Кровавый навет в Дейр-Ясине (книга)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кровавый навет в Дейр-Ясине: «Черная книга»
עלילת דם בדיר יאסין - הספר השחור
Жанр:

Военная история

Автор:

Ури Мильштейн (англ.)

Язык оригинала:

иврит

Дата написания:

2007 г.

Издательство:

Alim Publisher

«Кровавый навет в Дейр-Ясине: „Черная книга“» (ивр.עלילת דם בדיר יאסין - הספר השחור‏‎) — книга израильского военного историка доктора Ури Мильштейна (англ.), в которой он утверждает, что события, которые произошли в арабской деревне Дейр-Ясин 9 апреля 1948 года, не были «резней», и обвиняет руководство ишува того периода в использовании и в соучастии в распространении ложных сообщений о происшедшем с целью дискредитировать своих политических соперников. Книга была издана на иврите в 2007 году[1] и получила награду организации «Орден Жаботинского»[2][3][4], идеологически связаной с израильской партией «Ликуд».





Критикуемая Ури Мильштейном версия событий

Критикуемая У. Мильштейном версия событий исходит из того, что :[5][6]

1) Деревня Дейр-Ясин, расположенная к западу от Иерусалима, около квартала Гиват-Шауль, была мирной и тихой. У деревни был «договор о ненападении» с Гиват-Шаулем. Жители Дейр-Ясина не участвовали в анти-еврейских акциях во время начального этапа войны за Независимость (ноябрь 1947 — май 1948). Поэтому, у евреев не было никаких оснований атаковать деревню и изгонять её жителей.
2) ЭЦЕЛ и ЛЕХИ атаковали деревню без разрешения какого-либо официального органа Ишува. Нападение не отвечало еврейским интересам.
3) Во время боя были убиты женщины, дети и старики, не представлявшие опасности для нападавших.
4) После боя оставшиеся жители были отведены в близлежащий карьер и там расстреляны.
5) ЭЦЕЛ и ЛЕХИ убили в общей сложности 254 человека.

Согласно данным значительного количества специалистов (включая и самого Мильштейна в его предыдущих работах[7][8][9]), количество погибших, в результате атаки арабской деревни Дейр-Ясин в окрестностях Иерусалима силами организаций «Иргун» и «ЛЕХИ», составило более 100 человек, в большинстве — мирного населения.

Мнение Ури Мильштейна

Мильштейн считает, что многие составляющие принятой версии являются ложными :[5][6][10]

  • Согласно Мильштейну, деревня Дейр-Ясин не была мирным населенным пунктом. Она была центром, использовавшимся во время Арабо-израильская войны 1947—1949 годов‎ в качестве базы для подразделений арабских нерегулярных сил, нападавших на «Еврейский Квартал» в Старом городе Иерусалима.
  • Мильштейн пишет, что нападение на Дейр-Ясин было включено в план «Операции Нахшон» «Еврейского агентства» и «Хаганы», целью которой был прорыв арабской блокады Иерусалима, препятствовавшей доставке продовольствия и воды для евреев города. В финальной части штурма Дейр-Ясина принимал участие отряд «Пальмах». Таким образом, согласно Мильштейну, организации «Иргун» и «Лехи», атаковавшие Дейр-Ясин, действовали не по собственной инициативе.
  • Он пишет, что не было никакой «резни» после боя — ни в карьере, ни ещё где-либо, и указывает, что убийство женщин и детей не входило в намерения организация «Иргун» и «Лехи», а явилось следствием трудностей ведения боя на застроенной территории, приводящего к жертвам среди её жителей. По мнению Мильштейна:
  • Мильштейн пишет, что, согласно арабским источникам, погибло около 100 человек, что значительно меньше числа в 254 жертв, о котором первоначально сообщили «Еврейское агентство» и международная пресса после атаки[11], и которое до сих пор используется некоторыми (в том числе и израильскими) источниками[12].

Ури Мильштейн также пишет в своей книге о том, что Давид Бен-Гуриону было прекрасно известно, что никакой «резни» в Дейр-Ясине не было. Он, как председатель Правления «Еврейского агентства», отвечавший за вопросы обороны в Агентстве, «знал о запланированном нападении „ЭЦЕЛ“ и „ЛЕХИ“ на деревню, санкционировал её, и получил сразу же рапорт о происходившем […] командующего всеми силами Ишува в Иерусалиме Давида Шалтиэля». Он также «получил полный отчет о Дейр-Ясине и от внедренного в „ЛЕХИ“ агента „Хаганы“ Шимона Муниты, который принимал участие в бою». Тем не менее, Бен-Гурион молчал об этом до самой своей смерти в 1973 году, несмотря на то, что ещё в начале 1950-х он устно подтвердил агенту Ш. Муните, что он ему известна правда о происшедшем.[5][6]

Таким образом, согласно Мильштейну, Бен-Гурион и его окружение использовали бой в Дейр-Ясине в своих политических целях, чтобы дискредитировать противников своей партии «МАПАЙ»- организации «Иргун» и «ЛЕХИ», и не допустить участие их руководителей (особенно, командира «ЭЦЕЛя» Менахема Бегина) в формировании первого правительства будущего государства, а их членов — на командные должности в создаваемой Армии обороны Израиля. Лозунгом партии «МАПАЙ» на первых выборах в Кнессет, стало «Без Херута и без МАКИ» (Коммунистическая партия Израиля). Как пишет Мильштейн:

Он также отмечает роль руководителей АОИ, военных историков и академических кругов, СМИ в формировании и сохранении «мифа о Дейр-Ясине», с помощью которого и ему подобных «Бен-Гурион и его друзья „промывали мозги“ гражданам Эрец-Исраэль».[4][5][6]

Уже в 2002 году, по требованию депутата Кнессета Нооми Хазан от крайне-левой партии Мерец, командование АОИ запретило бывшему члену организации «ЛЕХИ» Эзре Яхину впредь выступать перед солдатами армии, поскольку он заявлял в своих лекциях, что никакой резни в Дейр-Ясине не было.[13]

Дискуссия

Книга и её автор стали предметом некоторых дискуссий в Израиле. Меир Паиль, доктор военной и общей истории, давний оппонент Ури Мильштейна, связанный с левым политическим лагерем Израиля, утверждает, что книга является «совершенно необоснованной» и "дешевой пропагандой израильских правых.[1]. При этом, ряд источников подвергает сомнению как свидетельства самого М. Паиля о событиях в Дейр-Ясине, так и достоверность его утверждений о присутствии там.

Сам Ури Мильштейн является спорной фигурой в Израиле и за рубежом. С одной стороны, он считается одним из наиболее осведомленных людей в истории Войны за независимость[14]. Мильштейн уже опубликовал первые четыре тома из 11 планируемых в серии истории этой войны[15]. С другой стороны, его «иконоборческие» взгляды, особенно утверждения о том, что Ицхак Рабин — почитаемый израильский военный лидер и бывший премьер-министр, «бежал с поля боя после нервного срыва»[16][17], сделали его изгоем в израильских научных кругах[14].

Напишите отзыв о статье "Кровавый навет в Дейр-Ясине (книга)"

Примечания

  1. 1 2 [news.walla.co.il/?w=//1090079 פצע דיר-יאסין נפתח מחדש] Walla!, April 10, 2007  (иврит)
  2. [www.misdar-jabo.org/BuildaGate5/general2/data_card.php?U=no&SiteName=misdar&ItemID=733209963&ValuePage=Card6 JABOTINSKY ORDER OF ISRAEL]
  3. [www.global-report.com/um/?l=he&a=38441 Milstein’s Speech at Jabotinsky Award Ceremony and Copy of Award Certification], Global-Report, November 26, 2007  (иврит).
  4. 1 2 3 [www.newswe.com/Israel/israel138.html Две стратегии в истории сионизма. Выступление доктора Ури Мильштейна на церемонии вручения ему премии Жаботинского 25 ноября 2007 года]
  5. 1 2 3 4 5 [urimilstein.com/product.sc?categoryId=1&productId=13 Uri Milstein : Blood Libel at Dir Yassin (Hebrew). English Abstract] Uri Milstein’s Official Website
  6. 1 2 3 4 5 Ontario14. [berkovich-zametki.com/2007/Zametki/Nomer10/Ontario1.htm Чёрная Книга Ури Мильштейна]. Заметки по еврейской истории (№ 10 (82) Июнь 2007 года). Проверено 16 декабря 2014.
  7. Kana’ana, Sharif and Zeitawi, Nihad (1987), "The Village of Deir Yassin, " Bir Zeit, Bir Zeit University Press.
  8. Morris Benny. The Birth of the Palestinian Refugee Problem Revisited. — Cambridge, UK; New York: Cambridge University Press, 2003. — ISBN ISBN 0-521-81120-1; ISBN 0-521-00967-7 (pbk.).: Chapter 4: The second wave: the mass exodus, April—June 1948, Section: Operation Nahshon, page 238
  9. Milstein Uri. History of the War of Independence IV: Out of Crisis Came Decision. — Lanhan, Maryland: University Press of America, Inc., 1998. — ISBN ISBN 0-7618-1489-2.: Chapter 16: Deir Yassin, Section 12: The Massacre, page 377
  10. Uri Milstein, [www.e-mago.co.il/Editor/chapters-1754.htm Deir Yassin — the massacre that never occurred], «E-mago» culture online magazine, July 6, 2007  (иврит)
  11. Yoav Gelber, Palestine 1948, Sussex Academic Press, 2006, p.311.
  12. Говард Сакер, A History of Israel, 1976 (1st edition), 2007 (3rd edition), p.333 writes that «more than two hundred Arab men, women, and children were (…) mutilated (…) and thrown into a well.»
  13. [languages-study.com/harah/deyryasin.html Мерец и Цахал заткнули рот отрицателю «Резни в Дейр-Ясине»]
  14. 1 2 [www.haaretz.co.il/hasite/spages/849474.html Ha’aretz מה דפוק כאן? מאת גדעון סאמט, 17/04/07]  (иврит)
  15. [urimilstein.com/category.sc?categoryId=5 History Books — Dr. Uri Milstein — About Israel]
  16. [urimilstein.com/product.sc?productId=1&categoryId=3 The Rabin File: An Unauthorized Expose — Dr. Uri Milstein — About Israel]
  17. [gazeta.rjews.net/Lib/Rabin/rabin0.html Ури Мильштейн Рабин: рождение мифа. (по главам)] [knigi.netzah.org/uri_milshtein_rabin_rojdenie_mifa.php (целиком)] Издательство «Сридут», Иерусалим, 1997

См. также

Ссылки

  • [gazeta.rjews.net/Lib/Rabin/rabin17.html Ури Мильштейн. Рабин: рождение мифа. Глава 22. Дир Ясин]
  • [www.jewniverse.ru/biher/AShulman/39.htm Александр Шульман. Дейр-Ясин]
  • Иехуда Лапидот (англ.) [www.daat.ac.il/daat/english/history/lapidot/24.htm Deir Yassin, in Besieged Jerusalem 1948]  (англ.)
  • Раис Сулейманов : [www.meast.ru/article/deir-yasin-novyi-vzglyad-na-istoriyu-nakby Дейр-Ясин: новый взгляд на историю Накбы // Рецензия на книгу: Ури Мильштейн, Кровавый навет в Дейр-Ясине: Чёрная книга. — Тель-Авив: Издательство «Ха-мидраша ха-леумит», 2007. — 240 с. *(на иврите)] (2007 עלילת דם בדיר) שחור בספר : יאסין המדרשה לאומי ,אורי מילשטיין] meast.ru

Отрывок, характеризующий Кровавый навет в Дейр-Ясине (книга)

Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.