Кропоткинский комитет

Кропоткинский комитет (полн. назв. — Всероссийский общественный комитет по увековечению памяти П. А. Кропоткина, аббр. — ВОК) — общественная организация, созданная в Москве в 1921 году и просуществовавшая до 1939 года.

Попытки создания ВОК начались сразу после похорон П. А. Кропоткина. Комиссия по устройству похорон при своей ликвидации 17 февраля 1921 предложила собранию анархистов в Москве намеченных ею кандидатов в будущий ВОК. В образованный тогда временный комитет вошло 8 человек, включая вдову и дочь П. А. Кропоткина — С. Г. и А. П. Кропоткиных, получила приглашение войти в него и В. Н. Фигнер. Однако уже на первых заседаниях временного комитета возникли разногласия между не являвшимися анархистами В.Фигнер и С. Г. Кропоткиной и остальными членами комитета.

В результате Фигнер и Кропоткина покинули комитет. Вокруг них в июне 1921 г. образовалась новая инициативная группа, в которую вошли анархисты А. М. Атабекян, А. А. Карелин, Н. К. Лебедев и председатель Русского Технического Общества П. И. Пальчинский. 20 июня эта группа направила в различные анархистские, научные и общественные организации обращение, в котором предлагалось, чтобы ВОК состоял из нескольких секций, каждая из которых самостоятельно изучала бы ту сторону деятельности П.Кропоткина, в которой была наиболее компетентной.

ВОК был образован 18 сентября 1921 в составе двух секций — Анархической и Научной, а впоследствии предполагалось открыть также Общественно-экономическую, Литературно-художественную и Библиографическую секции. Задачами ВОК были определены организация Музея Кропоткина в Москве, пропаганда различных сторон его деятельности, издание бюллетеня на 4 языках (вышло всего 2 номера), сборников и т. д. Членами ВОК могли быть представители только тех учреждений, организаций и групп, «задачи и деятельность которых не противоречат основным принципам и идеям П. А. Кропоткина». Средства ВОК должны были состоять из добровольных взносов организаций, групп и лиц, «пожелавших сделать таковые на условиях, приемлемых для Комитета», и доходов от изданий, лекций и т. п. ВОК возглавляло избранное 6 ноября 1921 Исполнительное Бюро, председателем которого стала Фигнер. В ВОК входили представители Музея Революции, Центрального географического музея, Русского Библиографического общества, Русского Географического общества, Геологического комитета, Пушкинского общества, Толстовского музея, издательств «Задруга», «Голос труда» и ряда других организаций. Его членами были В. В. Вересаев, Д. И. Шаховской, И. И. Горбунов-Посадов, В. Г. Чертков, М. Ф. Фроленко, А. В. Якимова-Диковская, М. П. Сажин, М. О. Шебалина, Н. И. Ракитников, А. И. Корнилова-Мороз.

9 декабря 1923 в доме № 26 по Штатному переулку (ныне — Кропоткинский переулок), в котором родился Кропоткин, ВОК открыл Музей Кропоткина.

Анархическая секция ВОК, руководимая А. М. Атабекяном, Г. Б. Сандомирским, И. В. Хархардиным, Н. И. Петровым-Павловым, была одной из последних легально существовавших в СССР анархических организаций. Она дважды в неделю проводила свои занятия в библиотеке-читальне Музея Кропоткина. Против этого возражала вдова Кропоткина и Исполнительное Бюро, которые опасались того, что власти в связи с пропагандой анархизма могут закрыть музей.

Представители Анархической секции 8 марта 1925 г. заявили о необходимости реорганизации Научной секции ВОК и переизбрания Исполнительного Бюро, поскольку они считали, что «представительство в Исп<олнительном> Бюро организовано неправильно», с перевесом в сторону лиц, имеющих мало общего с «политич<ескими> идеями П. А. Кропоткина». В ответ на это Исполнительное бюро постановило временно прекратить заседания секций в стенах Музея. На общем собрании собрание ВОК 5 апреля 1925 г. заместителем Фигнер был избран анархист А. А. Боровой. Однако часть членов Анархической секции покинула заседание и послала письменное уведомление Фигнер о том, что они намерены продолжать свои собрания в музее.

Когда 26 апреля, несмотря на протесты С. Г. Кропоткиной, анархисты вновь собрались в библиотеке музея, то их оттуда выдворили с помощью милиции.

После этого конфликта А. М. Атабекян и его сторонники вышли из ВОК. В результате руководство Анархической секцией перешло к лидерам Всероссийской федерации анархистов и анархистов-коммунистов А. А. Карелину и А. А. Солоновичу, приверженцам «мистического анархизма». Главным оппонентом этих анархо-мистиков в ВОК был А. А. Боровой. Он яростно спорил с ними на публичных диспутах в Музее Кропоткина и в течение 1927 он неоднократно обращался к анархистам различных направлений, призывая их вернуться в Комитет. В январе 1928 ИБ по предложению Борового приняло в ВОК (в Научную секцию) рекомендуемых им лиц. Но члены Анархической секции обвинили их в том, что они намерены «превратить музей в клуб для анархической агитации», после чего в ИБ был поднят вопрос о пересмотре приема этих лиц в ВОК. В ответ Боровой и его сторонники вышли из ВОК 25 марта 1928.

Летом 1929 в Москве сторонники Борового (А. Андреев, В. Бармаш, Н. Рогдаев, Ф. Гецци и другие) были арестованы ОГПУ. К осени 1930 ОГПУ арестовало и членов всех кружков анархо-мистиков. В результате Анархическая секция ВОК практически перестала существовать. В 1933 г. ОГПУ конфисковало значительную часть фондов библиотеки Музея Кропоткина, против чего протестовала Фигнер. Собрание ВОК 28 мая 1933 утвердило новое «Положение» о Комитете. В нём уже не говорилось о пропаганде идей Кропоткина и был исключен пункт, требовавший, чтобы деятельность членов ВОК «не противоречила основным принципам и идеям П. А. Кропоткина». С. Г. Кропоткина была оставлена пожизненной почетной председательницей ВОК, но реальную власть получил его новый секретарь В. А. Перелешин. В 1934 В. Н. Фигнер заявила об уходе с поста председателя ВОК.

С. Г. Кропоткина 2 октября 1938 года передала Музей Кропоткина в дар советскому правительству, а в 1939 г. музей, переданный в ведение Наркомпроса РСФСР, был закрыт. В том же году был закрыт и сам ВОК. В 1941 году экспонаты и материалы фондов Музея Кропоктина были переданы в Музей революции.

Ссылки

• [piter.anarhist.org/figner.htm Ярослав Леонтьев. ВЕРА ФИГНЕР И КРОПОТКИНСКИЙ КОМИТЕТ]

Отрывок, характеризующий Кропоткинский комитет

Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?