Крызы

Крызы

Самоназвание	хърыцӏаь
Численность и ареал
Всего: 10-15 тыс.(2002) Азербайджан Азербайджан: 4400 (перепись 2009 г.) Хачмасский район 3540 (перепись 2009 г.) Кубинский район 778 (перепись 2009 г.) Сумгаит 14 (перепись 2009 г.) Кусарский район 11 (перепись 2009 г.)
Язык	Крызский
Религия	Ислам суннитского толка
Входит в	лезгинскую ветвь
Родственные народы	лезгины, арчинцы, будухи, табасараны, агулы, рутульцы, удины, цахуры и хиналугцы
Происхождение	кавказские албаны

Крызы, крызцы (самоназвание хърыцӏаь) — народ в Азербайджане. Бесписьменный крызский язык принадлежит к лезгинской ветви нахско-дагестанской группы северокавказской языковой семьи. Крызов считают потомками одного из племён, населявших древнюю Кавказскую Албанию.

На основании общности происхождения, истории и традиционной территории расселения объединяются в так называемую Шахдагскую группу с соседними народами — будухами и хиналугцами. Крызы — жители, уроженцы и потомки населения высокогорных селений Крыз (азерб. Qrız), Алык (азерб. Əlik), Джек (азерб. Cek), Хапут (азерб. Haput) и Ергюдж, расположенных в районе горы Шахдаг. Крызы также проживают в нескольких селениях Исмаиллинского, Кусарского, Хачмасского районов, а также в городах Баку и Сумгаит.

В конце XIX — первой половине XX вв. в качестве самостоятельных народов со своими собственными языками рассматривались собственно крызы (жители и уроженцы селения Крыз), алыкцы, джекцы (джеки), гапутлинцы (хапутлинцы, хапуты) и ергюджцы — этнические группы, именуемые по названиям своих родовых селений и считающиеся в наши дни субэтносами крызского народа. Исследователи сходятся во мнении, что древнейшим известным населённым пунктом крызов было селение Крыз, из которого в своё время отселились предки нынешних джекцев, алыкцев и хапутлинцев.

Переселение крызов в равнинные районы Азербайджана, начавшееся ещё до Октябрьской революции, как отмечается исследователями, приводит к постепенной утрате ими этнического своеобразия, национальных традиций и собственного языка, которому грозит исчезновение. Этому способствует отсутствие письменности и даже начального обучения на родном языке. Школьное обучение ведётся исключительно на азербайджанском языке. Для большинства крызов (особенно проживающих за пределами шахдагской зоны) характерно двуязычие, при этом использование родного языка ограничивается в основном бытовой сферой.

Главное занятие — овцеводство; земледелие и садоводство имеют второстепенное значение. Развиты ремёсла — изготовление ковров, паласов, шерстяных узорчатых носков, шалей, выделка войлока, дубление кожи и изготовление кожаных изделий.

По вероисповеданию — мусульмане-сунниты. Сохраняются доисламские (языческие) обряды и традиции.

История

Первые письменные свидетельства о крызах и других шахдагских народах были оставлены русским офицером немецкого происхождения И. Гербером, участником Персидского похода Петра I (1722—1723). В то время земли крызов были частью Шемахинского ханства, во второй половине XVIII века вошли в Кубинское ханство, а в 1806 г. были присоединены к России.

В 1860-е — 1880-е гг. увеличение горского населения, начавшийся распад больших патриархальных семей, а также начало интенсивного разведения марены, превратившейся в одну из основных статей местного экспорта, привели к миграции части горцев (прежде всего крызов и лезгин) на равнину, в Мюшкюрский магал — область на севере Кубинского уезда с неблагоприятным влажным жарким климатом, где значительные территории расчищались и обрабатывались под марену и чалтык. К 1880-м годам Мюшкюр уже представлял собой густонаселённую территорию. Там, где ранее были лишь зимние помещения для скота и землянки для пастухов, появились новые сёла и сады. Из 58 крызских отсёлков тридцать пять были созданы переселенцами из селения Крыз, двадцать три — из селения Джек. Отток жителей селений Крыз, Джек и Алык на равнину привёл к тому, что в 1880-е гг. в этих селениях оставалось лишь 1037 жителей, тогда как общая численность крызского населения Мюшкюрской равнины достигла 5100 человек. Подавляющее большинство потомков этих переселенцев в настоящее время проживают в нескольких селениях Хачмасского района и, как отмечается, сильно ассимилированы окружающим азербайджанским населением.

Кроме того, в тот же период XIX века хапутами (хапутлинцами) было создано несколько отсёлков в южной части Кубинского уезда, в Геокчайском и Шемахинском уездах Бакинской губернии, Нухинском уезде Елизаветпольской губернии. В 1880-е годы в хапутлинских селениях Мюшкюрской равнины было переписано 1433 хапутов, в Геокчайском и Шемахинском уездах — 710.

Таким образом, общая численность крызского населения к концу XIX века составляла ок. 8,5 тыс.

В то же время, по данным Н. К. Зейдлица, основанным на посемейных списках 1886 года, крызы насчитывали 7767 чел. Согласно Энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона, издававшемуся в конце XIX — начале XX веков, крызы составляли 1,1 %, а джекцы — 4,2 % населения Кубинского уезда (насчитывавшего на тот момент 175 тыс.) и вне его пределов не проживали. А. Мустафаев указывает, что в результате ассимиляции с окружающим населением уже в ходе посемейной переписи 1886 года крызы указывались не отдельной народностью, а азербайджанцами или лезгинами. Эта перепись зафиксировала в селениях Джек, Ергюдж и Хапут в общей сложности 178 жителей, и в то же время 558 жителей с. Крыз и 454 жителя с. Алык были указаны как лезгины. В первой всеобщей переписи населения Российской империи (1897) крызы и другие представители шахдагских народностей указывались в общей графе «горские народы Кавказа».

Некоторые исследователи указывают, что уже к началу XX века крызы, переселившиеся на равнину, под влиянием окружающей их азербайджанской культуры и языка в большой степени утратили своё этническое своеобразие.

В ходе Всесоюзной переписи 1926 года было зафиксировано 2600 крызов. В дальнейшем приходится основываться лишь на разрозненных оценочных данных. Согласно опубликованным результатам всесоюзной переписи 1959 года, крызами были записаны 273 человека, хотя в ряде источников указывается, что крызы не показывались отдельной строкой в переписях населения уже начиная с 1959 года. В середине 1960-х гг. языковед Ю. Д. Дешериев приводил две существенно различающиеся оценки численности крызов — 4-5 тыс. и более 7 тыс.. В конце 1970-х гг. М. И. Исаев писал, что крызы насчитывают ок. 6 тыс. человек. В конце 1990-х — начале 2000-х гг. численность крызов оценивалась в 6-8 тысяч. Согласно переписи населения Азербайджана 2009 года, было зафиксировано 4400 крызов.

Общественный уклад, традиции, быт

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=42h4S9idEt4 Передача о крызах - Часть 1]
	[www.youtube.com/watch?v=sQY9AnnaeSE Передача о крызах - Часть 2]

Как отмечает А. Мустафаев, общественный быт крызов, как и других горских народов, исторически основывался на патриархально-общинных отношениях, на которые в той или иной степени влияли феодальные отношения, присущие государствам, в состав которых они входили (государство Ширваншахов, Кубинское ханство). Долгое время у крызов преобладали эндогамные браки, заключавшиеся внутри своего села и обычно в своей родственной группе. Как и у всех горских народов, для крызов были характерны обычаи кровной мести, гостеприимства.

Традиционное хозяйство носило полунатуральный характер. Основным занятием было скотоводство (в основном овцеводство) на альпийских пастбищах. На зиму стада перегонялись на арендуемые территории на равнине. Именно вокруг прежних зимовий и сформировались впоследствии крызские отсёлки, традиционный быт которых в первое время соответствовал привычным обычаям.

Главную роль в управлении вольной крызской общиной играл совет старейшин племён. Пережитки традиционных родоплеменных и патриархальных отношений сохранялись до недавнего времени, проявляясь, в частности, в формировании отсёлков на Мюшкюрской равнине по родовому принципу и в делении крызских селений на кварталы по признаку кровного родства. В советский период традиционные формы самоуправления и администрации были ликвидированы. Устранение территориальной и транспортной изоляции, коллективизация сельского хозяйства, распространение образования (на азербайджанском языке) и культуры привели к более тесному вовлечению жителей высокогорных селений в жизнь республики, снижению роли традиционных ремёсел.

Крыз и соседние высокогорные селения, расположенные на высоте свыше 2000 м над уровнем моря, имеют характерное ступенчатое и скученное расположение домов с небольшими двориками. В отличие от них, крызские отсёлки на равнине имеют свободную планировочную структуру. Как уже указывалось, практически все они сформировались на основе родства и названы по именам основателей или названиям родов. В период коллективизации проводилась политика объединения крызских отсёлков в крупные сёла, что привело к возникновению населённых пунктов, жители которых происходят из разных родов.

Традиционные крызские жилища мало чем отличаются от жилищ соседнего азербайджанского населения. В высокогорных селениях основным строительным материалом служат грубоотёсаный камень и галька, в равнинных — сырцовый кирпич, смешанный с соломой.

Повседневная и ритуальная одежда равнинных крызов не отличается от одежды окружающего азербайджанского населения. У горских крызов традиционная специфика частично сохранилась.

Основа питания — молочные (жирный овечий сыр, сливки, творог, сливочное масло) и мясные продукты (баранина и говядина в свежем и вяленом виде). В равнинных селениях на праздники и различных торжествах зачастую готовят и чисто азербайджанские блюда — кебабы, долму, плов и др. Незначительная роль овощей в традиционной кухне компенсируется массовым использованием дикорастущих растений — алычи, мушмулы, чабреца, кизила и др.

Крызский язык

Крызский язык входит в шахдагскую подгруппу лезгинской группы нахско-дагестанской языковой семьи. В литературе наряду с названием «крызский язык» встречается также название «джекский язык». В крызском языке выделяются следующие диалекты: собственно крызский (крызско-ергюджский), джекский, хапутлинский (все они разделяются на говоры) и алыкский.

Значительная часть крызов владеет азербайджанским языком. Лексика крызского языка богата азербайджанскими заимствованиями; через азербайджанский язык проникли и слова персидского и арабского происхождения. В отличие от равнинных районов, в области традиционного расселения — в горных сёлах Алык (азерб. Əlik), Джек (азерб. Cek), Крыз (азерб. Qriz), Хапут (азерб. Hapit) и Крыз-Дехне (азерб. Qırız-Dəhnə), расположенных в одном из наиболее удалённых и труднодоступных районов Кавказа, на высоте свыше 2000 м, — владение азербайджанским не является повсеместным — билингвизм характерен в первую очередь для мужчин, которым приходится постоянно выбираться в азербайджанские селения для закупок и торговли своей продукцией. В быту же жители высокогорных сёл пользуются своим языком. Большое значение имеет и то, что обучение в школах ведётся лишь на азербайджанском языке.

См. также

• Крыз
• Шахдагские народы
• Чинартала
• Усыпальница Пир-Джалала
• Мечеть Абу Муслима

Литература

• БСЭ, издание 2_е, том 23, стр 535.
• Народы Кавказа, т. 2, М., 1962.
• Шахмурад Крызлы (Рашидов) «Крыз ве Крызлылар» Баку — 1996 (Азернешр)
• Шыхбала Крызлы (Сулейманов) «Крыз ве Крыз дили» Баку — 2002
• Зейдлиц Н. К. «Списки населённых мест Российской империи по Кавказскому краю»
• Талибов Б. Б. «Языки Российской федерации и соседних государств. Том. II. Крызский язык.»
• Саадиев Ш. М. Крызский язык // Языки народов СССР. Т.IV, М., 1967, с.627.
• Хидиров В. С. Глагол в крызском языке. Баку, 2007. 368 с.

Ссылки

• [www.anl.az/el/m/mt_qx.pdf Мустафазаде Тофиг — Кубинское ханство]
• [www.echo-az.com/archive/2004_07/869/kultura01.shtml Французский ученый интересуется Азербайджаном: В течение пяти лет он изучал крызский язык, теперь собирается переключиться на будухский]

Отрывок, характеризующий Крызы

– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.