Кругосветное путешествие Чарльза Дарвина

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кругосветное путешествие Чарльза Дарвина

Корабль «Бигль», на котором Дарвин совершил путешествие (акварель Оуэна Стенли)
Страна Великобритания Великобритания
Дата начала 27 декабря 1831 года
Дата окончания 2 октября 1836 года
Руководитель капитан Роберт Фицрой
Состав

капитан, 12 офицеров, боцман, 42 матроса и 8 юнг, штурман, врач; натуралист Чарльз Дарвин, инструментальный мастер, художник-чертёжник, миссионер; 3 туземца

Маршрут

1 — Девонпорт, 2 — Тенерифе, 3 — острова Зелёного Мыса, 4 — Баия, 5 — Рио-де-Жанейро, 6 — Монтевидео, 7 — Фолклендские острова, 8 — Вальпараисо, 9 — Лима, 10 — Галапагосские острова, 11 — Таити, 12 — Новая Зеландия, 13 — Сидней, 14 — Хобарт, 15 — залив Короля Георга, 16 — Кокосовые острова, 17 — Маврикий, 18 — Кейптаун, 19 — Баия, 20 — Азорские острова.
Достижения
  • материал, собранный Дарвином во время путешествия послужил основой для 9 книг, в том числе и знаменитой «Происхождение видов»
  • нанесение на карту точных береговых очертаний южной части Южной Америки
Открытия
  • после изучения и сопоставления данных, полученных во время путешествия, Дарвином было сформулировано эволюционное учение.

Кругосветное путешествие Чарльза Дарвина — кругосветное путешествие Чарльза Роберта Дарвина на корабле «Бигль» в 18311836 годах, благодаря которому учёный основал эволюционное учение, поставив биологию на достаточно прочную научную основу. Наряду с известными научными экспедициями XIX века это путешествие под командованием капитана Роберта Фицроя занимает одно из видных мест. В истории географических открытий оно оставило след работой по съёмке местности для нанесения на карту точных береговых очертаний южной части Южной Америки и течения реки Санта-Крус. Однако всемирную славу «Бигля» связывают именно с Чарльзом Дарвином.





Предпосылки путешествия

Задачи, поставленные Британским Адмиралтейством в официальных документах, Дарвин сформулировал в своём «Дневнике исследователя».

Первой задачей была детальная съёмка восточных и западных берегов Южной Америки и прилегающих островов. На основе этой съёмки экспедиция должна была составить точные морские карты, которые бы облегчили плавания кораблей в этих водах. Из пяти лет плавания «Бигля» бо́льшая часть времени была потрачена именно на эти исследования. Корабль находился у восточных и западных берегов Южной Америки 3,5 года — с 28 февраля 1832 до 7 сентября 1835 года. Капитан Фицрой доставил в Адмиралтейство более 80 карт разных частей побережья и островов, 80 планов бухт и гаваней с указанием всех якорных остановок и 40 рисунков-пейзажей посещённых мест.

Вторая задача заключалась в создании цепи хронометрических измерений в последовательном ряде точек вокруг земного шара для точного определения меридианов этих точек. Именно для выполнения этой задачи «Бигль» и должен был совершить кругосветное путешествие: убедиться в правильности хронометрического определения долготы можно при условии, что определение по хронометру долготы любой исходной точки совпадает с такими же определениями долготы этой точки, которое проводилось по возвращению к ней после пересечения земного шара.

Эти задачи открыто свидетельствуют об истинных целях, которые ставило британское правительство, снаряжая дорогостоящую экспедицию. «Владычица морей», которая потеряла североамериканские колонии, направила свои устремления на Южную Америку. Продолжая старую борьбу с некогда могучей Испанией, Великобритания в первой трети XIX века решила использовать внутренние исследования в латиноамериканских республиках, которые недавно объявили себя независимыми.

Подготовка к путешествию

К началу путешествия Чарльзу Дарвину было 23 года, он был достаточно подготовленным, любознательным и энергичным естествоиспытателем, а после путешествия вернулся уже учёным, который стоял на пороге открытия главных закономерностей развития жизни на Земле.

Принять участие в путешествии Дарвину предложил профессор Генслоу в связи с тем, что астроном из Кембриджского университета профессор Джордж Пикок[en], к которому обратились с просьбой рекомендовать натуралиста на «Бигль», не смог найти нужного человека и просил помочь. В письме к Дарвину от 24 августа 1831 года Генсло писал:

Я заявил, что считаю Вас из всех, кого знаю, наиболее подходящим для этой цели. Я утверждаю это не потому, что вижу в Вас законченного натуралиста, а по той причине, что Вы достаточно специализировались в коллекционировании, наблюдении и возможности отмечать всё то, что заслуживает быть отмеченным в естественной истории… Не впадайте через скромность в сомнения или опасения относительно своей неспособности, потому что — уверяю Вас — я убеждён, что Вы именно тот человек, которого они ищут.

Дарвин прибыл в Лондон для переговоров с Фицроем. Некоторое время капитан не давал ему ответа о своём согласии на его кандидатуру. Дарвин узнал, что очень серьёзно рисковал быть отторгнутым из-за формы своего носа. Фицрой, горячий последователь Лафатера, считал себя тонким физиогномистом и «был уверен, что может судить о характере человека по чертам его лица». Он сомневался, имеет ли человек с таким носом, как у Дарвина, достаточно энергии и решимости для осуществления путешествия. В начале сентября Чарльза всё-таки включили в состав экспедиции. Однако ему пришлось самому купить себе всю экипировку, к тому же он не получал заработной платы. Британское правительство, снаряжая экспедицию, не хотело брать на себя никакой заботы о натуралисте, считая не обязательным его присутствие в составе экспедиции. Но на присутствии такого учёного настаивал сам Фицрой.

Бигль

«Бигль» был хорошо построенным небольшим бригом класса «Чероки» водоизмещением 235 тонн. Оснащён 8 пушками.

До этого путешествия корабль плавал теми же водами в 1826—1830 годах с кораблём «Эдвенчер». В 1825 году «Бигль» был переоборудован в барк для исследовательских целей и принял участие в трёх экспедициях. По окончании экспедиции Чарльза Дарвина он сделал ещё два плавания: в 1837—1841 годы под командованием Джона Викема для гидрографической съёмки северного побережья Австралии и долин тамошних рек; в 1841—1843 годы под командованием Джона Стокса для гидрографической съёмки берегов Новой Зеландии. В 1845—1870 годах «Бигль» нёс береговую службу в Саутенде, в устье реки Темзы.

Состав экспедиции

В состав экспедиции входили:

Путешествие

Атлантический океан

27 декабря 1831 года «Бигль» вышел из порта города Девонпорт, Великобритания, после того, как дважды не мог начать плавание из-за сильных юго-западных ветров. 6 января 1832 года экспедиция прибыла на остров Тенерифе в группе Канарских островов, но высадиться на берег не имела возможности из-за известия об эпидемии холеры среди местных жителей. Постояв на рейде некоторое время, корабль двинулся дальше, и уже 16 января прибыл к острову Сантьягу, что в группе островов Зелёного Мыса, и бросил якорь у города Порто-Прая.

Дарвин провёл обзор острова, описал его геологию и рельеф:

С моря окрестности Порто-Праи выглядят пустынными. Вулканический огонь прошлых веков и бурный зной тропического солнца сделали почву во многих местах непригодной для растительности. Местность постепенно поднимается плоскими уступами, по которым разбросаны там и сям конические холмы с затупленными вершинами, а на горизонте тянется неправильная цепь более высоких гор…

Натуралист проводил исследование местных птиц и животных. Вместе с двумя офицерами сначала провёл экскурсию в посёлок Рибейра-Гранди в долине Святого Мартина, где они осмотрели развалины крепости и собора, и церковь, где были могилы местных губернаторов XV—XVI веков. Позже Дарвин совершил поход к посёлкам Сан-Домингос (англ.) (в центре острова) и Фуэнтес, где сделал описание местных птиц. На острове Сантьягу Дарвин исследовал пыль, выпадающую утром после тумана, и определил, что она состоит из инфузорий с кремниевыми панцирями и кремниевой растительной ткани. Перед отъездом он провёл наблюдение за местными морскими животными, в частности осьминогами.

8 февраля экспедиция покинула острова и 16 февраля достигла скал Сан-Паулу, где легла в дрейф. Дарвин наблюдал за местными птицами, которые гнездились на скалах, и другими животными. Сделав описание и наблюдения скал, пришёл к мысли, что они образовались благодаря коралловым рифам (это наблюдение дало начало книге «Строение и распределение коралловых рифов»). 17 февраля экспедиция пересекла экватор.

Бразилия

20 февраля экспедиция прибыла к вулканическому острову Фернанду-ди-Норонья, где Дарвин сделал описание флоры и фауны и исследовал геологию. Через неделю, 28 февраля, они прибыли в город Баия, ныне — штат Баия, город Сальвадор, в Бразилии. Дарвина очень захватила природа окрестных земель. Он осмотрел обширные территории вокруг города, описав геологию и рельеф. В частности им были продолжены начатые Гумбольдтом во время своего путешествия в Южную Америку исследования сиенитовых пород, которые были «покрыты чёрным веществом как до блеска натёртые графитом». Не мог Дарвин не осмотреть местных животных и растений. Провёл значительные наблюдения за рыбой-ежом Diodon antennatus и определил, что эта маленькая рыбка, когда попадает в желудок акулы, может проесть его стенки и даже бок хищного животного, при этом убивая его. 18 марта корабль «Бигль» отплыл из Баии, продолжив кругосветное путешествие.

С 27 по 30 марта корабль вёл картографические съёмки возле островов Аброльйос, расположенных у побережья материка. Внимание Дарвина привлекла красноватая морская вода, на поверхности которой было разбросано будто сено. Проведя определённые исследования, он пришёл к мысли, что она имела такой цвет и вид из-за содержания в ней цилиндрических зелёных водорослей, которых относили к семейству Confervae. Это явление у моряков называлось «морской стружкой». 4 апреля экспедиция прибыла в город Рио-де-Жанейро, где в окрестных водах проводили съёмки. Через несколько дней, а именно 8 апреля, Дарвина пригласили посетить поместье одного англичанина, жившего на север от мыса Фрио. Доро́гой учёный осмотрел небольшие озёра-лагуны на берегу океана, в которых он нашёл несколько различных видов моллюсков, как морских, так и пресноводных. 13 апреля группа прибыла в имение Сосего сеньора Мануэла Фигиреда, родственника одного из участников экспедиции. Здесь Дарвин смог собрать небольшую коллекцию лесных насекомых. По возвращении в Рио, 23 апреля, учёный поселился в коттедже на берегу залива Ботафого (порт.), где вёл исследования и наблюдения за окружающей природой. В частности он провёл длительные наблюдения за наземными планариями и доказал, что они не являются кишечными паразитическими червями, как полагал Кювье.

За время пребывания в коттедже на окраине Рио-де-Жанейро, Дарвин проводил наблюдения за местными животными — квакшами, насекомыми (в том числе светляками Lampyridae), морскими животными (медузами, нереидами, гидроидными рода Clytia, пиросомами). Несколько раз он совершал небольшие экскурсии по окружающим землям, бывал в местном ботаническом саду, совершил поход в горы Гави, где описывал разных насекомых — жуков, бабочек, личинок, пауков.

Уругвай

5 июля 1832 года корабль вышел из гавани Рио-де-Жанейро и направился на юг, к Ла-Плате. 26 июля «Бигль» бросил якорь в порту Монтевидео, столице Уругвая. Следующие два года экспедиция вела картографическую съёмку у восточных и южных берегов Южной Америки к югу от Ла-Платы. Первые 10 недель Дарвин жил в Мальдонадо, что к востоку от Монтевидео. За это время собрал большую коллекцию млекопитающих, птиц (80 видов) и пресмыкающихся (в том числе 9 видов змей). Учёный проводил ряд экскурсий по окрестностям — к реке Поланко, что на 70 миль к северу, в посёлок Лас-Минас, в гористую местность Сьерра-де-лас-Анимас и посёлок Пан-де-Асукар. Натуралист описывал и исследовал различных животных, в частности нанду Дарвина, дельфинов, названных в честь капитана «Бигля» Delphinus fitzroyi, оленей Cervus campestris, множество грызунов (в частности крупнейшего современного грызуна — капибару). После визита в Уругвай вся экспедиция на «Бигле» отплыла на юг к архипелагу Огненная Земля.

Огненная Земля

17 декабря 1832 года экспедиция достигла Огненной Земли. Обогнув мыс Сан-Диего, корабль вышел в пролив Лемера и бросил якорь в бухте Доброго Успеха. Членов экспедиции встретили туземцы — огнеземельцы. На борту корабля были также огнеземельцы, которых капитан Фицрой взял в предыдущем плавании в 1826—1830 годах на кораблях «Эдвенчер» и «Бигль», а теперь хотел вернуть на родину. Со следующего дня Дарвин начал осмотр острова, описал его, исследовал буковые леса. 21 декабря «Бигль» снялся с якоря и, проплыв мимо островов Барневельт и мыса Обмана, достиг мыса Горн, самой южной точки Южной Америки. Из-за непогоды экспедиция пробыла здесь 6 дней и только 30 декабря двинулась на запад. Из-за сильных штормов добраться до островов было сложно, поэтому 15 января 1833 года капитан покинул корабль и 24 января на 4 шлюпках смог добраться до Огненной Земли. Возвращение к «Биглю» состоялось через пролив, названный позднее именем корабля, заодно была проведена съёмка местности. За всё время пребывания на островах Дарвин выполнил ряд интересных для науки наблюдений за огненноземельцами, описал их внешность, поведение и историю.

28 апреля 1833 года «Бигль» вернулся в Мальдонадо. Второй раз на Огненную Землю экспедиция вернулась 2 февраля 1834 и пробыла здесь до 5 марта.

Ла-Плата

24 июля 1833 года «Бигль» отплыл из Мальдонадо и 3 августа стал на рейд против устья реки Рио-Негро. Вот как описывает это место Чарльз Дарвин:

Это самая большая река на всём протяжении от Ла-Платы до Магелланова пролива. Она впадает в море миль за триста южнее эстуария Ла-Платы. Около пятидесяти лет назад, ещё при испанском правлении, здесь была основана небольшая колония, на восточном побережье Америки это до сих пор самое южное место, где живут цивилизованные люди.

С начала заезда, Дарвин осмотрел и описал окрестные земли, изучил их геологию, посетил посёлок Кармен-де-Патагонес вверх по реке, где были разрушенные во время нападений индейцев здания. Это его заинтересовало, и он от жителей, которые остались живыми, стал собирать сведения об этом нападении и индейцах. Также его внимание привлекли солёные озера салинес в 28 км от поселения. Он исследовал их флору и фауну, описал несколько видов водорослей и ракообразных, обитавших там. 10 августа Дарвин решил провести экскурсионный поход на лошадях в город Баия-Бланка, расположенный между Буэнос-Айресом и устьем реки Рио-Негро. За время экскурсии учёный собрал немало информации о местных животных и растениях, в частности о гуанако, агути Cavia patagonica, сыче Athene cunicularia.

24 августа «Бигль» прибыл в Баия-Бланку и через неделю отплыл на север к Ла-Плате. Дарвин остался на суше и решил проехать этот путь до Буэнос-Айреса на лошадях. Дорогой учёный описывал окружающие территории, их рельеф, флору и фауну, в том числе южноамериканского нанду Дарвина и многих других видов птиц. В Пунта-Альте он исследовал тектонический разрез с многочисленными остатками гигантских животных и нашёл несколько скелетов — мегатерия (Megatherium), мегалоникса (Megalonyx), сцелидотерия (Scelidotherium), милодона (Mylodon darwinii), макраухении (Macrauchenia), токсодона (Toxodon darwinii). На пути в столицу Аргентины Дарвин пересёк горный массив Сьерра-де-ла-Вентана (исп.) и реки Рио-Саус, Рио-Тапальгуен и Рио-Саладо. 20 сентября он прибыл в Буэнос-Айрес, в котором провёл неделю, и 27 сентября отправился на северо-запад в город Санта-Фе.

Сам Буэнос-Айрес — большой город, и, я думаю, одно из наиболее правильно построенных мест в мире. Каждая улица идёт под прямым углом к той, которую она пересекает, а параллельные улицы расположены через одинаковые промежутки, и дома образуют сплошные прямоугольные кварталы одинаковых размеров, так называемые квадры

После Буэнос-Айреса, 28 сентября, Дарвин прибыл в город Лухан, потом побывал в Арека. В пампасах натуралист наблюдал за местными животными, в частности вискашами. 30 сентября Дарвин выехал к реке Паране, а 3 октября прибыл в Санта-Фе. Из-за небольшой болезни он два дня пролежал в постели. 5 октября натуралист переправился через Парану в Санта-Фе-Бахаду, где пробыл 5 дней. Здесь Дарвин занялся раскопками древних остатков гигантских животных — похожего на броненосца глиптодона (Glyptodon clavipes) и вымершей лошади (Equus curvidens). 12 октября ученый из-за болезни был вынужден отплыть по реке Парана назад в Буэнос-Айрес, куда прибыл 20 октября, но от устья реки до города ради скорости он прошёл этот путь на лошадях. При прибытии Дарвина не хотели сначала пускать в Буэнос-Айреса из-за переворота, который устроили сторонники генерала Росаса. Благодаря дружбе с генералом учёного всё же пропустили.

Уругвай

После задержки на две недели в Буэнос-Айресе, Дарвин отплыл на почтовом судне в Монтевидео, столицу Уругвая. «Бигль» стоял там на якоре. Воспользовавшись его задержкой, ученый спланировал себе ещё одну экскурсию по стране. 14 ноября он выехал в Колония-дель-Сакраменто, городок на северном берегу Ла-Платы, напротив Буэнос-Айреса. Переезд растянулся на 3 дня, и 17 ноября Дарвин был на месте. Здесь он наблюдал за быками очень редкой породы, которых в Уругвае и Аргентине называют ньята. Они были очень похожи на вымерших в Индии жвачных животных — сиватериев, поэтому череп, который натуралист нашёл, был очень ценным. 19 ноября экскурсия прибыла в город Лас-Векас, расположенный в устье реки Уругвай. Оттуда они направились на север, в город Мерседес на реке Рио-Негро, притоке Уругвая. Пробыв там несколько дней, экскурсия вернулась обратно в Монтевидео, но уже по прямой. По дороге Дарвин заехал на одно ранчо, где приобрёл у хозяина череп вымершего животного токсодона. 28 ноября ученый прибыл в Монтевидео, откуда 6 декабря на корабле «Бигль» отплыл на юг, в Патагонию.

Патагония

По дороге в Патагонию Дарвин исследовал насекомых, которые находились в воздухе над морем, или же в самой воде далеко от берега, и других членистоногих, в первую очередь ракообразных. 23 декабря экспедиция прибыла в бухту Желание (южнее современного города Комодоро-Ривадавия), где были руины старого испанского поселения. Сойдя на берег, Дарвин стал исследовать местную флору и фауну. Его внимание привлекли насекомые, пресмыкающиеся и птицы, а также гуанако. Описав геологию и рельеф Патагонии, учёный пришел к мысли об особой истории этого края. 9 января 1834 года «Бигль» бросил якорь в бухте Сан-Хулиана, что в 210 км южнее. Здесь Дарвин исследовал разнообразие насекомых на солёных озёрах-лагунах. Также был найден скелет вымершего животного — макраухении (Macrauchenia patagonica). Пробыв в бухте 8 дней, экспедиция двинулась дальше на юго-восток, до Фолклендских островов.

Фолклендские острова

1 марта 1833 и 16 марта 1834 «Бигль» становился на якорь в заливе Баркли, что возле острова Восточный Фолкленд. Именно во второй поездке на корабле присутствовал Дарвин. С двумя аргентинцами учёный совершил небольшую экскурсию-прогулку по острову. Во время неё он исследовал его геологию и рельеф, описал бедный мир флоры и фауны. На острове натуралист встретил табун диких лошадей, в 1764 году завезённых сюда французами, и стада коров. Среди эндемиков был описан фолклендская лисица и несколько видов птиц — обыкновенная каракара (Caracara plancus), пингвин Aptenodytes demersa, гуси: Anas magellanica, Anas brachyptera и Anas antarctica. Дарвин наблюдал и за «кораллинами» — морскими коралловидными животными (преимущественно гидроидные и мшанки), которых он относил к ныне устаревшим родам Flustra, Eschara, Cellaria и Crisisa. 6 апреля «Бигль» отплыл на запад, к реке Санта-Крус.

Санта-Крус

13 апреля корабль бросил якорь в устье реки Санта-Крус. Капитан Фицрой решил пройти по реке вверх столько, сколько позволит время. Подниматься вверх по реке против течения было очень сложно, поэтому корабль остался в бухте, а путешествие продолжили на трёх шлюпках. Началось она 19 апреля и продолжалось 3 недели. По дороге к истокам Санта-Крус Дарвин описывал и исследовал геологию Патагонии. 5 мая капитан Фицрой решил возвращаться назад, пройдя при этом 270 км (общая протяженность реки 365 км). 8 мая экспедиция вернулась на «Бигль».

Чили

В конце мая 1834 года «Бигль» с востока зашёл в Магелланов пролив. У мыса Грегори экспедиция встретила патагонцев — народ который имел достаточно большой рост. Дарвин описал их и их быт, даже хотел взять трёх с собой. 1 июня экспедиция прибыла в бухту Голода, где учёный описал рельеф окружающих берегов, местную флору и фауну. Среди растений Дарвин исследовал местные вечнозелёные леса из бука, среди животных — мышеобразных грызунов, туко-туко, тюленей и других зверей, а также птиц. 8 июня «Бигль» отплыл дальше Магеллановым проливом, но последний участок Фицрой решил пройти новооткрытых каналом Магдалены в юго-западном направлении. 10 июня экспедиция вышла в Тихий океан и 28 июня достигла острова Чилоэ. Отсюда начались картографические съёмки западного побережья Южной Америки от полуострова Трес-Монтес на юге до города Кальяо на севере, архипелагов Чилоэ и Чонос.

23 июля «Бигль» бросил якорь в порту города Вальпараисо, главном порту Чили. Здесь экспедиция могла наблюдать за горой Аконкагуа, наивысшей точкой Южной Америки:

Эта неправильная коническая верщина поднимается выше Чимборасо; в соответствии с измерениями, выполненными офицерами на «Бигле», высота её не менее 23 000 футов. Вообще, Кордильеры, что просматриваются отсюда, большей частью своей красоты обязаны особенностям здешнего воздуха. Когда солнце заходило в Тихий океан, чудесно было наблюдать, как чётко вырисовывались их строгие очертания и как разнообразны и нежные при этом были их оттенки.

14 августа Дарвин провёл экскурсию на лошадях, чтобы геологически исследовать подножия Анд, которые не были покрыты снегом. 15 августа учёный посетил долину Кильйота, 17 августа — поднялся на гору Ла-Кампана, 19 августа прибыл в городок Хахуель, где пробыл неделю. 26 августа Дарвин провёл экскурсию в закрытую долину Гитрон, откуда попал в столицу Чили — Сантьяго. В этом городе он пробыл неделю и 6 августа прибыл в Ранкагуа, 13 августа — в Рио-Клара, откуда повернул на город Сан-Фернандо. 27 августа учёный пошел в город Вальпараисо и по болезни пробыл там до конца октября. Во время экскурсий по центральному Чили Дарвин проводил ценные для науки наблюдения за рельефом, геологией и климатом местности. Меньшее внимание он уделял вымиранию видов.

10 ноября «Бигль» отплыл на юг для картографических съёмок и 21 ноября прибыл в город Сан-Карлос, главный город острова Чилоэ. 24 ноября две шлюпки под командованием Саливена были направлены для съёмки восточного побережья, сам «Бигль» занимался съёмкой западного и южного берегов острова, Дарвин прошёл остров на лошадях сначала в северной части, а 30 ноября прибыл на восток, где встретился со всей экспедицией. 1 декабря корабль отплыл к острову Лемуй, затем до острова Сан-Педро. 10 декабря «Бигль» направился на юг и 13 декабря достиг архипелага Чонос. Пробыв там до 18 декабря корабль повернул на юг и 30 декабря достиг полуострова Трес-Монтес. 7 января 1835 экспедиция вернулась в архипелага Чонос, где пробыла неделю. Дарвин занимался описанием и исследованием геологии островов, при этом не исключая исследования флоры и фауны. Было описано много растений, которые образуют леса на островах — астелия (англ.) (Astelia), донатия (Donatia), мирт (Myrtus), водяника (Empetrum), ситник (Juncus), среди животных — калан, грызуны нутрия и капибара, птицы чеукау (англ.), буревестники и пищухи.

15 января «Бигль» вышел из гавани Лоу, что на севере архипелага Чонос, и через 3 дня бросил якорь второй раз в бухте порта Сан-Карлос на острове Чилоэ. 19 января экспедиция наблюдала извержение вулкана Осорно, которое совпало с извержением Аконкагуа и Косегуины. Это Дарвина очень заинтересовало, ведь вулкан Косегуина не извергался 26 лет, а Аконкагуа вообще проявлял активность очень редко. Капитан Фицрой проводил съёмки вдоль западного берега острова, а Дарвин пересёк его с востока в меридиональном направлении. По пути он посетил озеро Кукао и поселение индейцев. 4 февраля «Бигль» отплыл от Чилоэ на север и 8 февраля прибыл в Вальдивию. 11 февраля Дарвин провёл небольшую экскурсию по окрестностям, 20 февраля стал свидетелем землетрясения, сильнейшего в этом городе за всю его историю. 4 марта экспедиция прибыла в порт Талькауано города Консепсьон, где после землетрясения остались только руины. Пробыв здесь 3 дня, корабль отплыл в Вальпараисо, и 11 марта бросил якорь в его порту. Дарвин отбыл в Сантьяго, откуда намеревался провести поход через Анды до аргентинского города Мендоса.

18 марта экспедиция вышла в сторону перевала Портильо. Доро́гой Дарвин вёл записи по исследованиям геологии окружающих гор. 23 марта учёный пересёк перевал и начал спуск крутым восточным склоном Анд. 27 марта экспедиция достигла города Мендоса, а 29 марта повернула назад, но уже через перевал Успальята, который находился немного севернее. 1 апреля Дарвин перешёл перевалом, 4 апреля достиг Моста Инков и 10 апреля прибыл обратно в Сантьяго. Через несколько дней он вернулся в Вальпараисо, где встретился с кораблем «Бигль».

27 апреля Дарвин организовал новую экспедицию на север страны, а именно по маршруту Вальпараисо — Кокимбо — Уаско — Копьяпо. Именно в Копьяпо его должен был забрать капитан Фицрой, и оттуда направиться на север до Галапагосских островов. Сначала путь проходил вдоль тихоокеанского побережья, но затем повернул вглубь Чили, пересекая долины многих рек. 14 мая Дарвин добрался до Кокимбо, где описал геологию местных террас, сложенных из остатков древних моллюсков. 2 июня экспедиция достигла Уаско, где прошла пустынными равнинами и стала свидетелем ещё одного землетрясения, а 22 июня — Копьяпо. Поскольку «Бигль» еще не прибыл в порт, Дарвин провёл небольшое путешествие в Анды, и 1 июля вернулся назад. 4 июля прибыл корабль, который на следующий день отплыл из Копьяпо.

Перу

12 июля экспедиция прибыла в перуанский город Икике, Дарвин осмотрел окрестные земли. 19 июля «Бигль» прибыл в Кальяо, главный порт страны, расположенный вблизи столицы — Лимы. Совершив экскурсию по окрестностям, Дарвин впервые увидел и описал такое явление как Эль-Ниньо. Пробыв в Перу в начале сентября, экспедиция 7 сентября двинулась на северо-запад до Галапагосских островов.

Галапагосские острова

С 15 сентября по 20 октября «Бигль» простоял на Галапагосских островах, проведя здесь картографические съёмки. Дарвин исследовал геологию и биологию островов. 17 сентября он высадился на острове Чатем (Сан-Кристобаль), где описал местную флору, в частности его заинтересовал один кустарник семейства молочайных. 23 сентября Дарвин побывал на острове Чарльз (Флореана). 29 сентября корабль проплыл рядом с крупнейшим островом Альбемарл (Исабела) и попал в бурю между ним и островом Нарборо (Фернандина). 8 октября экспедиция прибыла на остров Джеймс (Сантьяго (исп.)).

Проведя многочисленные исследования местной флоры и фауны, Дарвин описал её и собрал довольно большую коллекцию животных и растений. Из млекопитающих он поймал мышь, из птиц собрал 26 экземпляров, в том числе каракару и сплюшку. Дарвин исследовал разнообразную группу родственных птиц, распространённых на островах, которых он назвал земляные вьюрки (Geospiza, сем. Thraupidae) (сейчас этих птиц часто называют дарвиновыми вьюрками). Благодаря наблюдению за разнообразием этих птиц у Дарвина впервые возникла идея об изменяемости видов. Среди пресмыкающихся-эндемиков он выделил игуан рода Amblyrhynchus, которые отличались тем, что могли плавать в море. Собрав почти полную коллекцию местных насекомых, Дарвин пришел к выводу, что не видел более бедной по составу их фауны местности в мире.

Таблица количества видов животных на Галапагосских островах:

Остров Все виды Общие
виды
Эндемики
островов
Эндемики
данного острова
Джеймс 71 33 38 30
Альбемарл 46 18 26 22
Чатем 32 16 16 12
Чарльз 68 39 29 21

Австралия и Океания

Закончив съёмку Галапагосских островов, «Бигль» направился на запад, к острову Таити. Пройдя острова Туамоту, экспедиция прибыла на Таити 15 ноября. Дарвин имел возможность изучить геологию коралловых островов и рифов, что послужило материалом для написания его книги «Строение и распределение коралловых рифов». 22 ноября учёный имел возможность побывать в столице Французской Полинезии — Папеэте. Вожди Таити пригласили капитана Фицроя в свою резиденцию. Они расспрашивали его о международных обычаях и законах, касающихся использования кораблей и относительно иностранцев. По некоторым пунктам сразу же выдавались соответствующие законы для Таити. После этого капитан Фицрой пригласил на корабль таитянскую королеву Помаре, которая посетила его 25 ноября.

На следующий день, 26 ноября, «Бигль» отчалил из Папеэте и направился к Новой Зеландии, куда прибыл только 21 декабря. Корабль бросил якорь в бухте Айлендс, что на севере Северного острова. Дарвин имел возможность изучить геологию острова и его рельеф. Он исследовал небольшие холмы, которые аборигены маори использовали как укрепление и называли их «па». Учёный провел экскурсию по острову в городок Уаимате, затем поднялся вверх по реке Кауаи-Кауаи и прошёл в посёлок Уаиомио, где он описал необычные скалы. 30 декабря экспедиция вышла из бухты Айлендс и направилась в Австралию.

12 января 1836 года корабль «Бигль» прибыл в бухту Джексон, в Сиднее, Австралия. Дарвин сразу же, вечером дня заезда, прошёлся по городу и окрестностям. 16 января он организовал экскурсию на запад до Батерста, и уже через день он был у подножия Голубых гор. По дороге он заезжал в несколько ферм, наблюдал за местной фауной. Она поразила его своей странности и своеобразием. Дарвин был восхищён утконосом и кенгуру. 22 января он решил вернуться и 30 января на корабле отплыл до Хобарта, что на острове Тасмания.

5 февраля экспедиция прибыла в залив Сторм на Тасмании. Дарвин собрал информацию о туземцах, о том как их выселяли с родного острова и переселяли на небольшой остров Флиндерс, что в Бассовом проливе. 7 февраля «Бигль» отплыл на запад и 6 марта достиг залива Короля Георга (англ.), что на юго-западной окраине материка. Пробыв там 8 дней, учёный исследовал остатки коралловых рифов на суше. 14 марта корабль взял курс на Кокосовые острова в Индийском океане.

Индийский океан и Африка

1 апреля экспедиция достигла Кокосовых островов. Дарвин исследовал местную флору и пришёл к выводу, что всю её занесли сюда волны с севера, что она состоит всего из 20 видов дикорастущих растений, относящихся к 19 различным родам 16 разных семейств. Среди животных, которых было меньше, чем растений, учёный описал завезённых сюда крыс, нескольких голенастых птиц, ящерицу, 13 видов пауков, одного жука и кокосового краба (Birgos latro).

12 апреля «Бигль» вышел из лагуны и направился на запад до острова Маврикий. 29 апреля экспедиция достигла его северного мыса. 1 мая Дарвин провёл экскурсию по Маврикию, описав геологию и рельеф этого вулканического острова. Два дня он отдыхал в поместье капитана Ллойда, который был известен своими картографическими съёмками Панамского перешейка. 5 мая учёный вместе с капитаном совершили поход к Чёрной речке, чтобы осмотреть поднятые коралловые породы. 9 мая «Бигль» покинул порт Порт-Луи и направился к мысу Доброй Надежды.

31 мая экспедиция «Бигля» прибыла к южной оконечности Африки — мысу Доброй Надежды и остановилась в бухте Саймонс, что возле Кейптауна. На следующий день, 1 июня, Дарвин совершил поход вглубь Южной Африки. Он осмотрел окружающие территории, но не исследовал флору или фауну.

Возвращение

16 июня капитан Фицрой вывел корабль из Южной Африки, и уже 8 июля экспедиция достигла острова Святой Елены. Дарвин провёл ряд экскурсий по острову и сделал несколько исследований местной флоры. Его внимание привлекли эндемичные виды моллюсков, большинство которых были вымершими. Была собрана коллекция ракушек из 16 видов, 7 из которых — эндемики. Учёный обратил внимание и на местных птиц. 19 июля «Бигль» прибыл на остров Вознесения, на котором учёный нашел чёрных крыс, завезённых сюда мореплавателями. 23 июля экспедиция отчалила с острова и взяла курс на Бразилию, город Сальвадор, штат Баия.

1 августа Дарвин прибыл в Бразилию и, пробыв там 4 дня, провёл ряд долгих прогулок. 6 августа «Бигль» вышел из гавани г. Сальвадор и направился на северо-восток до островов Зелёного Мыса. Однако из-за бури и встречного ветра, он должен был 12 августа зайти в гавань города Ресифе, штат Пернамбуку. Пробыв в Бразилии ещё неделю, экспедиция 19 августа всё же покинула берега Южной Америки.

21 августа «Бигль» пересёк экватор и уже 31 августа бросил якорь в порту города Прая, что на островах Зелёного мыса. 4 сентября корабль отправился на север до Азорских островов, куда прибыл только 20 сентября. Там экспедиция провела 4 дня, после чего отплыла на север в Великобританию. 2 октября «Бигль» прибыл в порт Фалмут, где Дарвин сошёл на берег, а корабль поплыл дальше, к Девонпорту.

Из последних строк Дарвина в книге «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле „Бигль“»:

Наконец отмечу, что, на мой взгляд, для молодого натуралиста не может быть ничего лучше путешествия в дальние страны. Оно одновременно и обостряет, и частично успокаивает эту потребность и жажду, которые, как отметил сэр Дж. Гершель, человек чувствует даже тогда, когда все физические потребности он полностью удовлетворил.

Плоды путешествия

Огромный фактический материал по геологии и зоологии, собранный Дарвином во время путешествия и в дальнейшем обработанный как им самим, так и другими исследователями, лёг в основу ряда капитальных произведений:

Цитата из книги «Происхождение видов»:

Путешествуя на корабле «Бигль» как натуралист, я был поражён некоторыми фактами, которые касались распределения органических существ в Южной Америке, и геологическим отношением между прошлыми и современными жителями этого континента. Факты эти… освещают в некоторой степени происхождение видов — эту тайну из тайн…

Однако большой результат путешествия Дарвина стал известен миру только через 23 года после возвращения учёного на родину, в 1859 году, когда вышло его «Происхождение видов». Достаточно большое значение приобрели окаменелые останки ископаемых животных, найденные Дарвином. Сейчас они экспонируются в крупных музеях Европы и США и имеют ценное научное значение.

Напишите отзыв о статье "Кругосветное путешествие Чарльза Дарвина"

Литература

  • Дарвин Ч. [charles-darwin.narod.ru/beagle/ Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль»]
  • Babbage, Charles (1838), [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=A25&pageseq=1 The Ninth Bridgewater Treatise] (2nd ed.), London: John Murray, <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=A25&pageseq=1> 
  • Barlow, Nora ed. (1933), [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F1566&pageseq=1 Charles Darwin's diary of the voyage of H.M.S. Beagle], Cambridge: University Press, <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F1566&pageseq=1> 
  • Barlow, Nora ed. (1945), [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F1571&pageseq=1 Charles Darwin and the voyage of the Beagle], London: Pilot Press, <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F1571&pageseq=1> 
  • Barlow, Nora ed. (1963), [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F1577&pageseq=1 Darwin's ornithological notes], "With introduction, notes and appendix by the editor", Bulletin of the British Museum (Natural History) Т. 2 (7): 201–278, <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F1577&pageseq=1> 
  • Barlow, Nora ed. (1967), [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F1598&pageseq=1 Darwin and Henslow. The growth of an idea], London: Bentham-Moxon Trust, John Murray, <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F1598&pageseq=1> 
  • Browne, Janet & Neve, Michael (1989), "Introduction", in Darwin, Charles, Voyage of the Beagle: Charles Darwin's Journal of researches, London: Penguin Books, ISBN 0-14-043268-X 
  • Browne, E. Janet (1995), Charles Darwin: vol. 1 Voyaging, London: Jonathan Cape, ISBN 1-84413-314-1 
  • Darwin, Charles (1835), [darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F1&viewtype=text&pageseq=1 Extracts from letters to Professor Henslow], Cambridge: [privately printed], <darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F1&viewtype=text&pageseq=1> 
  • Darwin, Charles (1839), [darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F10.3&viewtype=text&pageseq=1 Narrative of the surveying voyages of His Majesty's Ships Adventure and Beagle between the years 1826 and 1836, describing their examination of the southern shores of South America, and the Beagle's circumnavigation of the globe. Journal and remarks. 1832-1836.], vol. III, London: Henry Colburn, <darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F10.3&viewtype=text&pageseq=1> 
  • Darwin, Charles (1842), [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F271&pageseq=1 The Structure and Distribution of Coral Reefs. Being the first part of the geology of the voyage of the Beagle, under the command of Capt. Fitzroy, R.N. during the years 1832 to 1836], London: Smith Elder and Co., <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F271&pageseq=1> 
  • Darwin, Charles (1844), [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F272&pageseq=1 Geological Observations on the Volcanic Islands visited during the Voyage of H.M.S. Beagle, together with some brief notices of the geology of Australia and the Cape of Good Hope. Being the second part of the geology of the voyage of the Beagle, under the command of Capt. Fitzroy, R.N. during the years 1832 to 1836], London: Smith Elder and Co., <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F272&pageseq=1> 
  • Darwin, Charles (1845), [darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F20&viewtype=text&pageseq=1 Journal of Researches into the natural history and geology of the countries visited during the voyage of H.M.S. Beagle round the world, under the Command of Capt. Fitz Roy, R.N. 2d edition], London: John Murray, <darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F20&viewtype=text&pageseq=1> 
  • Darwin, Charles (1846), [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F273&pageseq=1 Geological Observations on South America. Being the third part of the geology of the voyage of the Beagle, under the command of Capt. Fitzroy, R.N. during the years 1832 to 1836], London: Smith Elder and Co., <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F273&pageseq=1> 
  • Darwin, Charles (1958), Barlow, Nora, ed., [darwin-online.org.uk/EditorialIntroductions/Freeman_LifeandLettersandAutobiography.html The Autobiography of Charles Darwin 1809–1882. With the original omissions restored. Edited and with appendix and notes by his granddaughter Nora Barlow], London: Collins, <darwin-online.org.uk/EditorialIntroductions/Freeman_LifeandLettersandAutobiography.html> 
  • Desmond, Adrian & Moore, James (1991), Darwin, London: Michael Joseph, Penguin Group, ISBN 0-7181-3430-3 
  • Eldredge, Niles, "[www.vqronline.org/articles/2006/spring/eldredge-confessions-darwinist/ Confessions of a Darwinist]", The Virginia Quarterly Review (no. Spring 2006): 32–53, <www.vqronline.org/articles/2006/spring/eldredge-confessions-darwinist/> 
  • FitzRoy, Robert (1839), [darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F10.2&viewtype=text&pageseq=1 Narrative of the surveying voyages of His Majesty's Ships Adventure and Beagle between the years 1826 and 1836, describing their examination of the southern shores of South America, and the Beagle's circumnavigation of the globe. Proceedings of the second expedition, 1831-36, under the command of Captain Robert Fitz-Roy, R.N.], vol. II, London: Henry Colburn, <darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F10.2&viewtype=text&pageseq=1> 
  • FitzRoy, Robert (1839), [darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F10.2a&viewtype=text&pageseq=1 Narrative of the surveying voyages of His Majesty's Ships Adventure and Beagle between the years 1826 and 1836, describing their examination of the southern shores of South America, and the Beagle's circumnavigation of the globe], vol. Appendix to Volume II, London: Henry Colburn, <darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F10.2a&viewtype=text&pageseq=1> 
  • Gould, John (1839), Darwin, C. R., ed., [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F8.11&pageseq=1 Birds Part 3 No. 4], The zoology of the voyage of H.M.S. Beagle, London: Smith Elder and Co., <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F8.11&pageseq=1> 
  • Herbert, Sandra (1991), "[darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=A342&pageseq=1 Charles Darwin as a prospective geological author]", British Journal for the History of Science (no. 24): 159–192, <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=A342&pageseq=1> 
  • Herbert, Sandra (1995), "[darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F1956&pageseq=1 From Charles Darwin's portfolio: An early essay on South American geology and species. 14, no. 1, pp.]", Earth Sciences History Т. 14 (1): 23–36, <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F1956&pageseq=1> 
  • Keynes, Richard (2000), [darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F1840&viewtype=text&pageseq=1 Charles Darwin’s zoology notes & specimen lists from H.M.S. Beagle.], Cambridge University Press, <darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F1840&viewtype=text&pageseq=1> 
  • Keynes, Richard (2001), [darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F1925&viewtype=text&pageseq=1 Charles Darwin's Beagle Diary], Cambridge University Press, <darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F1925&viewtype=text&pageseq=1> 
  • King, P. P. (1839), FitzRoy, Robert, ed., [darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F10.1&viewtype=text&pageseq=1 Narrative of the surveying voyages of His Majesty's Ships Adventure and Beagle between the years 1826 and 1836, describing their examination of the southern shores of South America, and the Beagle's circumnavigation of the globe. Proceedings of the first expedition, 1826-30, under the command of Captain P. Parker King, R.N., F.R.S.], vol. I, London: Henry Colburn, <darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=F10.1&viewtype=text&pageseq=1> 
  • Owen, Richard (1837), "[darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=A235&viewtype=text&pageseq=1 A description of the Cranium of the Toxodon Platensis, a gigantic extinct mammiferous species, referrible by its dentition to the Rodentia, but with affinities to the Pachydermata and the Herbivorous Cetacea [Read 19 April]]", Proceedings of the Geological Society of London (no. 2): 541–542, <darwin-online.org.uk/content/frameset?itemID=A235&viewtype=text&pageseq=1> 
  • Owen, Richard (1840), Darwin, C. R., ed., [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F9.1&pageseq=1 Fossil Mammalia Part 1], The zoology of the voyage of H.M.S. Beagle, London: Smith Elder and Co., <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F9.1&pageseq=1> 
  • Poulton, Edward Bagnall (1896), [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F9.1&pageseq=1 Charles Darwin and the theory of natural selection], London: Cassell & Co., <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=F9.1&pageseq=1> 
  • van Wyhe, John (27 March 2007), "[darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=A544&pageseq=1 Mind the gap: Did Darwin avoid publishing his theory for many years?]", Notes and Records of the Royal Society Т. 61: 177–205, <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=A544&pageseq=1> 

Ссылки

  • [darwin-online.org.uk/ Сайт, посвященный трудам Дарвина].  (англ.)
  • [www.aboutdarwin.com/voyage/voyage01.html Путешествие на «Бигле»] с [www.aboutdarwin.com/ сайта], посвящённого Чарльзу Дарвину.  (англ.)
  • [www.gutenberg.org/browse/authors/d#a485 Труды Чарльза Дарвина].  (англ.)
  • [www.darwinproject.ac.uk/ Портал, посвященный Чарльзу Дарвину].  (англ.)
  • Rookmaaker, Kees (2009), [darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=A575&pageseq=1 Darwin's itinerary on the voyage of the Beagle], Darwin Online, <darwin-online.org.uk/content/frameset?viewtype=text&itemID=A575&pageseq=1> 

Отрывок, характеризующий Кругосветное путешествие Чарльза Дарвина

«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.


Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».


Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.