Криштован да Гама
| Криштован да Гама | |
| Cristóvão da Gama | |
 Подпись Криштована да Гама | |
| Род деятельности: |
военный |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
Кришто́ван да Га́ма (порт. Cristóvão da Gama; ок. 1516 — 29 августа 1542) — португальский военный, возглавлявший отряд, который сражался в Эфиопии во время мусульманского нашествия на эту страну (1541—1543).
Начало карьеры
Криштован (Христофор) был четвертым сыном Васко да Гамы и Катарины де Атайде, младшим братом Эштевана да Гама, также выдающегося мореплавателя. В 1532 году он прибыл в Индию вместе с братом, в 1535 снова вернулся в Португалию, а в 1538 году присоединился к экспедиции в Диу. Во время похода проявлял смелость и решительность, за что Эштеван, уже будучи вице-королём Индии, в 1541 году поручил ему командование кораблём во время рейда по османским военным базам в Суэцком заливе.
Война в Эфиопии
Рейд Эштевана провалился, и 22 мая 1541 года он вернулся в порт Массава. Желая добиться хоть каких-то результатов, Эштеван отправил отряд под командованием брата на выручку Гэлаудеосу, императору Эфиопии. Пользуясь португальско-эфиопскими связями, установленными Перу да Ковильяном, предшественник императора Либне Дыгыль ещё в 1536 году запросил военной помощи у португальцев. Эфиопская армия была разгромлена войсками мусульманского султаната Адал (на территории современного Сомали), вторгшимися в страну при поддержке Османской империи. Криштован выступил из Массавы во главе отряда из четырёхсот португальцев (70 из которых были опытными ремесленниками или инженерами) и 130 невольников; вооружение отряда составляла тысяча пик и аркебуз, а также несколько бомбард.
Португальское войско передвигалось крайне медленно, сдерживаемое начавшимся сезоном дождей. 2 февраля 1542 года отряд Криштована впервые столкнулся с противником и одержал победу, потеряв всего восьмерых солдат и почти полностью уничтожив вражеский отряд из 1500 лучников. Через два месяца он встретился с основным войском мусульман, которое возглавлял талантливый и храбрый полководец Ахмад Гран. Хроники сообщают, что военачальники обменялись оскорбительными подарками: посланец Ахмад Грана вручил португальцу одеяние монаха, на что Криштован ответил посылкой зеркала и щипцов для бровей, намекая на изнеженность и слабость своего противника.
За встречей последовали два сражения — 4 и 16 апреля, в которых португальцам, несмотря на громадный численный перевес неприятеля, удалось нанести вражеским отрядам значительный урон и ранить их предводителя; мусульманам пришлось отступить к югу. Криштован, узнав, что император практически лишён войска и вынужден вести жизнь скитальца, решил двинуться ему навстречу; для достижения этой цели он вместе с сотней солдат захватил плохо охраняемую горную крепость, где добыл для своей армии лошадей.
Тем временем турки прислали Ахмад Грану подкрепление, в составе которого были солдаты, владевшие огнестрельным оружием и числом своим намного превосходившие войско португальцев. 28 августа состоялось сражение, в котором войско да Гама было разбито (уцелело 170 человек), а сам он, раненный в руку, попал в плен вместе с 14 спутниками.
Смерть и её последствия
Криштован да Гама был подвергнут многочисленным пыткам и, отказавшись принять ислам, был на следующий день обезглавлен. Португальские хронисты описывают его муки и смерть житийным языком, упоминая многочисленные чудеса (так, роднику, в который была брошена отрубленная голова Криштована, приписывается целебная сила). Уцелевшие солдаты его отряда присоединились к войску, собранному изгнанным императором, и 21 февраля 1543 года приняли участие в генеральном сражении с воинами Ахмад Грана. Их вклад оказался решающим — усилиями португальцев были рассеяны отряды присланных Турцией стрелков, а вражеский полководец был застрелен в пылу боя. Деморализованная армия Ахмада в беспорядке отступила. В португальских источниках высказывается единодушное мнение, что солдатами Криштована двигало желание отомстить за его убийство. После победы над мусульманами император повелел португальцам остаться в Эфиопии и поступить к нему на службу; поселение бывших солдат Криштована стало одним из форпостов Португалии в стране.
Напишите отзыв о статье "Криштован да Гама"
Литература
- Тураев Б. А. Абиссинские хроники XIV—XVI вв. М.-Л., 1936.
- Хазанов А.М. Португалия и мусульманский мир (XV—XVI вв.). М.: РАУ-Университет, 2003. ISBN 5-86014-146-7.
- Richard Burton. First Footsteps in East Africa. New York: Praeger, 1966. (англ.)
- The Portuguese Expedition to Abyssinia in 1441—1543, 1902. Nendeln, Liechtenstein: Kraus Reprint, 1967. (англ.)
- Jerónimo Lobo. The Itinerario of Jerónimo Lobo, translated by Donald M. Lockhart. London: Hakluyt Society, 1984. (англ.)
Отрывок, характеризующий Криштован да Гама
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
