Кросби, Флойд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Флойд Кросби
Профессия:

кинооператор

Награды:

«Оскар» (1931)

Флойд Кросби (англ. Floyd Crosby; 12 декабря 1899 — 30 сентября 1985) — американский кинооператор.



Биография

Кросби родился и вырос в Западной Филадельфии, в семье Джулии Флойд и Фредерика Ван Шунгофена Кросби. В 1930 году он женился на Элиф Ван Кортленд Уайтхед и имел двух детей: Дэвида Кросби, лидера группы «The Byrds», и Этан Кросби (1937—1997).

За время своей карьеры, Флойд Кросби работал над 106 полнометражными фильмами. В 1931 году он получил премию «Оскар» за лучшую операторскую работу над фильмом «Табу». Он также был награждённым премией Золотой глобус за фильм «Ровно в полдень» (1952), который считается лучшей его работой.

Кросби служил оператором авиационного корпуса армии США, где снимал учебные фильмы во время Второй мировой войны. Он оставил авиакорпус в 1946 году.

Кросби развелся с женой в 1960 году, и женился на Бетти Кормак Эндрюс в том же году. Он вышел в отставку в 1972 году и поселился в городе Охай, штат Калифорния, где и умер в 1985 году.

Избранная фильмография

Напишите отзыв о статье "Кросби, Флойд"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Кросби, Флойд

Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.