Круковский, Стефан

Стефан Круковский
польск. Stefan Wincenty Krukowski
Дата рождения:	22 января 1890(1890-01-22)
Место рождения:	Мщонов (Варшавская губерния; ныне — Польша)
Дата смерти:	21 января 1951(1951-01-21) (60 лет)
Место смерти:	Варшава (Польша)
Страна:	Польша
Научная сфера:	Археология
Место работы:	государственный Археологический музей в Варшаве.
Учёное звание:	профессор
Известен как:	археолог

Сте́фан Винце́нты Круко́вский (польск. Stefan Wincenty Krukowski; 22 января 1890, Мщонув (ныне Жирардувского повята Мазовецкого воеводства Польши) — 1 мая 1982, Варшава) — один из наиболее знаменитых польских археологов XX века, исследователь каменного века. Профессор (1956). Самоучка.

Биография

Академического образования не получил.

С 1919 года С. Круковский — первым из археологов начал осуществление программы научных исследований доисторических месторождений добычи кремня и начала его обработки на польских землях. Основы этой программы остаются актуальными и поныне.

В 1918—1925 годах работал в доисторическом отделе Антропологического института при Варшавском научном обществе. В 1928 году — консерватором археологических памятников Южного округа Варшавы, а затем в 1939 году хранителем Национального археологического музея в Варшаве.

После войны работал в Национальном археологическом музее в Варшаве, Археологическом музее в Кракове, в институте истории материальной культуры Польской академии наук в Кракове и Варшаве.

Преподавал в Ягеллонском университете. В 1956 году ему было присвоено звание профессора. Был учителем нескольких поколений польских археологов, изучающих каменный век.

С 1959 года — заведующий лабораторией кафедры доисторической истории Польской академии наук, а незадолго до выхода на пенсию, руководил коллективом отдела доисторической истории при варшавском Музее земли Польской академии наук.

Научная работа

В 1915—1918 годах С. Круковский проводил археологические работы на территории России (в Костёнках Воронежской губернии), Грузии и Кавказа. Обнаружил и исследовал многие первобытные стоянки на лёссах, песчаниках, в пещерах и шахтах.

Занимался, в основном, техникой изготовления кремневых орудий труда, оружия и бытовых предметов в эпоху палеолита и мезолита. Исследовал в Польше места добычи кремния в Крешмьонках Опатовских, многие пещеры в районе Кракова — Ченстоховы, окрестности г. Скаржиско-Каменна и др.

Научное открытие неолитических рудников кремня в Кшемëнках началось с археологических исследований С. Круковским многочисленных кремневых изделий неолитических культур и выдвижения гипотез о происхождении сырья. Археолог С. Круковский впервые очертил возможный регион добычи кремня на территории Польши и заинтересовал этой проблемой геолога Я. Самсоновича, который вел в это время подготовку геологических карт района Свентокшиских гор. Научные исследования последнего были весьма успешными. Начались исследования горных выработок.

С. Круковский стал инициатором создания до второй мировой войны археологического заповедника — Неолитический рудник кремния в Кшемëнках, при его активном участии был организован Отцовский национальный парк близ Кракова в Малопольском воеводстве.

Избранная библиография

Автор около 60 научных работ :

• Paleolit (1939, 1948),
• Prehistoria ziem polskich (1939, редакция 1948 года в соавторстве с Ю. Костшевским, Р. Якимовичем),
• Krzemionki Opatowskie (1939),
• Skam 71. Zbiór rozpraw prahistorycznych (1976 в соавт.).

Ссылки

• [www.krzemionki.info/index_x.php?krzem=obiektw&id=17 PROF. STEFAN WINCENTY KRUKOWSKI (1890—1982)]

Отрывок, характеризующий Круковский, Стефан

«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.