Крылов, Алексей Николаевич

Алексей Николаевич Крылов
Место рождения:	село Висяга, Алатырский уезд, Симбирская губерния, Российская империя
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Научная сфера:	кораблестроение, математика, механика
Учёное звание:	академик СПбАН академик АН СССР
Альма-матер:	Морское училище; Николаевская морская академия
Награды и премии:
Цитаты в Викицитатнике.

Алексе́й Никола́евич Крыло́в (3 [15] августа 1863, село Висяга, Симбирская губерния — 26 октября 1945, Ленинград) — русский и советский кораблестроитель, механик и математик, академик Петербургской АН / РАН / АН СССР (с 1916 года; член-корреспондент с 1914 года), генерал флота (06.12.1916), генерал для особых поручений при морском министре Российской империи (1911), лауреат Сталинской премии (1941), Герой Социалистического Труда (1943).

Биография

Российская империя

Алексей Крылов родился 3 (15) августа 1863 года в селе Висяга Симбирской губернии в семье Николая Александровича Крылова (1830—1911) и Софьи Викторовны Ляпуновой. Отец, артиллерийский офицер, участник Крымской войны 1855—1856 годов, получил образование за казённый счёт, как сын ветерана, Александра Алексеевича Крылова, раненного под Бородино и при взятии Парижа (и награждённого золотым оружием за храбрость и орденами за боевые заслуги).

По традиции, Алексея Николаевича ждала судьба военного, но большее влияние на него оказало окружение многочисленных родственников, Филатовых (по бабушке со стороны отца) и Ляпуновых (по линии матери), которые в дальнейшем стали знаменитыми русскими (и французскими — Виктор Анри) врачами, учёными, композиторами.

В 1878 году поступил в Морское училище, которое окончил с отличием в 1884 году. После окончания училища работал в компасной мастерской Гидрографического управления под руководством И. П. Колонга, где провёл своё первое научное исследование по девиации магнитных компасов. Теория магнитных и гирокомпасов прошла через всю его жизнь.

Много позже, в 1938—1940 годах опубликовал ряд работ, в которых дал полное изложение теории девиации магнитного компаса, исследовал вопросы теории гироскопических компасов, разработал теорию влияния качки корабля на показания компаса:

• «Основания теории девиации компаса»;
• «Возмущения показаний компаса, происходящие от качки корабля на волнении»;
• «О теории гирокомпаса».

В 1941 году эти исследования были отмечены Сталинской премией. А. Н. Крылов предложил также новую систему дромоскопа, автоматически рассчитывающего девиацию компаса.

В 1887 году А. Н. Крылов перешёл на Франко-русский завод, а затем продолжил учёбу на кораблестроительном отделении Николаевской морской академии. После окончания курса (в 1890 году) остался в Академии, где вёл практические занятия по математике, а впоследствии курс теории корабля. По воспоминаниям самого А. Н. Крылова, с 1887 года его «главной специальностью стало кораблестроение, или, лучше сказать, приложение математики к разного рода вопросам морского дела». С этого началась его преподавательская деятельность, продолжавшаяся почти до самой смерти.

В 1890-е годы мировую известность приобрёл труд Крылова «Теория качки корабля», значительно расширивший теорию Уильяма Фруда. Работа А. Н. Крылова была первым всеобъемлющим теоретическим трудом в этой области. В 1896 году избран членом Английского общества корабельных инженеров. В 1898 году награждён золотой медалью Британского общества корабельных инженеров, причём это был первый случай в истории, когда медали удостаивался иностранец. Продолжая эти работы, создал теорию демпфирования (умирения) бортовой и килевой качки. Он первый предложил гироскопическое демпфирование (успокоение) бортовой качки, что сегодня является наиболее распространённым способом умирения бортовой качки.

С 1900 года А. Н. Крылов деятельно сотрудничает со Степаном Осиповичем Макаровым, адмиралом и учёным-кораблестроителем, работая над вопросом плавучести корабля. Итоги этой работы вскоре стали классическими и до сих пор широко используются в мире. Много лет спустя Крылов напишет о ранних идеях Макарова по борьбе с креном или дифферентом повреждённого корабля затоплением неповреждённых отсеков: «Это казалось морским чиновникам большой чушью. Потребовалось 35 лет… на то, чтобы их убедить, что идеи 22-летнего Макарова имеют большое практическое значение».

В 1900—1908 годах заведующий опытовым бассейном (его деятельность в этом качестве дала мощный импульс постановке научно-исследовательских работ в кораблестроении), в 1908—1910 годах — главный инспектор кораблестроения (начальник кораблестроительного отдела МТК и его председатель). С сентября 1908 г. — председатель Морского технического комитета. С 1910 года — ординарный профессор Николаевской морской академии, консультант Адмиралтейского и Балтийского заводов. В 1911—1913 гг. — экстраординарный профессор Института инженеров путей сообщения. В 1915—1916 годах — председатель правительственного правления Путиловских заводов. Участвовал в проектировании и постройке первых русских линкоров-дредноутов типа «Севастополь».

В 1912 году подготовил текст доклада по вопросу о необходимости ассигнований 500 миллионов рублей на воссоздание флота. Доклад был прочитан в Государственной Думе морским министром И. К. Григоровичем и обеспечил выделение запрошенных средств.

А. Н. Крылов был талантливым консультантом по делам флота. Сам он отмечал, что его советы сэкономили правительству больше стоимости самого современного дредноута. При этом А. Н. славился острым языком.

В декабре 1914 года был избран в члены-корреспонденты Академии наук, а в апреле 1916 г. — в ординарные академики по математической физике.

В 1916 году Крылов возглавлял Главную физическую обсерваторию и Главное военно-метеорологическое управление. В 1917 году был назначен директором физической лаборатории Академии наук. В 1918 году — консультант комиссии особых артиллерийских опытов. В 1919—1920 годах — начальник Морской академии.

Советская Россия

В 1917 году А. Н. Крылов был руководителем Русского общества пароходства и торговли. После Октябрьской революции он передал все суда советскому правительству и продолжал работать на развитие отечественного флота. В 1921 году Крылов был направлен в Лондон, как представитель советского правительства для восстановления зарубежных научных связей страны. В 1927 году он вернулся в Советский Союз.

В 1928—1931 гг. — директор Физико-математического института АН СССР.

А. Н. Крылов знаменит своими работами по гидродинамике, в том числе и по теории движения корабля на мелководье (он был первым, кто смог объяснить и рассчитать значительное увеличение гидродинамического сопротивления при небольших глубинах) и теорией единичных волн.

А. Н. Крылов автор около 300 книг и статей. Они покрывают большой диапазон человеческого знания, включая судостроение, магнетизм, артиллерийское дело, математику, астрономию и геодезию. Широко используются его знаменитые таблицы непотопляемости.

В 1931 году Крылов опубликовал работу по теме, известной теперь как подпространство Крылова (или методы подпространства Крылова). Работа касалась проблем собственных значений, а именно вычисления коэффициентов характеристического полинома заданной матрицы. Крылов коснулся эффективности вычислений и подсчитал вычислительные затраты как количество «отдельных операций перемножения» — явление, не типичное для математической публикации 1931 года. Крылов начал с тщательного сравнения существующих методов, что включает оценку худшего сценария вычислительных затрат в методе Якоби. После этого он представил свой собственный метод, который был лучшим из известных к тому времени методов и широко используется до сих пор.

В августе 1941 году А. Н. Крылов, вопреки его протестам, был отправлен в эвакуацию в Казань. Вернулся в Ленинград в августе 1945 года. В эвакуации он написал свои знаменитые «Мои воспоминания».

В 1944 году принял участие в судьбе Физического факультета МГУ. Он подписал письмо четырёх академиков В. М. Молотову, автором которого был А. Ф. Иоффе. Это письмо инициировало разрешение противостояния между так называемой «академической» и «университетской» физикой.

Перевёл на русский язык [ilib.mccme.ru/djvu/klassik/newton.htm «Математические начала натуральной философии»] Ньютона (1915).

А. Н. Крылов умер 26 октября 1945 года. Похоронен на «Литераторских мостках» Волкова кладбища неподалеку от И. П. Павлова и Д. И. Менделеева. Надгробие создано скульптором Г. Ф. Ветютневым в 1948 году.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Семья

А. Н. Крылов был женат на Елизавете Дмитриевне Драницыной (1868—1948), в браке с которой родилось 5 детей. Два первых ребёнка — дочки, умерли в раннем возрасте. Родившиеся затем сыновья Николай и Алексей служили в Белой армии в частях А. И. Деникина и погибли в 1918 году на Гражданской войне. Самый младший ребёнок — дочь Анна (1903—1996), в 1927 году она вышла замуж за П. Л. Капицу, с которым А. Н. Крылов был знаком с 1921 года по совместной работе в комиссии, направленной Советским правительством за границу для восстановления научных связей и закупки оборудования.

По вине А. Н. Крылова, у которого возник серьёзный роман с А. Б. Ферингер, ставшей впоследствии его второй женой, семья распалась.

А. Н. Крылов — дед С. П. Капицы и А. П. Капицы, сводный брат Виктора Анри.

Популяризаторская деятельность

А. Н. Крылов был выдающимся математиком и механиком, инженером и изобретателем, замечательным педагогом и популяризатором научных знаний. Крылов читал лекции по теории кораблестроения будущим инженерам. Крылов излагал сложные вещи простыми словами. Перевод «Математических начал натуральной философии» Ньютона на русский язык принадлежит именно Крылову. Также Крылов писал научно-популярные книги. Хотя книги были предназначены для специалистов, изложены они были в научно-популярном стиле. Крылов серьёзно и ответственно относился к своим выступлениям. Благодаря Крылову, широкие массы инженеров и техников повышали свою специальную подготовку, приобщались к высокой культуре и становились новаторами в своей области деятельности.

Адреса в Санкт-Петербурге — Ленинграде

• 1893—1900 — доходный дом — 14-я линия, 23;
• 1900—1913 — доходный дом — Зверинская улица, 6 кв. 8;
• 1913—1928 — Каменноостровский проспект, 58;
• 1928—1929 — Университетская набережная, 5;
• 1929—1937 — 10-я линия, 51;
• 1937—1941, август — 26 октября 1945 года — Университетская набережная, 5.

Награды и звания

• Герой Социалистического Труда (13.07.1943)
• 3 ордена Ленина (15.02.1939; 13.07.1943; 10.06.1945)

Память

• На доме по адресу Университетская набережная дом 5 в 1948 году была установлена мемориальная доска (архитектор Р. И. Каплан-Ингель) с ошибочными датами в тексте: «Выдающийся русский ученый-математик и кораблестроитель Герой Социалистического Труда, академик Александр Николаевич Крылов жил в этом доме с 1937 по 1945 год» (В 1941—1945 годах он был эвакуирован в Йошкар-Олу, а затем в Казань).
• В 1956 и 1863 годах в честь Крылова были выпущены марки <Почты СССР>.
• В 1963 году в честь Крылова была отчеканена настольная медаль.
• В 1960 году в Москве у Северного речного вокзала установлен бюст А. Н. Крылова.
• Ещё один бюст академику стоит перед входом в Севмашвтуз.
• В Алатыре установлен памятник Крылову: бюст и два якоря, соединённые цепью. В Алатыре также названа в его честь школа-гимназия № 6.
• На родине академика в селе Крылово Порецкого района Чувашии действует мемориальный музей.
• 16 августа 2015 года в Речном порту города Чебоксар установлен памятник А. Н. Крылову
• 22 августа 2015 года на территории Порецкой школы открыт мемориальный комплекс «Флотская слава Поречья», центральное место в котором отведено бюсту А. Н. Крылова.

В честь А. Н. Крылова названы

• Кратер на Луне
• Премия имени академика А. Н. Крылова Российской академии наук. Присуждается «за выдающиеся работы по использованию вычислительной техники в решении задач механики и математической физики».
• Премия имени А. Н. Крылова Правительства Санкт-Петербурга. Присуждается за выдающиеся научные результаты в области технических наук.
• Головной, ведущий научно-исследовательский институт судостроительной отрасли Советского Союза — ЦНИИ имени академика А. Н. Крылова
• Российское научно-техническое общество судостроителей имени академика А. Н. Крылова
• Улица Академика Крылова в Приморском районе Санкт-Петербурга
• Улица Академика Крылова в Севастополе
• Улица Академика Крылова в центре Чебоксар
• Улица Академика Крылова в Алатыре
• Улица Крылова в Николаеве
• Подпространство Крылова в математике
• В честь А. Н. Крылова астроном Крымской астрофизической обсерватории Людмила Карачкина назвала астероид Крылов (лат.  Krylov), открытый 20 октября 1982 г. Тот же первооткрыватель назвала малую планету Крылания (лат. Krylania) в честь дочери А. Н. Крылова и жены П. Л. Капицы Анны Алексеевны Капицы
• Мемориальный комплекс «Флотская слава Поречья» в с. Порецкое (Чувашская Республика)

Библиография

Работы

• Крылов А. Н. [militera.lib.ru/memo/russian/krylov_an/index.html Мои воспоминания]. — М.: Издательство Академии Наук СССР, 1963.
• [vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/NATURE/05_04/KRYLOV.HTM Из писем А. Н. Крылова дочери (с предисловием Е. Л. Капицы)] // Природа, № 5, 2004
• Крылов А. Н. Ньютон и его значение в мировой науке. — М., 1943
• Крылов А. Н. Воспоминания и очерки
• Крылов А. Н. Лекции о приближенных вычислениях
• Крылов А. Н. Вице-адмирал Макаров
• Собрание трудов академика А. Н. Крылова. — М.: Академия наук СССР

Переводы

• Ньютон И. [ilib.mccme.ru/djvu/klassik/newton.htm Математические начала натуральной философии] / Перевод с латинского и примечания А. Н. Крылова. — М.: Наука, 1989. — 688 с. — ISBN 5-02-000747-1.

Издания о Крылове

• Алексей Николаевич Крылов. Его жизнь и деятельность. — М., 1950
• Штрайх С. Я. Алексей Николаевич Крылов. — М.: Воениздат, 1956
• Лучининов С. Т. А. Н. Крылов. Выдающийся кораблестроитель, математик и педагог / Под. ред. Депмана И. Я. — М.: Учпедгиз, 1959
• Лучининов С. Т. Великий кораблестроитель. — М.: Военмориздат, 1951
• Ханович И. Г. Академик Алексей Николаевич Крылов. — М.: Академия Наук СССР, 1967
• Писаржевский О. Адмирал корабельной науки

См. также

• Сила Фруда-Крылова

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9175 Крылов, Алексей Николаевич]. Сайт «Герои Страны».

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50937.ln-ru Профиль Алексея Николаевича Крылова] на официальном сайте РАН
• Орлов А. С. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/BIO/KRYLOV/KRYLOV_01.HTM Академик А. Н. Крылов — Знаток и любитель русской речи] // Вестник Академии наук СССР. — 1946. — № 1. — С. 78-83

Отрывок, характеризующий Крылов, Алексей Николаевич

– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.