Крупенский, Матвей Егорович

Матве́й Его́рович Крупе́нский (1775 — 24 сентября 1855) — бессарабский вице-губернатор в 1816—1823 годах.

Биография

Происходил из старинного боярского рода Молдавского княжества. В 1808 году, во время русско-турецкой войны, поступил на русскую службу, в качестве депутата от Молдавского княжества и находился в этой должности до заключения Бухарестского мирного трактата 12 апреля 1812 года. Оставшись при главнокомандующем Дунайской армией адмирале Чичагове, Крупенский был определен помощником управляющего Бессарабской областью. Вскоре получил российское подданство.

19 сентября 1812 года награждён чином надворного советника «за заслуги и преданность», а по присоединении Бессарабской области к России, ему вверено было управление казной области. 19 апреля 1813 года произведен в коллежские советники, а 19 апреля 1818 года назначен бессарабским вице-губернатором. 7 января 1822 года пожалован в статские советники. По воспоминаниям Ф. Ф. Вигеля,

Со времени присоединения области постоянно играл в ней важную роль М. Е. Крупенский, принадлежащий к боярской фамилии. Он был тщеславен, как все молдаване, роскошен, но более их знаком с европейским житьем. У него в руках всегда находилась казна, и, следуя обычаю, принятому в Яссах, он полагал, что он может брать из неё все для него потребное. Особенно же в звании вице-губернатора при двух наместниках, Бахметеве и Инзове, он делал что хотел, не думая о дне отчетов и ответственности. Сей день настал для него с прибытием Воронцова; он скоро должен был оставить службу и поплатиться почти всем наследственным имением за неосторожно сделанные казенные займы.

Уволен от службы «за болезнью» 7 декабря 1823 года. Матвей Егорович был знаком с Пушкиным, который часто бывал в доме Крупенских в Кишиневе. Скончался в 1855 году в селе Ломачинцах. Похоронен там же.

Семья

С 1814 года был женат на Екатерине Христофоровне Комнено (ок. 1792—1843), старшей дочери генерала Христофора Комнено от брака его с княжной Марией Мурузи. Брак бедной воспитанницы Смольного института Комнено с богатым помещиком Крупенским был устроен её родственницей княжной Роксандрой Стурдза. По отзывам современников, Екатерина Христофорона была не особенно красивая, но своими личными качествами сумела привязать к себе своего мужа и сделать свой дом центром для местного бессарабского и русского общества. Пушкин в своих письмах из Кишинева отзывался о ней, как о «женщине умной, приятной и образованной». Через своих двух сыновей она стала родоначальницей чрезвычайно многочисленного потомства. Дочерей своих она выдала замуж за представителей самого родовитого фанариотского общества, причем их желания и вкусы не учитывались, дело решалось исключительно родительской волей. Дети:

• Мария (1819— ?), замужем за Григорием Георгиевичем Кантакузеном.
• Елизавета (1821— ?), в замужестве Суццо.
• Николай (1822—1893), бессарабский губернский предводитель дворянства, камергер.
• Георгий (1823—1864)
• София (1824— ?), замужем за поручиком Алкивиадом Аргиропуло.
• Екатерина (1825—1826)

Источники

• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Л. А. Черейский Пушкин и его окружение. Издание второе, дополненное и переработанное. — Л.: Наука, 1988. — С. 216.

Отрывок, характеризующий Крупенский, Матвей Егорович

Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.