabodhananda, Hita Harivamsa and the Radharasasudhanidhi], Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London 55/3, <links.jstor.org/sici?sici=0041-977X(1992)55%3A3%3C472%3APHHAT%22%3E2.0.CO%3B2-P> 
  • Bryant, Edwin F. (2007), [books.google.com/books?id=0z02cZe8PU8C Krishna: A Sourcebook], Oxford University Press US, ISBN 0195148916, <books.google.com/books?id=0z02cZe8PU8C> 
  • Bryant, Edwin F. (2003), [books.google.com/books?id=--WwYKkW0cwC Krishna: The Beautiful Legend of God; Śrīmad Bhāgavata Purāṇa, Book X; with Chapters 1, 6 and 29-31 from Book XI], Penguin Classics, ISBN 0140447997, <books.google.com/books?id=--WwYKkW0cwC> 
  • Bryant, Edwin F. & Ekstrand, Maria (2004), [books.google.com/books?id=mBMxPdgrBhoC The Hare Krishna Movement: The Postcharismatic Fate of a Religious Transplant], Columbia University Press, ISBN 023112256X, <books.google.com/books?id=mBMxPdgrBhoC> 
  • Chatterjee, Asoke (1995), Srimadbhagavata and Caitanya-Sampradaya, Journal of the Asiatic Society 37/4 
  • Clementin-Ojha, Catherine (1990), La renaissance du Nimbarka Sampradaya au XVIe siècle. Contribution à l'étude d’une secte Krsnaïte., Journal asiatique 278 
  • Couture, André (2006), The emergence of a group of four characters (Vasudeva, Samkarsana, Pradyumna, and Aniruddha) in the Harivamsa: points for consideration, Journal of Indian Philosophy 34,6 
  • Cowell, E. B. (2000), [books.google.com/books?id=13F903ZKXK4C The Jataka or Stories of the Buddha's Former Births: Stories of the Buddha's Former Births], Asian Educational Services, ISBN 8120614690, <books.google.com/books?id=13F903ZKXK4C> 
  • Dahlaquist, Allan (1996), [books.google.com/books?id=xp35-8gTRDkC Megasthenes and Indian Religion: A Study in Motives and Types], Motilal Banarsidass, ISBN 8120813235, <books.google.com/books?id=xp35-8gTRDkC> 
  • Das, Kalyani (1980), [books.google.com/books?ei=CpBsSe7TNoTkygS_0p2ZCA Early Inscriptions of Mathurā: A Study], University of Michigan: Punthi Pustak, <books.google.com/books?ei=CpBsSe7TNoTkygS_0p2ZCA> 
  • Eliade, Mircea & Adams, Charles J. (1987), [books.google.com/books?id=ITEiAAAAYAAJ The Encyclopedia of Religion: editor in chief Mircea Eliade], Macmillan, ISBN 0029094801, <books.google.com/books?id=ITEiAAAAYAAJ> 
  • Elkman, Stuart Mark & Gosvāmī, Jīva (1986), [books.google.com/books?id=LEsdAAAAMAAJ Jīva Gosvāmin's Tattvasandarbha: A Study on the Philosophical and Sectarian Development of the Gauḍīya Vaiṣṇava Movement], Motilal Banarsidass, ISBN 8120801873, <books.google.com/books?id=LEsdAAAAMAAJ> 
  • Elst, Koenraad (1999), [voi.org/books/ait/ Update on the Aryan Invasion Debate], Aditya Prakashan, ISBN 8186471774, <voi.org/books/ait/> 
  • Feuerstein, Georg & Wilber, Ken (2002), [books.google.com/books?id=Yy5s2EHXFwAC The Yoga Tradition: Its History, Literature, Philosophy and Practice], Motilal Banarsidass, ISBN 8120819233, <books.google.com/books?id=Yy5s2EHXFwAC> 
  • Flood, Gavin D. (1996), [books.google.com/books?id=KpIWhKnYmF0C An Introduction to Hinduism], Cambridge University Press, ISBN 0521438780, <books.google.com/books?id=KpIWhKnYmF0C> 
  • Flood, Gavin D. (2006), [books.google.com/books?id=1Uer8W670IoC The Tantric Body: The Secret Tradition of Hindu Religion], I.B.Tauris, ISBN 1845110110, <books.google.com/books?id=1Uer8W670IoC> 
  • Ganguli, Kisari Mohan (2004), [books.google.com/books?id=9WF0wHuFDzIC The Mahabharata Of Krishna Dwaipayana Vyasa], Kessinger Publishing, ISBN 1419171259, <books.google.com/books?id=9WF0wHuFDzIC> 
  • Gelberg, Steven J. (1983), [books.google.com/books?id=ai_gHAAACAAJ Hare Krishna, Hare Krishna: Five Distinguished Scholars on the Krishna Movement in the West, Harvey Cox, Larry D. Shinn, Thomas J. Hopkins, A. L. Basham, Shrivatsa Goswami], New York: Grove Press, ISBN 0394624548, <books.google.com/books?id=ai_gHAAACAAJ> 
  • Goswami, Kunja Govinda (1956), [books.google.com/books?id=M8P7PAAACAAJ A study of Vaiṣṇavism from the advent of the Sungas to the fall of the Guptas in the light of epigraphic, numismatic and other archaeological materials], University of Calcutta: Oriental Book Agency, <books.google.com/books?id=M8P7PAAACAAJ> 
  • Granoff, Phyllis & Shinohara, Koichi (2004), [books.google.com/books?id=ZbIOD34a06kC Pilgrims, Patrons and Place: Localizing Sanctity in Asian Religions], University of British Columbia Press, ISBN 0774810394, <books.google.com/books?id=ZbIOD34a06kC> 
  • Gupta, Ravi M. (2007), [books.google.com/books?id=1RE8qvWvUecC The Caitanya Vaiṣṇava Vedānta of Jīva Gosvāmī: When Knowledge Meets Devotion], Routledge, ISBN 0415405483, <books.google.com/books?id=1RE8qvWvUecC> 
  • Guy, John (1992), New evidence for the Jagannatha cult in seventeenth century Nepal, Journal of the Royal Asiatic Society 3rd Ser. 2 
  • Hastings, James Rodney (1935), [books.google.com/books?id=bPbuGQAACAAJ Encyclopedia of Religion and Ethics], C. Scribner's Sons; T. & T. Clark, <books.google.com/books?id=bPbuGQAACAAJ> 
  • Hawley, John S. (2005), [books.google.com/books?id=5LZjAAAAMAAJ Three Bhakti Voices: Mirabai, Surdas, and Kabir in Their Times and Ours], Oxford University Press, ISBN 019567085X, <books.google.com/books?id=5LZjAAAAMAAJ> 
  • Hudson, D. (1993), Vasudeva Krsna in Theology and Architecture: A Background to Srivaisnavism, Journal of Vaishnava Studies 
  • Hudson, Dennis D. & Case, Margaret H. (2002), [books.google.com/books?id=IMCxbOezDi4C The Body of God: An Emperor's Palace for Krishna in Eighth-Century Kanchipuram], Oxford University Press US, ISBN 019536922X, <books.google.com/books?id=IMCxbOezDi4C> 
  • Hutchison, John Alexander (1969), [books.google.com/books?id=VeUnAAAAYAAJ Paths of Faith], McGraw-Hill, <books.google.com/books?id=VeUnAAAAYAAJ> 
  • Jaiswal, Suvira (1967), [books.google.com/books?id=aaukHQAACAAJ The Origin and Development of Vaiṣṇavism: Vaiṣṇavism from 200 B.C. to A.D. 500], Patna University: Munshiram Manoharlal, <books.google.com/books?id=aaukHQAACAAJ> 
  • Kennedy, Melville T. (1925), [books.google.com/books?id=fcFKAAAAMAAJ The Chaitanya Movement: A Study of the Vaishnavism of Bengal], Association press (Y. M. C. A.), <books.google.com/books?id=fcFKAAAAMAAJ> 
  • Kinsley, David R. (2000), [books.google.com/books?id=T-2QsOODlUUC The sword and the flute: Kālī and Kṛṣṇa, dark visions of the terrible and the sublime in Hindu mythology] (2 ed.), University of California Press, ISBN 0520224760, <books.google.com/books?id=T-2QsOODlUUC> 
  • Klostermaier, Klaus K. (2000), [books.google.com/books?id=P45KAAAACAAJ Hinduism: A Short History], Oxford: Oneworld, ISBN 1851682139, <books.google.com/books?id=P45KAAAACAAJ> 
  • Klostermaier, Klaus K. (2007), [books.google.com/books?id=KXHUAAAACAAJ A Survey of Hinduism], State University of New York Press, ISBN 0791470814, <books.google.com/books?id=KXHUAAAACAAJ> 
  • Knott, Kim (2000), [books.google.com/books?id=Wv8XK_GU9icC Hinduism: A Very Short Introduction], Oxford University Press, ISBN 0192853872, <books.google.com/books?id=Wv8XK_GU9icC> 
  • Mahony, W. K. (1987), [links.jstor.org/sici?sici=0018-2710(198702)26%3A3%3C333%3APOKVP%3E2.0.CO%3B2-0 Perspectives on Krsna's Various Personalities] (History of Religions ed.), <links.jstor.org/sici?sici=0018-2710(198702)26%3A3%3C333%3APOKVP%3E2.0.CO%3B2-0> 
  • Marcus, Paul (2003), [books.google.com/books?id=52mOF7agoW0C Ancient religious wisdom, spirituality, and psychoanalysis], Greenwood Publishing Group, ISBN 0275974529, <books.google.com/books?id=52mOF7agoW0C> 
  • Matchett, Freda (2001), [books.google.com/books?id=1oqTYiPeAxMC Krsna, Lord or Avatara? the relationship between Krsna and Visnu: in the context of the Avatara myth as presented by the Harivamsa, the Visnupurana and the Bhagavatapurana], Surrey: Routledge, ISBN 070071281X, <books.google.com/books?id=1oqTYiPeAxMC> 
  • McMullen, Michael (2000), [books.google.com/books?id=lF0UquZAZW8C The Bahá'í: The Religious Construction of a Global Identity], Rutgers University Press, ISBN 0813528364, <books.google.com/books?id=lF0UquZAZW8C> 
  • Mullik, Bulloram (1898), [books.google.com/books?id=8tJeHQAACAAJ Krishna and Krishnaism], S.K. Lahiri & Co., <books.google.com/books?id=8tJeHQAACAAJ> 
  • Rapson, Edward J. (1922), [books.google.com/books?id=TcooAAAAYAAJ Ancient India], Harvard University: Macmillan, <books.google.com/books?id=TcooAAAAYAAJ> 
  • Redington, James D. (1992), Elements of a Vallabhite Bhakti-synthesis, Journal of the American Oriental Society 112 
  • Rosen, Steven J. (2007), [books.google.com/books?id=BmTsDd340DcC Krishna's Song: A New Look at the Bhagavad Gita], Greenwood Publishing Group, ISBN 0313345538, <books.google.com/books?id=BmTsDd340DcC> 
  • Rosen, Steven J. (2006), [books.google.com/books?id=VlhX1h135DMC&pg=PA127 Essential Hinduism], Greenwood Publishing Group, ISBN 0275990060, <books.google.com/books?id=VlhX1h135DMC&pg=PA127> 
  • Rosenstein, Ludmila L. (1997), [books.google.com/books?id=iZZjAAAAMAAJ The Devotional Poetry of Svāmī Haridās: A Study of Early Braj Bhāṣā Verse], University of London: Egbert Forsten, ISBN 9069801027, <books.google.com/books?id=iZZjAAAAMAAJ> 
  • Rowland, Jr, B. (1935), [links.jstor.org/sici?sici=0002-9114(193510%2F12)39%3A4%3C489%3ANOIAIT%3E2.0.CO%3B2-W Notes on Ionic Architecture in the East], American Journal of Archaeology, <links.jstor.org/sici?sici=0002-9114(193510%2F12)39%3A4%3C489%3ANOIAIT%3E2.0.CO%3B2-W> 
  • Sastri, Satyavrat & Śarmā, Rāma Karaṇa (2005), [books.google.com/books?id=fPkgAAAACAAJ Encyclopaedia of Indian Wisdom: Prof. Satya Vrat Shastri Felicitation Volume], Bharatiya Vidya Prakashan, ISBN 8121701856, <books.google.com/books?id=fPkgAAAACAAJ> 
  • Schweig, Graham M. (2005), [books.google.com/books?id=TPOLHQAACAAJ Dance of Divine Love: The Rāsa Līlā of Krishna from the Bhāgavata Purāṇa, India's Classic Sacred Love Story], Princeton University Press, ISBN 0691114463, <books.google.com/books?id=TPOLHQAACAAJ> 
  • Siṃha, Kālīprasāda (1997), [books.google.com/books?id=akQGAgAACAAJ A Critique of A. C. Bhaktivedanta], Punthi-Pustak, ISBN 8186791094, <books.google.com/books?id=akQGAgAACAAJ> 
  • Singh, Nagendra Kr (1997), [books.google.com/books?id=CsJdsZ6Pya4C Encyclopaedia of Hinduism], Anmol Publications, ISBN 8174881689, <books.google.com/books?id=CsJdsZ6Pya4C> 
  • Singh, R. Raj (2006), [books.google.com/books?id=-Als5jyAf24C Bhakti and Philosophy], Lexington Books, ISBN 0739114247, <books.google.com/books?id=-Als5jyAf24C> 
  • Sircar, Dineschandra (1983), [books.google.com/books?id=dkhmAAAAMAAJ Select Inscriptions Bearing on Indian History and Civilization: From the Sixth to the Eighteenth Century A.D. Vol. 1 (originally published in 1942)], Motilal Banarsidass, <books.google.com/books?id=dkhmAAAAMAAJ> 
  • Thibaut, George (2004), [books.google.com/books?id=oV5VCwze3iEC The Vedanta Sutras with the Commentary by Ramanuja], Kessinger Publishing, ISBN 1419186620, <books.google.com/books?id=oV5VCwze3iEC> 
  • Thompson, Richard (1994), [www.iskcon.com/icj/1_2/12thompson.html Reflections on the Relation Between Religion and Modern Rationalism. Vol 1, No 2], <www.iskcon.com/icj/1_2/12thompson.html> 
  • Valpey, Kenneth R. (2006), [books.google.ie/books?id=X_guAAAACAAJ Attending Kṛṣṇa's image: Caitanya Vaiṣṇava mūrti-sevā as devotional truth], Routledge, ISBN 0415383943, <books.google.ie/books?id=X_guAAAACAAJ> 
  • Varadpande, M. L. (1987), [books.google.com/books?id=SyxOHOCVcVkC Krishna-cult in Indian Art], Abhinav Publications, ISBN 8170172217, <books.google.com/books?id=SyxOHOCVcVkC> 
  • Wilson, H. H. (2006), [books.google.com/books?id=nfRrtvmvO54C The Vishnu Purana: A System of Hindu Mythology And Tradition], READ BOOKS, ISBN 1846646642, <books.google.com/books?id=nfRrtvmvO54C> 

Ссылки

  • Раджарам, Н. Ш. [www.veda.harekrsna.cz/encyclopedia/historical-krsna.htm Поиски исторического Кришны] (англ.)

Отрывок, характеризующий Кришна

Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.