Крылья (фильм, 1966)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Крылья
Жанр

драма

Режиссёр

Лариса Шепитько

Автор
сценария

Валентин Ежов
Наталья Рязанцева

В главных
ролях

Майя Булгакова
Жанна Болотова

Оператор

Игорь Слабневич

Композитор

Роман Леденёв

Кинокомпания

Мосфильм

Длительность

85 мин.

Страна

СССР СССР

Год

1966

IMDb

ID 0061196

К:Фильмы 1966 года

«Крылья» («Wings» English title) — советский художественный фильм режиссёра Ларисы Шепитько (1966).





Сюжет

Фильм повествует о послевоенной жизни бывшего боевого лётчика, а ныне директора училища Надежды Петрухиной (Майя Булгакова).

В ролях

Гости на вечере

В эпизодах

Съёмочная группа

Факты

  • В фильме принимают участие лётно-технический состав Центрального аэроклуба им В. П. Чкалова и 1-го московского аэроклуба[1]
  • Фильм нашёл определённый успех в отечественном прокате и был достаточно высоко оценен современниками.
  • Был упомянут в известном мультсериале "Гриффины".
  • В 2008 году фильм был издан американской фирмой «Criterion Collection» в DVD-серии «Затмение» вместе с фильмом «Восхождение»[2]

Напишите отзыв о статье "Крылья (фильм, 1966)"

Примечания

  1. титры фильма
  2. [www.criterion.com/boxsets/75-eclipse-series-11-larisa-shepitko Eclipse Series 11: Larisa Shepitko] на сайте фирмы «Criterion Collection»

Ссылки

  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=3045 «Крылья»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
  • [www.megabook.ru/Article.asp?AID=580381 «Крылья»] в энциклопедии «Кирилл и Мефодий»
  • [tvkultura.ru/brand/show/brand_id/24681 «Крылья»] на сайте т/к «Культура»


Отрывок, характеризующий Крылья (фильм, 1966)

Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…