Крокодил (рассказ)
| Крокодил | |
| Крокодил. Необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: | |
| Дата первой публикации: | |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Крокоди́л» — рассказ Фёдора Михайловича Достоевского, написанный в нехарактерном для него сатирическом ключе. Сатира рассказа направлена на либерально настроенные политические круги и издания, с которыми на страницах журналов Достоевский обычно дискутировал в серьёзном ключе[1]. Существует мнение, что предметом сатиры Достоевского является Н.Г. Чернышевский[2].
Содержание
История создания
Рассказ впервые опубликован в 1865 году в журнале «Эпоха».
В воспоминаниях Достоевский описывал, что в 1864 году «в Пассаже какой-то немец показывал за деньги крокодила», что подтолкнуло его написать сатирически-фантастическую повесть в подражание гоголевскому «Носу». Первоначально рассказ назывался: «О муже, съеденном крокодилом». Позже при публикации рассказа в журнале, он получил название «Крокодил. Необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже».[1]
Сюжет
Чиновника, Иван Матвеича проглатывает крокодил. К немалому удивлению окружающих, Иван Матвеич не только остается жив, но и совершенно доволен сложившимся положением дел. Понимая, что привлекает тем самым всеобщее внимание, пускается в фантазии о том, что теперь он сможет, вещая из крокодила, влиять на умы сограждан, неся им свет и новые теории, которые в крокодиле придумываются на удивление легко:
Стоит только уединиться куда-нибудь подальше в угол или хоть попасть в крокодила, закрыть глаза, и тотчас же изобретешь целый рай для всего человечества.
Жить Иван Матвеич собирается 1000 лет и лишь досадует, что на нём одежда из русской, а не английской ткани — долго не продержится и он, пожалуй, за 1000 лет может перевариться. В отношении себя и своей жены бывший скромный чиновник строит грандиозные планы, один амбициознее другого.
Так же абсурдно ведут себя остальные участники рассказа. Немец, хозяин крокодила, озабочен здоровьем крокодила, своего основного капитала. Жена Ивана Матвеича более заинтересована своим нынешним положением «вдовы». Основательный знакомый Тимофей Семеныч — как бы не пришлось отвечать за коллегу по работе и не привлечь лишнего внимания начальства. Газетчики либо клеймят позором русского пьяного чиновника, который забрался в крокодила и ни за что не хочет оттуда выходить, либо описывают, как любитель поесть выкупил и съел за раз целого крокодила «ещё живьем, отрезая сочные куски перочинным ножичком и глотая их с чрезвычайною поспешностью».
Персонажи
- [www.fedordostoevsky.ru/works/characters/Ivan_Matveevich/ Иван Матвеич] — чиновник, которого проглотил крокодил
- [www.fedordostoevsky.ru/works/characters/Elena_Ivanovna/ Елена Ивановна] — жена Ивана Матвеича
- [www.fedordostoevsky.ru/works/characters/Nemets/ «немец»] — хозяин крокодила
- [www.fedordostoevsky.ru/works/characters/Timofey_Semenovich/ Тимофей Семеныч] — знакомый Иван Матвеича, старомодный и недалекий, но солидный человек
- [www.fedordostoevsky.ru/works/characters/Strizhov_S_S/ Семен Семенович Стрижов] — повествователь; сослуживец, дальний родственник и «друг дома» Ивана Матвеевича
- [www.fedordostoevsky.ru/works/characters/Karlkhen/ Карльхен (крокодил)] — Главная достопримечательность в небольшом зоопарке заезжего Немца
Напишите отзыв о статье "Крокодил (рассказ)"
Примечания
Ссылки
- [www.fedordostoevsky.ru/works/lifetime/crocodile/ «Крокодил. Необыкновенное событие или пассаж в Пассаже» в проекте «Федор Михайлович Достоевский. Антология жизни и творчества»]
- [www.fedordostoevsky.ru/works/lifetime/crocodile/1866/ Отдельное прижизненное издание 1866 г.]
- [www.rvb.ru/dostoevski/01text/vol4/25.htm Полный текст рассказа]
Отрывок, характеризующий Крокодил (рассказ)
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.
В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
