Крле, Ристо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ристо Крле
Дата рождения:

3 сентября 1900(1900-09-03)

Место рождения:

Струга

Дата смерти:

29 октября 1975(1975-10-29) (75 лет)

Место смерти:

Скопье

Ристо Крле (макед. Ристо Крле; 3 сентября 1900, Струга — 29 октября 1975, Скопье) — македонский драматург.



Биография

Родился в семье сапожника[1]. Во время Первой мировой войны был с первого курса училища призван в армию Оттоманской империи и в дальнейшем уже не имел возможности продолжать образование, после смерти отца работал, как и он, сапожником, затем на другой физической работе. Одновременно играл в любительской театральной труппе. В 1937 году написал свою первую пьесу «Деньги — это смерть» (макед. Парите се отепувачка), основанную на поразившем его воображение случае из американской криминальной хроники (человек, много лет назад покинувший родительский дом, разбогател и вернулся в него неузнанным, а родители убили его ради денег). В 1938 году пьеса была поставлена в Скопье, став одним из первых произведений македонского национального театра. В дальнейшем Крле написал ещё несколько пьес; после Второй мировой войны он жил в Скопье и работал чиновником в Министерстве образования.

Напишите отзыв о статье "Крле, Ристо"

Примечания

  1. Большая Российская энциклопедия: В 30 т. / Председатель науч.-ред. совета Ю. С. Осипов. Отв. ред С. Л. Кравец. Т. 16. Крещение Господне — Ласточковые. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2010. — 751 с.: ил.: карт. (стр. 77)

Ссылки

  • [www.struga.org/mac/ristokrle_mac.htm Risto Krle (1900—1975)]  (макед.)
  • [www.cybermacedonia.com/ristokrl.html Risto Krle]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Крле, Ристо

Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.