Кршивоклат

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Замок
Кршивоклат
чеш. Křivoklát

Вид на замок с востока
Страна Чехия
Край, район, местечко Среднечешский край, Раковник, Кршивоклат
Архитектурный стиль Готика
Основатель Пршемысл Отакар I или Вацлав I
Дата основания около 1230 года
Статус  Национальный памятник культуры Чешской Республики (регистрационный номер 165 NP от  1989 года[1])
Сайт [www.krivoklat.cz/ Официальный сайт]
Координаты: 50°02′16″ с. ш. 13°52′21″ в. д. / 50.03778° с. ш. 13.87250° в. д. / 50.03778; 13.87250 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=50.03778&mlon=13.87250&zoom=12 (O)] (Я)

Кршивоклат (чеш. Křivoklát), называвшийся немцами Пюрглиц (нем. Pürglitz) — один из старейших и известнейших средневековых замков князей и королей Чехии. Замок расположен на территории одноимённого местечка в районе Раковник Среднечешского края. Национальный памятник культуры Чешской Республики с 1989 года, один из пяти самых посещаемых туристами замков Среднечешского края.





История замка

Возведение замка Пршемысловичами

Обширный густой лес к западу от Праги, раскинувшийся в бассейне реки Бероунки на территории современных районов Раковник и Бероун, издревле был любимым местом охоты и времяпрепровождения чешских правителей из рода Пршемысловичей, поэтому ещё со времён раннего Средневековья здесь стали возводиться их резиденции, такие как дворец в Збечно и укреплённые городища в Тетине и Кршивоклате. О последнем впервые упоминает чешский хронист Козьма Пражский в связи с изложением событий 1110 года, отметивший, что Кршивоклат был перестроен в укреплённейший замок (castrum firmissimum). Многолетние археологические исследования вблизи нынешнего замка показали, что упомянутое городище, служившее частью первоначальной пршемысловской оборонительной системы, находилось в ином месте, которое не обнаружено до сих пор[2][3].

Королевский замок Кршивоклат на нынешнем месте был заложен в конце правления короля Пршемысла Отакара I или в самом начале правления короля Вацлава I, то есть около 1230 года. Для его строительства был выбран большой мыс, образующий в плане неправильный треугольник, обтекаемый Раковницким ручьём. Возведение замка продолжалось до 80-х годов XIII века и в его первоначальном облике присутствовало ещё много элементов романской архитектуры. На первом этапе строительства были возведены окружающие замок крепостные стены, донжон — мощная округлая обитаемая башня с тремя сводчатыми лестницами внутри стен, доминирующая над окрестностями, и четырёхгранная башня у ворот в юго-западном углу замка. Внутренняя поперечная стена делила замковый комплекс на две части — меньший Верхний и больший по размеру Нижний замок или двор. В Верхнем замке к этой стене был пристроен прямоугольный королевский дворец зального типа, от которого до нашего времени сохранились романские оконца в нижнем этаже. У западной стены Нижнего замка вероятно располагался дворец бургграфа. Кршивоклат стал частью пршемысловской административно-фортификационной системы нового типа, состоящей из возвышающихся над окрестностями каменных замков. При короле Пршемысле Отакаре II (1253—1278) Кршивоклат приобрёл значение важнейшего королевского замка в долине реки Бероунки[3].

Во время второго этапа строительства, проходившего при Пршемысле Отакаре II, в замке возводились в основном необходимые жилые и хозяйственные постройки. При строительстве новых крыльев королевского дворца сквозь его первоначальное здание был проделан сводчатый проход с двумя полями крестовых сводов. Южное крыло дворца было возведено с плоскими потолками в нижнем этаже и совершенно одинаковыми романскими окошками. Нижний двор был разделён поперечными стенками на несколько частей. В северо-западном дворе находился колодец и производственные постройки, включая землянки, а к западной стене было пристроено большое кирпичное здание. В центральной части Нижнего замка было начато строительство западного крыла второго дворцового комплекса, в южной части вероятно тогда же было возведено двухзальное строение[3].

На третьем этапе в правление короля Вацлава II возведение раннеготического замкового комплекса было окончено. В Верхнем замке, разделённом поперечной стеной на большую по размеру нижнюю дворцовую часть и меньший по размеру дворик около башни, возникло северное крыло. Дворцовый двор со всех четырех сторон был окружён изящной сводчатой галереей аркад, целый этаж западного дворца был превращён в огромный актовый зал, ставший одним из величайших светских залов своего времени. Потолок зала был разделён на четыре поля шестисоставных сводов, а в западной стене зала было сделано восемь стрельчатых окон. В восточной части южного крыла дворца была возведена полигональная Капелла Венчания Девы Марии. Достроен был также второй дворцовый комплекс, располагавшийся в нижней части замка. Он состоял из двух параллельных дворцовых крыльев, между которыми находился узкий двор, который с южной стороны ограничивался двухарочной аркадой с проездом. Западное крыло очевидно включало в себя просторный, вероятно, также шестисоставными сводами увенчанный зал. В северо-западном дворе Нижнего замка была возведена четырёхгранная башня[3].

Реконструкция замка в XIV веке

Великолепие величественного пршемысловского Кршивоклата было уничтожено мощнейшим пожаром в первом десятилетии XIV века, который мог быть следствием захвата замка в 1307 году влиятельным чешским паном Вилемом Зайицем из Вальдека в период борьбы за чешский престол после пресечения династии Пршемысловичей. Вероятно, новый владелец не смог поддерживать и эксплуатировать замковый комплекс должным образом, что и привело к пожару. После смерти Вилема замок вернулся под власть чешской короны[3].

Несколько раз в замке находился принц Вацлав, сын Яна Люксембургского и Элишки Пршемысловны, в дальнейшем ставший императором под именем Карла IV. Вацлаву было всего четыре месяца, когда в смутное время Элишка привезла его в замок Кршивоклат под защиту пана Вилема Зайица из Вальдека. После нескольких недель в Кршивоклате Вацлав в сентябре 1316 года был возвращён матери. В 1320 году Вацлав был вновь помещён в Кршивоклат, на этот раз уже в качестве пленника своего отца, который заподозрил его мать в заговоре с целью захвата власти. После победы при Мюльдорфе 28 сентября 1322 года король Ян заключил в Кршивоклат ещё одного пленника — австрийского герцога Генриха Кроткого, брата антикороля Германии Фридриха III Габсбургского, и держал его в замке около года. 4 апреля 1323 года король отправил Вацлава из Кршивоклата ко французскому королевскому двору. С тех пор будущий император на всю жизнь сохранил о Кршивоклате мрачные воспоминания. Не смотря на это, вернувшись из Франции, Вацлав (принявший во Франции имя Карл) выкупил Кршивоклат из залога и поселился в нём со своей беременной женой Бланкой Валуа. 25 мая 1335 года здесь родилась его первая дочь Маркета. По преданию, после рождения дочери Карл приказал изловить соловьёв со всех окрестностей Кршивоклата, чтобы они пели под окном Бланки в первые недели после родов. Став королём Чехии, Карл запретил вырубку деревьев в лесах вокруг Кршивоклата под страхом отрубания руки. В проекте своего кодекса земского права, в дальнейшем получившего известность под названием Codex Carolinus (чеш. Majestas Carolina), он отнёс Кршивоклат к категории королевских замков, не подлежащих отчуждению из королевского владения[4][5][3].

После смерти Карла его сын и наследник Вацлав IV сделал Кршивоклат своим главным приютом, в котором частенько любил укрываться от тяжести государственных дел, страстно предаваясь охоте и устраивая длительные попойки (к примеру, за этими занятиями Вацлав провёл на Кршивоклате весь 1385 год). Здесь же Вацлав провёл часть медового месяца со своей второй супругой Софией Баварской. Стремясь сохранить здесь ареал уединённости, новый король в 1383 году приказал сжечь все красивейшие дома рядом с замком, чтобы в них не смог остановиться никто из незваных влиятельных гостей. В 1388 году Вацлав тяжело занемог в Кршивоклате и приготовился к смерти, приняв соборование, однако прибывшему из Праги лекарю удалось вернуть его к жизни. В последних десятилетиях XIV века Вацлав вынужден был произвести реконструкцию замкового комплекса, в ходе которой площадь замка была значительно расширена. В верхней части Нижнего замка был сделан новый вход, осуществлявшийся через возведённую для этой цели четырёхгранную Проездную башню. Замковый комплекс был обнесён новой двойной («парканной») стеной, повысившей его обороноспособность. В северо-западной части был возведён небольшой дворец с жилой четырёхгранной башней. К нему примыкал небольшой двор, оканчивавшийся новыми замковыми воротами, через которые осуществлялся второй вход в замковый ареал. В Верхнем замке значительной перестройке подверглось его северное крыло, а у западной крепостной стены нижнего двора была возведена просторная и изящная резиденция бургграфа, которая в XVII веке была переоборудована в амбар и до сих пор является наиболее хорошо сохранившимся зданием времён вацлавской перестройки. Помимо прочего, в ходе реконструкции замок был снабжён керамическим водопроводом[6][3].

После окончания реконструкции Кршивоклад вновь занял место в ряду великолепнейших и выдающихся замков Чешского королевства, что однако опять продолжалось недолго: 18 марта 1422 года замок вновь выгорел в результате мощного пожара. Последовавшие затем четыре попеременные осады и захвата замка воевавшими между собой гуситскими и католическими войсками нанесли замковому комплексу небывалые урон и разрушение. После этого замок долгое время оставался в таком виде, в период правления короля Йиржи из Подебрад, по видимому, ремонтировались только внешние укрепления замка[3].

Владиславская реконструкция замка

По настоящему масштабная реконструкция обветшавшего замка Кршивоклат, превратившая его в великолепную жемчужину среди чешских замков, была проведена только при короле Владиславе II Ягеллонском. Работы по перестройке замка в представительную королевскую резиденцию были начаты в 70-х годах XV века под руководством Ганса Спиесса, затем были продолжены другими королевскими мастерами, предавшими Кршивоклату архитектурный облик поздней (владиславской) готики. Верхний замок был полностью перестроен, его старые аркады и разделявшие двор поперечные стены были снесены, а все три крыла дворца были кардинально переделаны. Величественный королевский зал, сохранившийся до наших дней, получил новый богато расписанный свод. На эркере над воротами в Верхний замок был помещён рельеф с изображением бюстов короля Владислава и его сына Людвика. Полностью перестроена была Гансом Спиессом и замковая капелла, дошедшая до наших времён в хорошем состоянии, сохранившийся алтарь которой датируется около 1490 годом. Также заново было выстроено северное крыло дворца, называвшееся «Крылом королевы», строительством которого занимался мастер, обучавшийся в Саксонии. В нижнем дворе здание бургграфства, возведённое при Йиржи из Подебрад, было снесено, а взамен у южной крепостной стены был построен новый двухкорпусный гетманский дом. Между ним и Проездной башней были выстроены сооружения замковой пивоварни. Вместо старой угловой башни в нижнем дворе была возведена башня Гудерка, хорошо сохранившаяся до нашего времени. Вместе с тем весь замок был обеспечен новыми артиллерийскими укреплениями, а главный вес обороны был перенесён на парканные крепостные стены с крытыми стрелковыми галереями и эркеровыми башенками, оборудованные новейшими для того времени оборонными элементами. Помимо классических полукруглых крепостных и батарейных башен, стены также были оснащены больверками; кроме того, была возведена небывалая по своей мощи Золотая башня с округлой передней частью и плечами. После реконструкции фортификационные сооружения замка во многом отвечали уже архитектурно-оборонительным представлениям наступающего Нового времени. Владиславская реконструкция превратила Кршивоклат в одну из великолепнейших королевских резиденций Центральной Европы XV века в стиле чешской высокой готики, получившей название «владиславской»[3].

Сам король Владислав со своим двором однако приезжал в Кршивоклат довольно редко: в 1473 году он укрывался здесь от свирепствовавшей в столице эпидемии чумы, после чего посещал замок лишь в 1478 и 1489 годах. После переезда в Буду в 1490 году король посетил Кршивоклат, вероятно, ещё только один раз — в 1509 году он прибыл в замок, но через неделю из-за разыгравшегося ревматизма уехал в Прагу. После подавления восстания кутногорских горняков в 1496 году трое зачинщиков восстания были доставлены в Кршивоклат. Двое из них были тайно казнены в замке, третьему — Виту Крхнаву — удалось бежать[3][7].

Замок в XVI—XVII веках

В XVI веке Кршивоклат потерял значение королевской резиденции, хотя по прежнему оставался в собственности чешской короны. Замок использовался теперь то в качестве прибежища для неудобных персон, то в качестве тюрьмы для особо важных узников[3]. В 1548 году, после суровых пыток в Праге, в темницах замка были заточены один из предполагаемых зачинщиков первого чешского антигабсбургского восстания сословий епископ общины чешских братьев Ян Августа и его помощник Ян Билек. Камеры этих узников находились в нижнем этаже южного крыла Верхнего замка, в камере Августы сейчас экспонируется охотничья повозка императора Карла VI, в камере Билека — часть выставки орудий пыток. Августа провёл в заключении долгих 16 лет, Билек же был освобождён через 13 лет, но продолжил жить в Кршивоклате до освобождения епископа. В конце 50-х годов XVI века Кршивоклат стал местом пребывания другой небезинтересной персоны — прекрасной Филиппины Вельзер, морганатической супруги эрцгерцога Фердинанда Тирольского, с которой он тайно обвенчался январской ночью 1557 года в Бржезнице. Филиппина прожила в Кршивоклате шесть лет и родила здесь своему мужу троих детей. Поскольку брак оставался тайным, Филиппине приходилось скрывать свои беременности, а рождённых младенцев она вынуждена была незаметно выносить из замка и оставлять у крепостных ворот как подкидышей, после чего открыто принимать их на своё содержание и воспитание как приёмных детей. Филиппина проявляла сострадание к заключённым в замке Августе и Билек, благодаря её заступничеству, им было позволено вместе отпраздновать Пасху 1561 года. Это стало их первой встречей за предыдущие восемь лет. Брак эрцгерцога и Филиппины Вельзер был официально признан императором только в 1576 году, в настоящее время Филиппине посвящена часть экспозиции замкового музея[8][9].

В конце XVI века в замке Кршивоклат два с половиной года провел англичанин Эдвард Келли, бывший придворным алхимиком императора Рудольфа II. У императора возникли подозрения, что Келли удалось получить философский камень, но алхимик решил скрыть его формулу от Рудольфа. Воспользовавшись как предлогом тем, что Келли в 1591 году убил на дуэли, которые были запрещены законом, некоего Йиржи Гунклера, император приказал арестовать алхимика и заточить в Кршивоклат в башню Гудерка. Келли было поставлено условие, что он будет освобождён только в обмен на формулу философского камня. Всё время, проведенное в замке, Келли продолжал работать над заветной формулой, однако ничего не смог предложить императору за свою свободу и был подвергнут пыткам. Позднее Эдвард Келли был переведен в замок Гневин[10].

Конец XVI века ознаменовался для замка Кршивоклат новым пожаром, который несколько повредил его изящный позднеготический облик. В результате ремонтных работ часть замка у Проездной башни приобрела ренессансный вид, однако основная часть замка сохранила свой «владиславский» внешний вид до периода Тридцатилетней войны. Настоящим бедствием для замка стал разрушительный пожар 1643 года, после которого начался постепенный упадок Кршивоклата. В 1655 году пустующий замок был отдан в залог княжескому роду Шварценбергов, а в 1685 году продан рейхсграфскому роду Вальдштейнов[3].

<center> <center> <center>
Кршивоклат в 1860 году. Вилем Кандлер Кршивоклат в 1876 году. Гуго Уллик Кршивоклат в конце XIX века. Йосеф Матхаусер

</div>

Во владении князей Фюрстенбергов

В 1733 году, благодаря браку Йозефа Вильгельма цу Фюрстенберга с Марией Анной из Вальдштейна, замок Кршивоклат унаследовал княжеский род Фюрстенбергов. В тот период порядком обветшавший замок использовался лишь в хозяйственных целях, а большую часть его площади занимали строения преуспевающей замковой пивоварни. При новых владельцах для Кршивоклата начался период архитектурного восстановления и экономического подъёма, замок стал административным центром обширного панства, в котором успешно развивались лесное хозяйство, полеводство и промышленное производство. Кроме того, в замке была устроена резиденция особой — «кршивоклатской» — ветви рода Фюрстенбергов. Один из представителей этой ветви, князь Карл Эгон I цу Фюрстенберг (ум. 1787), обладал прогрессивными гуманистическими взглядами, которыми руководствовался при управлении Кршивоклатским панством. Он содержал в своём панстве четыре школы и помогал финансами ещё одиннадцати, а в 1779 году отменил на одном из хозяйственных дворов недалеко от Кршивоклата барщину — за почти 70 лет до того, как это было сделано во всём Чешском королевстве. При Карле Эгоне I рядом с замком, в долине ручья Лида, был найден величайший кельтский клад золотых изделий, состоявший из 42,5 кг золотых монет[3][11].

Вершины своего расцвета Кршивоклатское панство достигло при князе Карле Эгоне II (1796—1854), который умело извлёк выгоду из природных богатств панства — огромных запасов древесины и богатых месторождений железной руды. Это позволило князю расширить Кршивоклатское панство ещё на несколько деревень, создать на территории панства сеть качественных дорог и вложить немалые деньги в восстановление замка Кршивоклат, серьёзно повреждённого во время разрушительного трёхчасового пожара 18 августа 1826 года. Благодаря содействию князя Карла Эгона II в окрестностях Кршивоклата были открыты всемирно известные залежи окаменелых трилобитов.[3][11].

Наступившая эпоха романтизма помогла Фюрстенбергам осознать эстетическую ценность и историческое значение замка Кршивоклат. В период со 2-й половины XIX по 1-ю треть XX века Фюрстенберги провели масштабные работы по реставрации и сохранению замкового комплекса, для чего были привлечены такие известные архитекторы как Гемберт Вальхер фон Мольтгейн, Йосеф Моцкер и Камил Гильберт. Моцкер занимался реконструкцией замка в 80-х годах XIX века, самым известным результатом его работы здесь стало восстановление Великой башни, которую Моцкер надстроил на один этаж. В ходе реконструкции башни потолки всех её этажей были покрыты сводами, а сама башня по прошествии более чем двухсот лет была вновь покрыта крышей. В 1881 году из пражского дворца в замок была перевезена фамильная библиотека Фюрстенбергов[3][11][12].

Камил Гильберт занимался восстановлением замка в 20-х годах XX века — его главной заслугой стала реконструкция большей частью разрушившегося в 70-х годах XIX века «Крыла королевы» в верхнем замке. К приходу Гильберта от этого дворцового крыла сохранился лишь нижний этаж, который к тому же был аккуратно разобран в целях сохранения всех архитектурных деталей. Гильберт создал добротную реплику первоначального изящного дворцового крыла, внешне лишь в некоторых деталях (например, пропускной портал по направлению к Великой башне) отличавшуюся от оригинального раннеготического кирпичного фасада. Что касается внутреннего деления и интерьера восстановленного «Крыла королевы», то они были далеки от оригинала и прежде всего преследовали цель обеспечения комфортного проживания семьи Фюрстенбергов. Однако до переселения княжеской семьи в восстановленный Кршивоклат так и не дошло[12][3].

Замок в Новейшее время

После крушения Австро-Венгрии и учреждения Первой Чехословацкой республики в 1918 году бывшее австро-венгерское дворянство столкнулось с враждебным отношением нового государства, проявившимся, в частности, в установлении существенных налоговых обременений. Это вынудило Фюрстенбергов постепенно распродать свои обширные имения и покинуть страну. Уже в 1919 году Максимилиан Эгон II цу Фюрстенберг согласился продать чехословацкому правительству свой замок в Ланах, который вскоре стал летней резиденцией президента Томаша Масарика. В 1929 году он продал Чехословакии основную часть своих владений, включая Кршивоклатское панство, получив за это почти 120 млн. чехословацких крон, оставшиеся владения Фюрстенбергов были национализированы чехословацким правительством в 1945 году[3][11].

В течение 50-х годов XX века замковый ареал использовался правительством, в основном в промышленных целях, главной из которых было пивоварение, в результате чего к 60-м годам техническое состояние замка приблизилось к аварийному. С 70-х годов постепенно начали проводиться работы по восстановлению и реставрации Кршивоклата и, одновременно, по археологическому исследованию замка. Благодаря этим длительным исследованиям археологов, за некоторыми исключениями, удалось своевременно обнаружить и сохранить невосполнимые археологические данные, которые могли быть безвозвратно утеряны при восстановительных работах[3].

В 1989 году замок Кршивоклат был внесён в список национальных памятников культуры Чехии. Сегодня Кршивоклат находится в ведении Национального института памятников Чешской Республики и является одним из пяти наиболее посещаемых замков Среднечешского края (к примеру, в 2014 году его посетил 84 951 турист), уступая по этому показателю только замкам Карлштейн, Лоучень, Конопиште и Чески-Штернберк[1][13].

<center> <center> <center> <center>
Вид на замок с востока. Фото 1958 года Вид на замок с воздуха Вид с севера Вид с юга на королевский дворец и Великую башню

Описание

Раннеготический замок Кршивоклат после окончания строительства при короле Вацлаве II (1283—1305) представлял собой внушительный и весьма благоустроенный трёхбашенный замковый комплекс, состоявший, скорее всего, из семи частей. До наших дней дошли не все его здания, к примеру, не сохранился второй дворцовый комплекс[3].

Напишите отзыв о статье "Кршивоклат"

Примечания

  1. 1 2 [monumnet.npu.cz/chruzemi/list.php?IdCis=NP%2C52 Национальный институт памятников Чешской Республики / Локация: Среднечешский край(чешск.).
  2. Dobroslava Menclová. Díl první, 1972, s. 189.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 Tomáš Durdík, 2002, s. 299—303.
  4. [www.krivoklat.cz/cs/o-hradu/vyznamne-osobnosti/karel-iv. Karel IV. (1316-1378)] (чешск.). Křivoklát — oficiální webová prezentace státního hradu. Správa státního hradu Křivoklátu (2016). [www.webcitation.org/6g3NFvF0r Архивировано из первоисточника 16 марта 2016].
  5. Вацлав Владивой Томек, 1868, с. 276.
  6. [www.krivoklat.cz/cs/o-hradu/vyznamne-osobnosti/vaclav-iv. Václav IV. (1361–1419)] (чешск.). Křivoklát — oficiální webová prezentace státního hradu. Správa státního hradu Křivoklátu (2016). [www.webcitation.org/6g3NYZD8c Архивировано из первоисточника 16 марта 2016].
  7. [www.krivoklat.cz/cs/o-hradu/vyznamne-osobnosti/vladislav-jagellonsky Vladislav Jagellonský (1456-1516)] (чешск.). Křivoklát — oficiální webová prezentace státního hradu. Správa státního hradu Křivoklátu (2016). [www.webcitation.org/6g3NpDgTD Архивировано из первоисточника 16 марта 2016].
  8. [www.krivoklat.cz/cs/o-hradu/vyznamne-osobnosti/jan-augusta Jan Augusta (1500—1572)] (чешск.). Křivoklát — oficiální webová prezentace státního hradu. Správa státního hradu Křivoklátu (2016). [www.webcitation.org/6gwF87F2d Архивировано из первоисточника 21 апреля 2016].
  9. [www.krivoklat.cz/cs/o-hradu/vyznamne-osobnosti/filipina-welserova Filipína Welserová a Ferdinand Tyrolský] (чешск.). Křivoklát — oficiální webová prezentace státního hradu. Správa státního hradu Křivoklátu (2016). [www.webcitation.org/6gwz1uxaN Архивировано из первоисточника 22 апреля 2016].
  10. [www.krivoklat.cz/cs/o-hradu/vyznamne-osobnosti/edward-kelley Edward Kelley (1555—1597)] (чешск.). Křivoklát — oficiální webová prezentace státního hradu. Správa státního hradu Křivoklátu (2016). [www.webcitation.org/6h2I16jRp Архивировано из первоисточника 25 апреля 2016].
  11. 1 2 3 4 Fürstenbergové, 2016.
  12. 1 2 Josef Mocker, Kamil Hilbert, 2016.
  13. [www.nipos-mk.cz/wp-content/uploads/2013/05/PAMATKY_navstevnost_2014.pdf Návštěvnost památek v krajích České republiky v roce 2014] (чешск.). Nipos-mk.cz. Národní informační a poradenské středisko pro kulturu (NIPOS) (2015). [www.webcitation.org/6g3O2qgnN Архивировано из первоисточника 16 марта 2016].

Литература

  • Томек В. В. [runivers.ru/lib/book3099/9764/ История Чешского королевства]. — СПб.: Издание книгопродавца С. В. Звонарёва, 1868. — 843 с.
  • Cechner, Antonín. [depositum.cz/knihovny/pamatky/index.php?txgame:typ=2&txgame:id=263&dle=rocnik Politický okres Rakovnický. I. Díl: Hrad Křivoklát]. — Soupis památek historických a uměleckých v království Českém. — Praha: Archaeologická kommisse při České akademii císaře Františka Josefa pro vědy, slovesnost a umění, 1911. — Т. XXXVI. — 146 S.
  • Durdík, Tomáš. Ilustrovaná encyklopedie českých hradů. — Praha: Nakladatelství Libri, 2002. — 734 S. — ISBN 80-7277-003-9.
  • Menclová, Dobroslava. [www.academia.edu/21273214/Dobroslava_Menclov%C3%A1_%C4%8Cesk%C3%A9_hrady_D%C3%ADl_1_Czech_castles_Volume_1_Tschechischen_Burgen_Band_1_ České hrady. Díl první]. — Praha: Odeon, 1972. — 451 S.
  • Menclová, Dobroslava. [www.academia.edu/21276249/Dobroslava_Menclov%C3%A1_%C4%8Cesk%C3%A9_hrady_D%C3%ADl_2_Czech_castles_Volume_2_Tschechischen_Burgen_Band_2_ České hrady. Díl druhý]. — Praha: Odeon, 1972. — 551 S.
  • [kramerius.mlp.cz/kramerius/MShowMonograph.do?id=6090&author= Popis a dějiny obce a hradu Křivoklátu]. — Křivoklát: K. J. Nitsch, 1895. — 44 S.

Ссылки

  • Durdík, Tomáš. [www.krivoklat.cz/krivoklat-od-a-do-z/historie/podrobna-historie/ Podrobná historie hradu Křivoklátu] (чешск.). Oficiální stránky Hradu Křivoklát. Správa státního hradu Křivoklátu (2016). [archive.is/Kn7DW Архивировано из первоисточника 27 января 2016].
  • [www.krivoklat.cz/cs/o-hradu/historie Historie hradu Křivoklátu] (чешск.). Křivoklát — oficiální webová prezentace státního hradu. Správa státního hradu Křivoklátu (2016). Проверено 8 марта 2016.
  • [www.krivoklat.cz/cs/o-hradu/vyznamne-osobnosti/josef-mocker Josef Mocker (1835-1899), Kamil Hilbert (1869-1933)] (чешск.). Křivoklát — oficiální webová prezentace státního hradu. Správa státního hradu Křivoklátu (2016). [www.webcitation.org/6g3MzrBqj Архивировано из первоисточника 16 марта 2016].
  • [www.krivoklat.cz/cs/o-hradu/vyznamne-osobnosti/furstenbergove Fürstenbergové] (чешск.). Křivoklát — oficiální webová prezentace státního hradu. Správa státního hradu Křivoklátu (2016). [www.webcitation.org/6h69PuAsb Архивировано из первоисточника 28 апреля 2016].

Отрывок, характеризующий Кршивоклат



В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?
Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.