Крымов, Николай Петрович
| Николай Петрович Крымов | ||
| Жанр: | ||
|---|---|---|
| Звания: |
| |
Кры́мов Никола́й Петро́вич (20 апреля [2 мая] 1884, Москва — 6 мая 1958, там же) — русский живописец и педагог. Народный художник РСФСР (1956), член-корреспондент АХ СССР (1949).
Биография
Николай Петрович Крымов родился в Москве 20 апреля (2 мая) 1884 в семье художника П. А. Крымова, писавшего в манере «передвижников». Первоначальную профессиональную подготовку получил у отца. Брат известного хирурга — А. П. Крымова.
В 1904 г. поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где сперва занимался на архитектурном отделении, а в 1907—1911 — в пейзажной мастерской А. М. Васнецова. Участник выставки «Голубая роза» (1907), а также выставок «Союза русских художников». Жил в Москве, проводя также (с 1928) значительную часть года в Тарусе.
Уже в ранних своих работах примкнул к символизму — в том числе и в качестве графика-оформителя журнала «Золотое руно» (1906—1909). Натурные впечатления в ту пору порой претворялись у него в зыбкое красочное марево, напоминающее скорее гобелен, чем картину («Под солнцем», 1906, Русский музей). Позднее краски и формы обретают у Крымова все большую материальную предметность, однако природа, чаще всего безлюдная, пребывает не менее поэтической («Желтый сарай», 1909, Третьяковская галерея; «Утро», 1916, Ярославский художественный музей). Безыскусная простота типичных среднерусских мотивов соединяется в «классических», тарусских картинах мастера («Речка», 1926; «У мельницы», 1927; обе в Третьяковской галерее) с ясной гармонией композиции и особой системой «общего тона», переводящей ландшафт в сферу чисто эстетического созерцания. Считая сутью живописи не краску, а именно тон (наполняющий цвет светом), Крымов предлагал в качестве идеальной точки отсчета горящую спичку на фоне ярко освещенной солнцем стены. Изложил свои теоретические взгляды в статье «О Левитане» (1938).
Внес значительный вклад в сценографию, оформив во МХАТе «Горячее сердце» (1926) и «Таланты и поклонники» (1933) А. Н. Островского, а также «Унтиловск» Л. М. Леонова (1928). В 1919—1930 много работал и как педагог[1] — в Пречистенском практическом институте, Высших художественно-технических мастерских (Вхутемас) и Московском областном художественном училище памяти 1905 года. Особенностью педагогического дара Крымова было то, что в каждом из своих учеников он видел и развивал индивидуальность. У пейзажиста Крымова ученики стали жанристами, историческими живописцами, портретистами — С. П. Викторов, Ю. П. Кугач, Ф. П. Решетников, Н. К. Соломин.
Умер Крымов в Москве 6 мая 1958.
Напишите отзыв о статье "Крымов, Николай Петрович"
Примечания
- ↑ [web.archive.org/web/20101023204945/leschev-art.narod.ru/krymov.html/] — Николай Петрович Крымов — художник и педагог" — М.: изд. «Изобразительное искусство», 1989, c. 224.
Ссылки
- [krimov.ru/ krimov.ru — Николай Крымов — персональный вебсайт]
Отрывок, характеризующий Крымов, Николай Петрович
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
