Крымская наступательная операция

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Крымская операция (1944)»)
Перейти к: навигация, поиск
Крымская наступательная операция
Основной конфликт: Великая Отечественная война
Дата

8 апреля — 12 мая 1944 года

Место

Крым, СССР

Итог

Победа СССР, полное освобождение Крыма от нацистской оккупации

Противники
СССР Германия
Румыния
Командующие
Фёдор Толбухин
Андрей Ерёменко
Филипп Октябрьский
Эрвин Густав Йенеке
Карл Альмендингер
Силы сторон
462 400 человек
5982 орудий и миномётов
559 танков и САУ
195 000 человек
ок. 3600 орудий и миномётов
215 танков и САУ [1]
Потери
безвозвратные — 17 754 человека, санитарные — 67 065 человек Советские данные:
общие около 140 000 человек[2]

Немецкие данные:
общие около 100 000 человек[3] 10 — 12 мая 1944 безвозвратные — 70 000 пленные — 21 000

 
Великая Отечественная война

Вторжение в СССР Карелия Заполярье Ленинград Ростов Москва Горький Севастополь Барвенково-Лозовая Демянск Ржев Харьков Воронеж-Ворошиловград Сталинград Кавказ Великие Луки Острогожск-Россошь Воронеж-Касторное Курск Смоленск Донбасс Днепр Правобережная Украина Крым Белоруссия Львов-Сандомир Яссы-Кишинёв Восточные Карпаты Прибалтика Курляндия Бухарест-Арад Болгария Белград Дебрецен Гумбиннен-Гольдап Будапешт Апатин-Капошвар Польша Западные Карпаты Восточная Пруссия Нижняя Силезия Восточная Померания Моравска-Острава Верхняя Силезия Балатон Вена Берлин Прага

 
«Десять сталинских ударов» (1944)
1. Ленинград-Новгород 2. Днепр-Карпаты 3. Крым 4. Выборг-Петрозаводск 5. Белоруссия 6. Львов-Сандомир 7. Яссы-Кишинёв 8. Прибалтика 9. Восточные Карпаты 10. Петсамо-Киркенес

Крымская операция 1944 года — наступательная операция советских войск с целью освобождения Крыма от войск нацистской Германии во время Великой Отечественной войны. Проводилась с 8 апреля по 12 мая 1944 года силами 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии во взаимодействии с Черноморским флотом и Азовской военной флотилией.





Общая обстановка перед началом операции

В результате Нижнеднепровской наступательной операции советские войска блокировали в Крыму 17-ю немецкую армию, захватив при этом важный плацдарм на южном берегу Сиваша. Кроме того, войсками Отдельной Приморской армии в ходе Керченско-Эльтигенской десантной операции был захвачен плацдарм в районе Керчи. Высшее руководство вермахта считало, что в условиях сухопутной блокады дальнейшее удержание Крыма в военном отношении представляется нецелесообразным. Однако Гитлер приказал защищать Крым до последней возможности, полагая, что оставление полуострова подтолкнёт Румынию и Болгарию к выходу из нацистского блока.

Силы и состав сторон

СССР

Всего 470.000 человек, 5982 орудий и миномётов, 559 танков и САУ, 1250 самолётов.

Германия (Третий рейх)

В северной части Крыма оборонялись:
  • 49-й горнострелковый корпус (50-я, 111-я и 336-я пехотные дивизии, 279-я бригада штурмовых орудий);
  • 3-й румынский кавалерийский корпус (9-я кавалерийская, 10-я и 19-я пехотные дивизии).
Штабы 49-го горнострелкового и 3-го румынского кавалерийского корпусов находились в Джанкое. В том же районе располагались и резервы на данном направлении — 111-я пехотная дивизия (без одного полка), 279-я бригада штурмовых орудий (Воинка), один полк 9-й румынской кавалерийской дивизии.
Западное побережье Крыма от Перекопа до Севастополя прикрывали два полка 9-й румынской кавалерийской дивизии.
На Керченском полуострове оборонялись:
  • 5-й армейский корпус (73-я и 98-я пехотные дивизии и 191-я бригада штурмовых орудий),
  • 6-я кавалерийская и 3-я горнострелковая румынские дивизии.
Южное побережье Крыма от Феодосии до Севастополя прикрывал:
  • 1-й румынский горнострелковый корпус (1-я и 2-я горнострелковые дивизии), штаб корпуса располагался в Симферополе.

Ход операции

8 апреля 1944 года, в 8.00, в полосе 4-го Украинского фронта началась артиллерийская и авиационная подготовка, общей продолжительностью 2,5 часа. Немедленно по её окончанию войска фронта перешли в наступление, нанося главный удар силами 51-й армии с Сивашского плацдарма. В тот же день 2-я гвардейская армия, действуя на вспомогательном направлении, освободила Армянск.

В течение трёх дней войска 4-го Украинского фронта вели ожесточённые бои и к исходу дня 10 апреля прорвали оборону противника на Перекопском перешейке и южнее Сиваша. Появилась возможность вывести на оперативный простор подвижные соединения фронта — 19-й танковый корпус. Для проведения рекогносцировки и организации взаимодействия с пехотой на наблюдательный пункт 63-го стрелкового корпуса 51-й армии прибыл командир 19-го танкового корпуса генерал-лейтенант И. Д. Васильев. Там в результате авиационного налёта Васильев был тяжело ранен и в командование корпусом вступил его заместитель, полковник И. А. Поцелуев. Танковые части вошли в прорыв на участке 51-й армии и устремились на Джанкой.

11 апреля город Джанкой был освобождён. Стремительное продвижение 19-го танкового корпуса поставило керченскую группировку противника под угрозу окружения и вынудило командование противника начать поспешный отход на запад.

В ночь на 11 апреля одновременно с 19-м танковым корпусом в наступление перешла Отдельная Приморская армия, которая при поддержке авиации 4-й воздушной армии и Черноморского флота к утру овладела городом Керчь.

Развивая наступление, советские войска 13 апреля освободили Феодосию, Симферополь, Евпаторию и Саки, 14 апреля — Судак и 15 апреля Алушту, а 16 апреля вышли к Севастополю. Попытка взять город с ходу потерпела неудачу, и советские армии стали готовиться к штурму города.

Целесообразно было объединить все сухопутные армии под одним началом, поэтому 16 апреля Приморская армия была включена в состав 4-го Украинского фронта, и её новым командующим стал К. С. Мельник (А. И. Ерёменко назначен командующим 2-м Прибалтийским фронтом). С 16 по 30 апреля советские войска неоднократно предпринимали попытки штурма города, но каждый раз добивались лишь частных успехов. 3 мая генерал вермахта Эрвин Йенеке, не веривший в возможность успешно защищать город, был отстранён от должности. Генеральный штурм Севастополя был назначен советским командованием на 5 мая. Начав его по плану, после четырёх дней тяжелейших боёв 9 мая войска фронта освободили город.

12 мая остатки вражеских войск на мысе Херсонес сложили оружие.

Генерал Курт Типпельскирх события последних дней сражения описывает так:

Остатки трех немецких дивизий и большое число разрозненных групп немецких и румынских солдат бежали к Херсонесскому мысу, подступы к которому они обороняли с отчаянностью обреченных, ни на минуту не переставая надеяться, что за ними будут присланы суда. Однако их стойкость оказалась бесполезной. 10 мая они получили ошеломляющее известие, что обещанная погрузка на корабли задерживается на 24 часа. Но и на следующий день напрасно искали они на горизонте спасительные суда. Зажатые на узком клочке земли, подавленные непрерывными воздушными налетами и измотанные атаками намного превосходящих сил противника, немецкие войска, потерявшие всякую надежду избавиться от этого ада, не выдержали. Переговоры с противником о сдаче положили конец ставшему бессмысленным ожиданию помощи. Русские, в своих сводках обычно не соблюдавшие никаких границ правдоподобности, на сей раз, пожалуй, были правы, определив потери 17-й армии убитыми и пленными цифрой в 100 тысяч человек и сообщив об огромном количестве захваченного военного снаряжения.

Курт фон Типпельскирх. История Второй Мировой войны.[3]

Всё время в ходе операции активную помощь советским войскам оказывали крымские партизаны. Отряды под командованием П. Р. Ямпольского, Ф. И. Федоренко, М. А. Македонского, В. С. Кузнецова нарушали коммуникации противника, устраивали налёты на штабы и колонны гитлеровцев, участвовали в освобождении городов. 11 апреля 1944 года в ходе отступления 17-й армии из Крыма в Севастополь один из отрядов крымских партизан захватил город Старый Крым. Тем самым была перерезана дорога отступавшим из Керчи подразделениям 98-й пехотной дивизии из состава 5-го армейского корпуса 17-й армии. Вечером того же дня к городу вышел один из полков этой дивизии, усиленный танками и штурмовыми орудиями. В ходе ночного боя немцам удалось захватить один из городских кварталов (улицы Северная, Полины Осипенко, Сулу-Дарья), который находился в их руках 12 часов. За это время немецкие пехотинцы уничтожили всё его население — 584 человека. Поскольку условия боя не позволяли, как это обычно делалось, согнать обречённых в одно место, немецкие пехотинцы методично прочёсывали дом за домом, расстреливая всех, кто попадался им на глаза, независимо от пола и возраста[4].

Итоги

Крымская операция завершилась полным разгромом 17-й армии вермахта, только безвозвратные потери которой в ходе боёв составили от 120 тысяч человек (из них 61 580 пленными). К этому числу нужно добавить значительные потери войск противника во время морской эвакуации, в ходе которой была фактически уничтожена румынская черноморская флотилия, потерявшая ⅔ наличного корабельного состава. В частности, к этому времени относится затопление ударом штурмовой авиации германских транспортов «Тотила» и «Тейя», входящее в список крупнейших по числу жертв морских катастроф (до 8 тысяч погибших)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3259 дней]. Таким образом, общие безвозвратные потери немецко-румынских войск оцениваются в 140 тысяч солдат и офицеров[2].

В результате освобождения Крыма была снята угроза южному крылу советского-германского фронта, а также возвращена главная военно-морская база Черноморского флота — Севастополь. Отбив Крым, Советский Союз восстановил контроль над Чёрным морем, что резко пошатнуло позиции Германии в Румынии, Турции, Болгарии.

Память

Освобождение Крыма нашло отражение в произведениях культуры и искусства.

Напишите отзыв о статье "Крымская наступательная операция"

Примечания

  1. Великая Отечественная война Советского Союза. Краткая история. — 3-е изд. — М.: Воениздат, 1984. — С. 296. — 560 с. — 250 000 экз.
  2. 1 2 Шефов Н. А. Битвы России. — М.: АСТ, 2002. — С. 266. — 701 с. — (Военно-историческая библиотека). — ISBN 5-17-010649-1.
  3. 1 2 Курт фон Типпельскирх. История Второй Мировой войны. — М.: АСТ, 2001. — С. 488. — 802 с. — ISBN 5-17-004810-6.
  4. [sev-istor.net.ua/49/ Севастопольское историческое обозрение: Севастопольский Нюрнберг](недоступная ссылка с 18-04-2016 (2923 дня))

Литература

  • Василевский А. М. [militera.lib.ru/memo/russian/vasilevsky/index.html Дело всей жизни.]. — М.: Политиздат, 1978.
  • Грылев А. Н. Днепр — Карпаты — Крым. — М.: Наука, 1970. — 356 с. — (Вторая мировая война в исследованиях, воспоминаниях, документах).
  • Литвин Г. А., Смирнов Е. И. Освобождение Крыма (ноябрь 1943 — май 1944). Документы свидетельствуют.. — М.: Агентство «Кречет», 1994.
  • Крейзер Я. Сиваш — Севастополь // «Военный вестник». — 1966. — № 7. — С. 12-17.

Ссылки

  • [archive.is/20121221141400/victory.mil.ru/war/oper/index.html 60 лет Великой Победе] // victory.mil.ru
  • [encyclopedia.mil.ru/files/morf/Krime_konferencia_2014.pdf Материалы военно-исторической конференции «Крым в истории России: к 70-летию освобождения. 1944—2014»] // Энциклопедия. Портал Минобороны России.

Отрывок, характеризующий Крымская наступательная операция

– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.