Кропоткин, Дмитрий Николаевич

Князь Дмитрий Николаевич Кропоткин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Харьковский губернатор
15 (27) июля 1870 — 15 (27) февраля 1879
Предшественник:	П. П. Дурново
Преемник:	В. В. Валь
Гродненский губернатор
13 (25) января 1868 — 15 (27) июля 1870
Предшественник:	И. Н. Скворцов
Преемник:	А. Е. Зуров
Вероисповедание:	православие
Рождение:	29 января (10 февраля) 1836(1836-02-10)
Смерть:	15 февраля (27 февраля) 1879(1879-02-27) (43 года) Харьков, Российская империя
Род:	Кропоткины
Образование:	Николаевское кавалерийское училище
Военная служба
Годы службы:	1854—1879
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Род войск:	кавалерия
Звание:	генерал-майор
Награды:

Князь Дми́трий Никола́евич Кропо́ткин (29 января [10 февраля] 1836 — 15 [27] февраля 1879, Харьков, Российская империя) — русский государственный деятель, генерал-майор (1868), губернатор Гродненской (1868—1870) и Харьковской (1870—1879) губерний. Строитель Нового замка в Сигулде, почётный гражданин городов Пружаны и Гродно (1870), Славянск (1872). Убит в Харькове террористом-народовольцем Григорием Гольденбергом.

Биография

Семья

Из княжеского рода Кропоткиных (Рюриковичи). Владел родовыми имениями в Рязанской и Тульской губерниях.

Двоюродный брат астронома Александра Кропоткина и революционера-анархиста Петра Кропоткина; по воспоминаниям последнего, до ареста Николая Чернышевского читал демократическую литературу, высказывался о необходимости реформ. Ходатайствовал за Александра, сосланного в Сибирь за письмо, отправленное в Лондон одному из лидеров народничества Петру Лаврову.

В молодости князь Кропоткин был влюблен в среднюю дочь графа А. М. Борха, графиню Александру Александровну, и намеревался на ней жениться, но в 1859 году, проболев несколько дней тифозной горячкой, она умерла в 19 лет. Несколько лет спустя Кропоткин женился на её младшей сестре, графине Ольге Борх (1847—1898), и получил в приданое Сигулдскую усадьбу. В этом браке родились:

• Александра (1869— ?)
• Николай (1872—1937), вице-губернатор Курляндии, церемониймейстер, унаследовал от матери её родовой замок Зегевольд.
• Мария (1879—1958), с 1900 года жена графа Вильгельма Константиновича Стенбок-Фермора.

Служба

Воспитывался в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. 17 (29) июня 1854 года из вахмистров школы был произведён в корнеты с назначением в конный полк.

В период Крымской войны 1853—1856 годов, с июня по июль 1854 года, находился в составе войск, охранявших окраины Санкт-Петербургской губернии и Выборгского уезда. С июня по сентябрь 1856 года находился в Москве в составе отряда гвардейских войск и гренадерского корпуса, собранных там по случаю коронации императора. В марте 1859 года был назначен на должность полкового адъютанта, в апреле произведён в поручики. В апреле 1860 года произведён в штабс-ротмистры, в апреле 1862 года — в ротмистры. 7 (19) марта 1864 года прикомандирован к инспекторскому департаменту Военного министерства. 4 (16) апреля 1865 года за отличную службу произведён в полковники, 13 (25) января 1868 года — в генерал-майоры с назначением в свиту императора и с зачислением в армейскую кавалерию. Одновременно указом Александра II от 13 (25) января 1868 года назначен военным и гражданским губернатором Гродно.

Пожертвовал в пользу Слонимского Преображенского братства, членом которого являлся с 22 марта (3 апреля) 1856 года, 10 рублей. В 1870 году пожертвовал городу Кобрину 200 рублей, на которые было решено приобрести материалы для постройки полкового цейхгауза.

15 (27) июля 1870 года переведён на должность харьковского губернатора. 9 (21) февраля 1879 года был смертельно ранен террористом-народовольцем Григорием Гольденбергом на углу Московской и Дворянской улиц Харькова.

• Sigulda-Neues Schloss01.jpg

  Сигулда. Дворец Д. Н. Кропоткина

• MoskovskyProspekt05.jpg

  Харьков. Московская улица. Почтовая открытка конца XIX века

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Григорий Гольденберг

<…> в Харькове был убит генерал-губернатор, мой двоюродный брат, Дмитрий Кропоткин, когда он возвращался из театра. Центральная тюрьма, где началась первая голодовка и где он прибег к искусственному кормлению, находилась в его ведении. В сущности, он был не злой человек; я знаю, что лично он скорее симпатизировал политическим; но он был человек бесхарактерный, притом придворный, флигель-адъютант царя, и поэтому предпочёл не вмешиваться, так как одно его слово могло бы остановить жестокое обращение с заключёнными.
Но теперь он одобрил поведение тюремщиков, и харьковская молодёжь до такой степени была возмущена обращением с заключёнными, что по нём стреляли и смертельно ранили. — Пётр Кропоткин

Награды

• Орден Святой Анны 3-й степени (1862)
• Орден Святого Владимира 4-й степени (1864)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1866)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1869)
• Орден Святого Станислава 1-й степени (1871)
• Орден Святой Анны 1-й степени (1873)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1876)
• Бронзовая медаль «В память войны 1853—1856»

Литература

• Список генералам по старшинству. — СПб.: Военная типография, 1868, 1872, 1876, 1879.
• Лысенко Л. М. [www.mirknig.com/knigi/history/1181276606-gubernatory-i-general-gubernatory-rossijskoj-imperii-xviii-nachalo-xx-veka.html Губернаторы и генерал-губернаторы Российской империи (XVIII — начало XX века)]. — М.: МПГУ, 2001. — 354 с. — ISBN 5-7042-0972-6.

Ссылки

• [timeua.info/100209/kropotkin.html Пуля и петля. 130 лет назад было совершено покушение на харьковского генерал-губернатора]. Время (10 февраля 2009). Проверено 19 января 2012. [www.webcitation.org/67JQiGoYr Архивировано из первоисточника 30 апреля 2012].

История России   Персоналии   Гродно   Харьков

Отрывок, характеризующий Кропоткин, Дмитрий Николаевич

«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.