Крупп, Густав

Густав Георг Фридрих Мария Крупп фон Болен унд Гальбах
нем. Gustav Georg Friedrich Maria Krupp von Bohlen und Halbach
Место смерти:	Зальцбург
Компания	Friedrich Krupp AG Hoesch-Krupp

Густав Георг Фридрих Мария Крупп фон Болен унд Гальбах (нем. Gustav Georg Friedrich Maria Krupp von Bohlen und Halbach; 7 августа 1870, Гаага — 16 января 1950, замок Блюнбах, земля Зальцбург) — немецкий промышленник и финансовый магнат, оказавший значительную материальную поддержку нацистскому движению.

Биография

Густав фон Болен унд Гальбах родился 7 августа 1870 года в Гааге в семье дворянина-дипломата и был назван в честь отца. В 1888 году окончил гимназию Бисмарка, в 1893 году окончил юридический факультет Гейдельбергского университета. Начал дипломатическую карьеру, работая в германских миссиях в Вашингтоне, Пекине и Ватикане.

После женитьбы в октябре 1906 году на Берте Крупп (которая с 1902 года после самоубийства отца — Фридриха Альфреда Круппа — управляла семейным делом) вошёл в совет директоров концерна Круппа. После заключения брака, которому содействовал лично Вильгельм II, Густав фон Болен унд Гальбах и Берта Крупп стали носить фамилию Крупп фон Болен унд Гальбах.

В 20-х годах выступал противником нацистского движения, однако после встречи с Гитлером 20 февраля 1933 года изменил своё мнение и начал оказывать финансовую помощь программе перевооружения Германии.

В 1931—1933 годах — председатель президиума Имперского союза германской промышленности (нем. Reichsverband der Deutschen Industrie).

В мае 1933 года Крупп фон Болен был назначен президентом «фонда Адольф Гитлер». На предприятиях Круппа, где в огромных масштабах производились танки, артиллерия и другое военное снаряжение, широко использовался труд военнопленных и других узников концлагерей.

В 1941 году Крупп перенёс инсульт и стал недееспособным, передав фактическое ведение дел своему сыну Альфриду. В 1945 году Крупп-старший был внесён в список обвиняемых для Нюрнбергского процесса, однако обследовавшая его международная медицинская комиссия нашла, что по состоянию здоровья он не может предстать перед судом. Американский прокурор предложил заменить Густава Круппа на скамье подсудимых его сыном Альфридом, однако представители СССР и Франции отклонили это предложение. Впоследствии Альфрид Крупп был подсудимым на одном из последующих Нюрнбергских процессов в американском трибунале (1947—1948).

Густав Крупп умер в замке Блюнбах (федеральная земля Зальцбург, Австрия) 16 января 1950 года.

Потомство

Брак с Бертой дал обширное потомство: 8 детей, 14 внуков, правнуки…

1. Альфрид Крупп фон Болен унд Гальбах (1907—1967)
   1. Арндт фон Болен унд Гальбах (1938—1986)
2. Арнольд фон Болен унд Гальбах (1908—1909)
3. Клаус фон Болен унд Гальбах (1910—1940), обер-лейтенант люфтваффе
   1. Арнольд фон Болен унд Гальбах (род. 1939)
4. Ирмгард фон Болен унд Гальбах (1912—1998), её первый муж — штурмбаннфюрер СА Ханно барон Райтц фон Френтц (1906—1941) — погиб на территории СССР
   1. Адельхайд баронесса Райтц фон Френтц (род. 1939)
   2. Рутгер барон Райтц фон Френтц (род. 1940)
   3. Зигберт барон Райтц фон Френтц (род. 1941)
   4. Гунхильд Эйленштейн (род. 1952)
   5. Хильдбург Эйленштейн (род. 1954)
   6. Дитлинд Эйленштейн (род. 1956)
5. Бертольд фон Болен унд Гальбах (1913—1987)
   1. Экберт фон Болен унд Гальбах (род. 1956)
6. Харальд фон Болен унд Гальбах (1916—1983)
   1. Фридрих фон Болен унд Гальбах (род. 1962)
   2. Георг фон Болен унд Гальбах (род. 1963)
   3. Софи фон Болен унд Гальбах (род. 1966)
7. Вальдраут фон Болен унд Гальбах (1920—2005)
   1. Диана Мария Томас (род. 1944)
   2. Регина Томас (род. 1945)
8. Экберт фон Болен унд Гальбах (1922—1945, под Пармой), лейтенант вермахта, попал в засаду, устроенную итальянскими партизанами

Литература

• Использован материал Энциклопедии Третьего рейха
• Renate Köhne-Lindenlaub: Krupp, Gustav Krupp von Bohlen und Halbach. In: Neue Deutsche Biographie (NDB). Band 13, Duncker & Humblot, Berlin 1982, ISBN 3-428-00194-X, S. 138–143 (Digitalisat).

Ссылки

• [www.thyssenkrupp.com/independent/zoom_image.html?id=416&lang=en Густав Крупп фон Болен унд Гальбах в кругу семьи]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Крупп, Густав

Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.