Крупский, Иван Васильевич

Иван Васильевич Крупский
Место рождения	село Рымаровка, Гадячский уезд, Полтавская губерния
Место смерти	пос. Монино, Щёлковский район, Московская область
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Военно-воздушные силы
Годы службы	1922—1957
Звание
Командовал	9-й штурмовой авиационный Лодзинский корпус
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	с 1957 года

Кру́пский Ива́н Васи́льевич (20 января 1901 — февраль 1988) — советский военный лётчик, военачальник, участник Советско-финской и Великой Отечественной войн, командир 9-го штурмового авиационного Лодзинского корпуса во время Великой Отечественной войны, генерал-майор авиации.

Биография

Крупский Иван Васильевич родился 20 января 1901 года в селе Рымаровка Гадячского уезда Полтавской губернии в семье крестьянина. Украинец. В РККА с сентября 1922 года. Член ВКП(б) с 1925 года.

Образование

• Ленинградская военно-теоретическая школа летчиков ВВС РККА (1926)
• 1-я военная школа лётчиков имени А. Ф. Мясникова (1927)
• КУНС при Военно-воздушной академии РККА им. профессора Н. Е. Жуковского (1932)
• Липецкие высшие авиационные курсы усовершенствования ВВС РККА (1938)
• ВАК при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова (1948)
• Высшая военная академия имени К. Е. Ворошилова (1950)

До войны

В РККА И. В. Крупский с сентября 1922 г. красноармейцем. Летом 1923 года поступает в Военно-подготовительную школу Красного Воздушного флота, переформированной в январе 1925 г. в Ленинградскую военно-теоретическую школу ВВС РККА. Для дальнейшего обучения направлен в 1926 году в 1-ю военную школу летчиков имени А. Ф. Мясникова, по окончании которой оставлен в ней инструктором. Исполнял обязанности командира звена и политрука эскадрильи, назначен командиром звена в Ленинградский военный округ, командиром отряда. В октябре 1931 года принят на КУНС при Военно-воздушной академии РККА им. профессора Н. Е. Жуковского, по окончании в апреле 1932 г. назначен командиром отдельного артиллерийского авиационного отряда. В марте назначен командиром эскадрильи, которая перебазировалась на Дальний Восток в состав ОКДВА. После прохождения обучения в Высшей летно-тактической школе в июле 1938 года назначен помощником командира 3-го штурмового авиационного полка, а в ноябре — командиром 6-го штурмового авиационного полка. В 1939 году заместитель командира и врид командира 52-й штурмовой авиационной бригады в Омске, с августа 1940 года назначен в Белорусский Особый военный округ заместителем командира 12-й смешанной авиационной дивизии.

Участие в Великой Отечественной войне

Великую Отечественную войну И. В. Крупский встретил 22 июня 1941 года в прежней должности на Западном фронте, с сентября 1941 г. — командир 12-й смешанной авиационной дивизии. Участвовал в приграничном сражении, затем в Смоленском сражении, Битве под Москвой. В апреле 1942 г. назначен заместителем командующего ВВС 16-й армии, в июле — командиром 3-го отдельного тренировочного учебного полка 1-й воздушной армии этого же фронта, в ноябре — командиром 299-й штурмовой авиационной дивизии (с августа 1944 г. — 11-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия).

В ходе Курской битвы и Белорусской стратегической наступательной операции И. В. Крупский «…сумел правильно организовать боевую работу штурмовиков, в результате чего был нанесен большой урон живой силе и технике противника, особенно в период боев за г. Нежин, за что дивизия получила почетное наименование „Нежинская“»

— из боевой характеристики

В августе 1944 года И. В. Крупский — командир 1-го смешанного авиационного корпуса (с сентября 1944 г. — 9-го штурмового авиационного корпуса), который участвовал в операциях:

• Висло-Одерская операция с 12 января 1945 года — 3 февраля 1945 года
• Варшавско-Познанская операция с 14 января 1945 года по 3 февраля 1945 года
• Восточно-Померанская операция с 10 февраля 1945 года по 4 апреля 1945 года
• Берлинская операция с 16 апреля 1945 года по 8 мая 1945 года,

и освобождал города Лодзь, Варшава, Познань и Берлин. За отличие в боях за город Лодзь корпусу присвоено почетное наименование «Лодзинский», а за участие в штурме Берлина он был награждён орденом Красного Знамени.

После войны

После войны И. В. Крупский продолжал командовать корпусом в Группе Советских Оккупационных Войск в Германии,

• с мая 1946 года — командовал ВВС Южно-Уральского военного округа
• с апреля 1948 года — слушатель ВАК при Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова, по окончании которых с декабря продолжал учёбу на авиационном факультете этой академии
• с февраля 1950 года — помощник командующего по строевой части 37-й Воздушной армией
• с июля 1950 года — командующий ВВС Воронежским военным округом
• с марта 1953 г. — начальник кафедры штурмовой авиации Краснознаменной Военно-воздушной академии.
• с января 1957 г. И. В. Крупский в отставке. Продолжал преподавать в академии.

Умер в феврале 1988 года в Монино.

Воинские звания

• Генерал-майор авиации — 04 февраля 1944 года

Награды

• орден Ленина (1947)
• орден Красного Знамени (10.03.1943 г.)
• орден Красного Знамени (03.11.1944)
• орден Красного Знамени (1952)
• орден Суворова 1 степени (29.05.1945 г.)
• орден Суворова 2 степени (23.07.1944 г.)
• орден Суворова 2 степени (06.04.1945 г.)
• Орден Александра Невского (СССР) (28.07.1943 г.)
• орден Отечественной войны 1 степени (06.04.1985 г.)
• Орден Красной Звезды (1934 г.)
• Орден Красной Звезды (05.11.1942 г.)
• медали

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 388-390. — ISBN 5-901679-08-3.
• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь / В. П. Горемыкин. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 2. — С. 614-615. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0341-0.
• Залесский К. А. Великая Отечественная война. 1941-1945. Большая биографическая энциклопедия. — М.: АСТ, 2013. — 829 с. — ISBN 978-5-17-078426-4.
• М. Л. Дударенко, Ю. Г. Перечнев, В. Т. Елисеев и др. [gigabaza.ru/doc/76524.html Освобождение городов: Справочник по освобождению городов в период Великой Отечественной войны 1941–1945] / под общ. ред. генерала армии С. П. Иванова. — Институт военной истории МО СССР. Центральный архив МО СССР. — М: Воениздат, 1985. — 598 с. — (Справочник). — 50 000 экз.

Коллектив авторов. История командного факультета Военно-Воздушной академии имени Ю. А. Гагарина / В.Е. Зенков. — Москва: ЗАО СП «Контакт РЛ», 2007 год. — С. 119. — 368 с. — ISBN 5-902908-02-7.

Отрывок, характеризующий Крупский, Иван Васильевич

Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.