Кругосветное плавание Коцебу
Поделись знанием:
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
 |
Даты в этой статье приведены по юлианскому календарю. |
Кругосветное плавание брига «Рюрик» под командованием О. Е. Коцебу — русская кругосветная научная экспедиция XIX века.
Кругосветная экспедиция, проходившая с 18 (30) июля 1815 по 22 июля (3 августа) 1818 года, была организована иждивением графа Н. П. Румянцева для открытия и освоения Северо-Западного прохода: морского пути из Берингова моря в Атлантический океан вдоль берегов Северной Америки.
Содержание
Общие сведения
По представлению Крузенштерна начальником экспедиции был назначен О. Е. Коцебу.
Маршрут плавания
- 18 июля 1815 года бриг «Рюрик» вышел из Кронштадта.
- 28 июля прибыл в Копенгаген, где к экспедиции присоединились учёные Адальберт Шамиссо и Вормскильд.
- 5 сентября пришел в Плимут. Дважду Коцебу пытался выйти в море, но из-за юго-западных штормов возвращался обратно. Только 23 сентября «Рюрик» благополучно вышел в Атлантический океан и взял курс на пролив Дрейка.
- Посетив для пополнения запасов гавань Санта-Крус на острове Тенерифе и бразильский порт на острове Святой Екатерины 16 декабря бриг «Рюрик» вышел в океан, чтобы обогнуть мыс Горн. У мыса Горн корабль попал в сильный шторм, во время которого экспедиция едва не потеряла своего руководителя: Коцебу чудом успел ухватиться за бухту троса.
- Миновав шторм бриг прибыл в залив Консепсьон на чилийском побережье и 30 января 1816 года стал на якорь у города Талькауано. В течение месяца экспедиция готовилась к переходу через Тихий океан.
- Первой целью экспедиции в Тихом океане была «Земля Дэвиса», обозначенная на картах около 27° южной широты. Не найдя этой земли, Коцебу приказал встать на якорь у острова Пасхи.
Маршрут экспедиции
Кронштадт (Россия) — Копенгаген (Дания) — Плимут (Великобритания) — Санта-Крус-де-Тенерифе (Канарские острова, Испания) — Флорианополис (Бразилия, Португалия) — Консепсьон (Чили) — Маршалловы Острова — Петропавловск-Камчатский (Россия) — Уналашка (Аляска, Россия) — Сан-Франциско (США) — Гавайские острова (Королевство Гавайи) — Маршалловы Острова — Уналашка (Аляска, Россия) — Гавайские острова (Королевство Гавайи) — Маршалловы Острова — Гуам — Манила (Испания) — Кейптаун — остров Святой Елены (Великобритания) — Портсмут (Великобритания) — Копенгаген (Дания) — Ревель — Кронштадт (Россия).
- 4 апреля 1816 года, возле архипелага Туамоту (острова Россиян), Коцебу отметил на карте остров, названный им Сомнительным, сомневаясь, не является ли он островом «Собачьим», открытым в 1616 году голландцем Скоутеном. Вскоре здесь же были открыты необитаемые атоллы Румянцева, Спиридова, Рюрик и Крузенштерна. Далее Коцебу направился к островам Пенрин (Тонгарева), впервые увиденным европейцами в 1788 году (английским капитаном Севером); 19 апреля, Коцебу отметил их на карте. Дальше Коцебу пошёл на северо-запад, пересёк экватор, и в северной части Маршалловых островов, в цепи Ратак, 9 мая открыл атоллы Кутузова и Суворова, связанные коралловым рифом.
- Стремясь попасть на Камчатку в благоприятное для исследований время года, Коцебу повернул на север и уже 7 июня 1816 года был в Петропавловске. Здесь «Рюрик» был обшит медью, оставшейся от шлюпа «Диана» В. М. Головнина.
- 3 июля 1816 года «Рюрик» отправился в Берингово море. На берегу были оставлены Вормскильд (по причине конфликта) и лейтенант Иван Захарьин (по причине болезни); на корабле, таким образом осталось всего два офицера: Коцебу и лейтенант Глеб Семёнович Шишмарёв. Определив координаты северной оконечности острова Беринга, Коцебу прошел к острову Св. Лаврентия и высадился на его южном берегу; 18 июля «Рюрик» был в Беринговом проливе. Здесь Коцебу стал жертвой ошибки, посчитав остров Ратманова за третий в группе островов Диомида; тогда как эти острова состоят только из двух островов: Ратманова и Крузенштерна и скалы Фэруэй. Следуя вдоль побережья Аляски «Рюрик» прошёл мимо бухты Шишмарева и острова Сарычева и 20 июля подошёл к большому заливу, который первоначально Коцебу ошибочно посчитал проходом в Северный Ледовитый океан. Описав этот залив, названный позже заливом Коцебу с бухтой Эшшольца и островом Шамиссо, Коцебу на запад, — к мысу Дежнёва и, описав берег залива Лаврентия с двумя небольшими островами Хромченко и Петрова, названных так в честь штурманов «Рюрика»[1], Коцебу 17 августа повернул на юг и 26 августа был в бухте Иллюлюк острова Уналашка.
- С 3 по 7 сентября 1816 года «Рюрик » совершил переход из Уналашки в Сан-Франциско.
- 20 октября 1816 года «Рюрик» вышел из Сан-Франциско и 15 ноября стал на якорь вблизи Гонолулу (остров Оаху), где были произведены магнитные наблюдения и наблюдения над приливами.
- 2 декабря 1816 года «Рюрик» вышел из Гонолулу в направлении Маршалловых островов, на пути к которым, 20 декабря, был открыт обитаемый атолл Нового года. Через три дня был обнаружен атолл, названных островом Румянцева. Наладив, в результате месячного пребывания в лагуне острова, контакт с местными жителями Коцебу узнал о расположении близлежащих островов и в течение феврале открыл ещё 4 острова: Чичагова, Аракчеева, Де-Траверсе и Крузенштерна, располагавшихся в цепи Радак.
- 28 февраля 1817 года «Рюрик» направился на север к острову Уналашка, куда пришёл 12 апреля. Во время перехода, 1 апреля — во время шторма, на «Рюрике» был сломан бушприт, ранено несколько матросов и сам Коцебу[2] так, что он почти не вставал с постели. Летние исследования в северной части Берингова моря оказались под угрозой, однако исправив повреждения и взяв на борт 15 алеутов с байдарами для исследования побережий, «Рюрик» 17 июня взял курс на север. Миновав острова Св. Павла и Св. Георгия, «Рюрик» был вынужден 28 июня встать на якорь у восточного берега острова Св. Лаврентия, поскольку Берингово море ещё не очистилось от льда.
- В результате ухудшения здоровья О. Е. Коцебу было принято решение возвратиться на юг. С 10 по 16 августа 1817 года «Рюрик» находился в Уналашке; затем ушёл на юг и 19 октября стал на якорь в лагуне острова Румянцева. Отсюда экспедиция отправилась в западном направлении — в Кронштадт. На пути к Филиппинам 23 октября 1817 года был открыт обитаемый атолл Гейдена; 5 декабря «Рюрик» бросил якорь в Маниле, где капитально ремонтировался перед длительным переходом на родину.
- 17 января 1818 года «Рюрик» вышел в море и зайдя в Кейптаун, направился к острову Св. Елены, где англичане, охранявшие заточённого здесь Наполеона, встретили его пушечными выстрелами с береговой батареи. Зайдя затем в Портсмут и Копенгаген он зашёл в Ревель.
- 22 июля 1818 года бриг «Рюрик» вернулся в Кронштадт и вскоре стоял на якоре на Неве перед домом Николая Петровича Румянцева, снарядившего эту экспедицию.
Результаты экспедиции
В Тихом океане было открыто множество островов, залив Коцебу. О. Е. Коцебу сделал предположение, основанное на виде и положении Берингова пролива о том, «что Азия некогда была соединена с Америкой: острова Гвоздева суть остатки бывшего прежде соединения мыса Восточного (Дежнёва) с мысом Принца Валийского (Уэльского)».
Напишите отзыв о статье "Кругосветное плавание Коцебу"
Примечания
- ↑ Василий Степанович Хромченко затем ещё дважды обогнул земной шар.
- ↑ Коцебу получил сильный удар в грудь об острый угол.
Литература
- Коцебу О. Е. Путешествие в Южный океан и в Берингов пролив для отыскания северо-восточного морского прохода, предпринятое в 1815, 1816, 1817 и 1818 годах. В 3-х частях.
- [www.polarpost.ru/Library/Warehouse/kotzebu-rurik_part_1.pdf Часть 1.] — СПб., 1821.
- [www.polarpost.ru/Library/Warehouse/kotzebu-rurik_part_2.pdf Часть 2.] — СПб., 1821.
- [www.polarpost.ru/Library/Warehouse/kotzebu-rurik_part_3.pdf Часть 3.] — СПб., 1823.
- Коцебу О. Е. Новое путешествие вокруг света в 1823–1826 гг. / Пер. с нем., вступ. ст. и комм. Д. Д. Тумаркина; отв. ред. Я. М. Свет. — 3-е изд. — М.: Наука, Гл. ред. вост. лит, 1987. — 384 с. — 50 000 экз.
- Коцебу О. Е. Путешествия вокруг света / Пер. с нем., вступ. ст. и комм. Д. Д. Тумаркина. — М.: Дрофа, 2011. — 966 с. — (Б-ка путешествий). — 2500 экз.
- Пасецкий В. М. Русские открытия и исследования в Арктике. Первая половина XIX века. — Л., 1984.[страница не указана 3223 дня]
Ссылки
- [www.prlib.ru/history/pages/item.aspx?itemid=613 Началась кругосветная экспедиция лейтенанта О. Е. Коцебу на бриге «Рюрик»]. «Президентская библиотека имени Б. Н. Ельцина». Проверено 10 декабря 2014.
Отрывок, характеризующий Кругосветное плавание Коцебу
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
