Круазе, Морис

Морис Круазе
фр. Maurice Croiset
Научная сфера:	классическая филология
Учёная степень:	доктор литературы
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Высшая нормальная школа
Награды и премии:

Морис Круазе (фр. Maurice Croiset; 1846—1935) — французский филолог-классик, автор пятитомной «Истории греческой литературы» (в соавторстве с Альфредом Круазе). Член Академии надписей и изящной словесности (с 1903 года, президент с 1916 года).

Биография

Морис Круазе родился в 1846 году в семье преподавателя парижского лицея Сан-Луи. С детства отец уделял повышенное внимание образованию Мориса и его старшего брата Альфреда, ежедневно по часу читая с ними греческих и латинских классических авторов. В 1865 году, по окончании лицея Людовика Великого, Морис поступил в парижскую Высшую нормальную школу. Там его учителями были Жюль Лашелье, Гастон Буассье и Жюль Жирар — последний, известный для своего времени эллинист, по-видимому, сыграл ключевую роль в выборе молодым Круазе этой же научной специализации.

В 1868 году Круазе окончил Высшую нормальную школу и начал работать школьным учителем в Мулене, а затем (после франко-прусской войны, в ходе которой он участвовал в обороне Парижа) в Монпелье. В 1873 году Круазе женился на дочери декана факультета гуманитарных наук университета Монпелье. В это время он также работал над докторской диссертацией, которую защитил в 1876 году по теме «Моральные идеи в политических речах Демосфена», весной того же года получив место преподавателя греческого языка и литературы в университете Монпелье. Круазе проработал в университет Монпелье 15 лет, с 1877 года — в звании профессора.

В университете Монпелье Круазе продолжил исследования в области греческой литературы, и в 1882 году увидела свет его работа, посвящённая биографии и творческому наследию Лукиана. На следующий год Морис и Альфред Круазе начали работу над фундаментальной «Историей греческой литературы», задуманной как пятитомник — каждый из братьев брал на себя работу над двумя с половиной томами. Написание «Истории греческой литературы» растянулось на 15 лет, но, в отличие от более раннего одноименного труда Отфрида Мюллера, её всё же удалось закончить. Морис Круазе был единоличным автором 1-го и 3-го томов, вышедших соответственно в 1887 и 1891 годах; 1-й том был посвящён Гомеру, киклической поэзии и Гесиоду, 3-й — греческому театру аттического периода. Третий том, не опускаясь до уровня простого каталога, раскрывал нюансы развития древнегреческого театра и давал читателю его жанровый анализ. Как позже указывал эллинист Поль Мазон, две страницы «Истории», посвящённые творчеству Менандра, оказались более точными, чем вся предшествующая литература по этой теме, и правоту Круазе подтвердили вновь открытые тексты этого греческого драматурга. 5-й том, на две трети посвящённый греческой литературе периода Римской империи, вышел в свет в 1899 году, уже после того, как появилось второе издание первых четырёх томов. Параллельно с работой над энциклопедической «Историей» Круазе также публиковал отдельные исследования по более узким темам, среди которых наиболее заметной стала книга «Аристофан и афинские партии».

Успех, который сопутствовал первым томам «Истории греческой литературы», вывел на новый уровень академическую карьеру Мориса Круазе. В 1891 году он был приглашён преподавать в Высшую нормальную школу, а через два года занял профессорскую кафедру греческого языка и литературы в Коллеж де Франс. В этом вузе он преподавал на протяжении 37 лет, в 1911 году сменив Эмиля Левассёра в должности его администратора (председателя учёного совета) и занимая её до самого выхода на пенсию в 1929 году. В 1903 году, через 17 лет после Альфреда, Морис Круазе был избран членом Академии надписей и изящной словесности, а в 1916 году занял пост её президента. Он также дважды возглавлял Ассоциацию развития исследований Древней Греции. В последние годы жизни Круазе, овдовевший в 1905 году, посвящал своё время работе в основанных им в 1917 году Ассоциации Гийома Бюде и издательстве Les Belles Lettres, специализировавшемся на публикации античных авторов. В 1932 году вышла последняя крупная работа Круазе — «Древнегреческая цивилизация», а его труд, посвящённый Платону, остался незавершённым.

Сочинения

• Des idées morales dans l’éloquence politique de Demosthène (1874)
• Essai sur la vie et les œuvres de Lucien (1882)
• Histoire de la litterature grecque (1887—1899)
• Aristophane et les partis politiques à Athènes (1906)
• Eschyle, études sur l’invention dramatique dans son théâtre (1928)
• La Civilisation de la Grèce antique (1932)

Литература

• Abel Lefranc. [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/crai_0065-0536_1935_num_79_4_85059 Funérailles de M. Maurice Croiset, membre de l'Académie] // Comptes rendus des séances de l'Académie des Inscriptions et Belles-Lettres. — 1935. — Vol. 79, № 4. — P. 518-526.</span>
• Faral, Edmond. [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/crai_0065-0536_1944_num_88_1_77728 Notice sur la vie et les travaux de M. Maurice Croiset] // Comptes rendus des séances de l'Académie des Inscriptions et Belles-Lettres. — 1944. — Vol. 88, № 1. — P. 78-101.</span>
• Круазе, Морис // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Круазе, Морис

И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.