Круг (фильм, 1975)
| Круг | |
| перс. دایره مینا (Dayereh mina) | |
 | |
| Жанр |
Социальная драма |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Парвиз Сайяд[en] |
| Автор сценария |
Дариуш Мехрджуи по пьесе Голамхосейна Саэди[en] |
| В главных ролях |
Саид Кангарани[fa] |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Telfilm |
| Длительность |
101 мин |
| Страна | |
| Язык |
фарси |
| Год | |
| IMDb | |
«Круг»[1][2] (перс. دایره مینا, Dayereh mina; англ. The Cycle) — иранский фильм, социальная драма 1975 года режиссёра Дариуша Мехрджуи[en], удостоенная нескольких призов Берлинского кинофестиваля и номинированная ещё на несколько премий, в том числе заявленная от Ирана на «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке, однако встретившая проблемы при прокате в собственной стране.
Содержание
Сюжет
Юноша Али привозит своего больного отца в Тегеран, однако отец и сын обнаруживают, что больничная койка им не по карману. Водитель стоящей неподалёку машины предлагает беднякам дать им достаточно денег, чтобы поместить старика в больницу, если они помогут ему кое в чём. Назавтра рано утром оба ждут на перекрёстке, после чего усаживаются в грузовик вместе с ещё несколькими людьми и куда-то едут, не имея понятия, куда и зачем. На месте выясняется им предлагают сдавать кровь для больницы. Зная о своей болезни, старик отказывается от донорства, однако Али соглашается, чтобы получить хоть немного денег; вместе с ним сдают кровь ещё множество народа, в том числе явное отребье, бездомные и поклонники дурмана. Как выясняется, владеющий этой «лабораторией» доктор Самери давно промышляет поставками в больницы такой полученной за гроши донорской крови, невзирая на её качество, возможную инфицированность и прямую опасность для пациентов.
Отца и сына наконец принимают в регистратуре клиники и предлагают госпитализацию через две недели, но они избегают такого ожидания с помощью медсестры Захры, которой приглянулся Али, представившей старика своим родственником. Сам Али, представленный её же племянником, подрабатывает мелкими работами при больнице (доставить партию кур от поставщика на кухню, отвезти в подвал труп и т. п.) и повторной сдачей крови, но постепенно опускается до продажи ворованных с кухни продуктов, а потом и начинает помогать Самери в агитации и перевозке бедняков для нелегального донорства. Работая при клинике, Али становится свидетелем горячей речи одного из докторов на больничном собрании о смерти уже не первой пациентки от дурной крови, покупаемой больницей у поставщиков-нелегалов, в то время как он уже давно и безуспешно добивается организации легальной лаборатории и банка крови — но лишь помогает Самери саботировать эти старания.
Тем временем, здоровье старика всё ухудшается, и он умирает. На похоронах отца, вместо следования мусульманскому ритуалу, Али размышляет, куда дальше пойдёт его жизнь.[2][3]
В ролях
- Саид Кангарани[fa] — Али,
- Эсмаил Мохаммади[fa] — отец Али,
- Эззатула Энтезами[en] — «доктор» Самери,
- Али Нассириан[en] — Эсмаил,
- Фурузан[fa] — медсестра Захра,
- Бахман Ферси[en] — доктор Давудзаде,
- Хусейн Алеми, Джамшид Лайех[fa], Ирадж Раад[en], Рафи Халати[fa], Эсмаил Шангале[fa] — врачи в больнице.
Обстоятельства съёмок и проката фильма, реакция аудитории и профессионалов
Фильм был задуман Дариушем Мехрджуи ещё в 1973 году, когда друг порекомендовал ему обратиться к теме чёрного рынка иранской медицины. Потрясённый открывшимися фактами, Мехрджуи обратился за помощью к драматургу Голамхосейну Саэди[en], который уже посвятил этой теме свою пьесу Aashghaal-duni. Эта пьеса и стала основой сценария, с которым авторы обратились в Министерство культуры за разрешением на съёмки, начав работу над фильмом в 1974[3].
Несмотря на поддержку министерства, показ уже законченной картины в течение нескольких лет был запрещён из-за недовольства иранских медицинских кругов. Фильм был допущен к показу лишь в 1977 году, не без помощи давления со стороны США (от правительства Картера)[3]. Мехрджуи провёл этот период, работая над документальными фильмами — лентой «Аламут» об исмаилитах, заказанной в 1974 году Национальным телевидением Ирана, а также несколькими фильмами на тему безопасного донорства по заказу Иранского центра переливания крови, которые впоследствии были неоднократно использованы Всемирной организацией здравоохранения для пропаганды донорства в разных странах. В 1978 году Министерство здравоохранения Ирана также заказало Дариушу Мехрджуи документальную ленту Peyvast kolieh о пересадке почек.[3]
Тем временем, фильм наконец вышел в широкий прокат, как отечественный, так и международный. Мировая премьера «Круга» прошла в Париже, встретив положительную оценку критиков и сравнения с «Забытыми» Луиса Бунюэля и «Аккатоне» Пьера Паоло Пазолини[3]. Осенью 1977 году фильм был выбран для первой заявки от Ирана на «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке (став единственной заявкой шаханшахского Ирана перед свержением правящей династии исламской революцией и единственной от страны вообще вплоть до 1994 года), однако не вошёл в шорт-лист номинации[4]. Позднее кинокартина была включена в программу 28-го Берлинского международного кинофестиваля и удостоена премий FIPRESCI и OCIC 1978 года[5][6]. Осенью того же года фильм был также показан на международных кинофестивалях в Чикаго[7] и Торонто[en][8]. Кроме того, в 1982 году этим фильмом был открыт на французском телевидении цикл передач Жана Лекутюра и Жана-Луи Гильбо «Кино без визы», знакомившего зрителей с кинематографом стран, мало представленных в коммерческом прокате[2].
Напишите отзыв о статье "Круг (фильм, 1975)"
Примечания
- ↑ [kazan-mfmk.com/жюри-2013 Жюри (2013)]. Казанский международный фестиваль мусульманского кино (2013). Проверено 18 октября 2015.
- ↑ 1 2 3 Жак Лурселль[fr]*. Dayereh mina / Круг // [www.litmir.co/br/?b=236116&p=163 Авторская энциклопедия фильмов (в перев. Сергея Козина)]. — Rosebud Publishing, 2009. — Т. Том I. — С. 163. — 394 с. — ISBN 978-5-904175-02-3.
- ↑ 1 2 3 4 5 Wakeman, John. World Film Directors, Volume 2. The H. W. Wilson Company. 1988. 663—669.
- ↑ Margaret Herrick Library, Academy of Motion Picture Arts and Sciences
- ↑ [www.fipresci.org/festival-reports/1978/berlinale-berlin-international-film-festival 28th Berlinale - Berlin International Film Festival] (англ.). FIPRESCI (1978). Проверено 19 октября 2015.
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0077403/awards?ref_=tt_awd The Cycle (1978) Awards] (англ.). Internet Movie Database. Проверено 19 октября 2015.
- ↑ [old.chicagofilmfestival.com/history/movies/?festival=ciff_1978 1978 — 14th Chicago Film Festival] (англ.). The Chicago International Film Festival (1978). Проверено 19 октября 2015.
- ↑ [www.imdb.com/title/tt0077403/releaseinfo?ref_=tt_dt_dt The Cycle (1978) Release Info] (англ.). Internet Movie Database. Проверено 19 октября 2015.
Ссылки
- «Круг» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.sourehcinema.com/Title/Title.aspx?id=138109161087 «Круг» (1975)] (перс.) в иранской кинематографической базе данных SourehCinema
| ||||||
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Круг (фильм, 1975)
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
