Крымский конный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Крымский конный Её Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны полк
Годы существования

12 июня 1874 — 1918 гг.

Страна

Российская империя Российская империя

Тип

кавалерия (казачьи войска)

Дислокация

Симферополь

Участие в

Отечественная война 1812 года
Русско-турецкая война 1828—1829
Крымская война
Русско-турецкая война 1877—1878
Гражданская война в России

Кры́мский ко́нный Её Вели́чества Госуда́рыни Императри́цы Алекса́ндры Фёдоровны полк — кавалерийская воинская часть Русской Императорской армии. Старшинство с 1 марта 1784 года.





Формирования и кампании полка

Таврические национальные дивизионы

1 марта 1784 года последовал Высочайший указ «о составлении войска из новых подданных, в Таврической области обитающих», в составе пяти дивизионов. Состав каждого дивизиона был установлен в 7 офицеров и 200 нижних чинов. Они получили наименование Таврических национальных дивизионов конного войска. Крымские татары называли чинов их «бесилии» (название это употреблялось и официально). Сначала было сформировано три дивизиона. В конце 1787 года они были сведены в два, а в 1790 году учреждены ещё четыре дивизиона, и все они были направлены к границам Польши. В 1792 году четыре дивизиона были распущены по домам, а в 1796 году то же было сделано и в отношении остальных.

Симферопольский, Перекопский, Евпаторийский и Феодосийский полки

В виду желания жителей Таврической губернии содержать на свои средства ополчение, 12 марта 1807 года из крымских татар, вызвавшихся добровольцами, были сформированы четыре конных полка пятисотенного состава (Симферопольский, Перекопский, Евпаторийский и Феодосийский) по образцу донских казачьих полков. В 1807 году полки выступили в Вильно, но в связи с окончанием боевых действий были возвращены с полдороги и 9 августа распущены по домам.

24 января 1808 года полки вновь были собраны. Симферопольский полк 21 мая выступил в Вильно, где в 1809 году вошел в состав Казачьей бригады ген. Иловайского 3-го. Перекопский полк 31 мая выступил в Гродно, где вошёл в состав корпуса генерала Платова. Евпаторийский полк 30 мая 1809 года выступил в с. Махновку Киевской губернии, где вступил в состав 2-й Западной армии. Феодосийский полк 1 июня 1809 года выступил в с. Махновку Киевской губернии.

Во время Отечественной войны 1812 года и заграничных походов русской армии Симферопольский и Перекопский полки в составе корпуса ген. Платова приняли участие в сражениях при Смоленске, Можайске, Бородине, Малоярославце, Тарутине, а в 1813 году участвовали в блокаде Данцига. Перекопский полк в 1812 году нёс кордонную службу по реке Неман, а в 1813 году участвовал в битве при Кульме. Феодосийский полк в 1812—1815 годах нёс кордонную службу по реке Буг.

В 1814 году (Феодосийский в 1815) полки вернулись в Крым, и чины их были распущены по домам. 7 мая 1817 года последовал приказ об их расформировании.

Крымско-Татарский эскадрон

В 1827 году из крымских татар, преимущественно имевших боевые отличия, был сформирован эскадрон, наименованный 20 июля лейб-гвардии Крымско-Татарским, который был причислен к лейб-гвардии Казачьему полку. Высочайшим приказом 26 июля его офицерам были присвоены права старой гвардии.

В русско-турецкую войну 1828—1829 гг. эскадрон в составе лейб-гвардии Казачьего полка участвовал в осаде крепости Варны.

В Восточную войну 1854—1855 гг. эскадрон нёс кордонную службу на побережье Балтийского моря, а льготная его часть, входя в состав Крымской армии, участвовала в бою на р. Чёрной в отряде генерала Рыжова.

26 мая 1863 года эскадрон был упразднён, а вместо него в составе Собственного Его Величества конвоя повелено было иметь команду лейб-гвардии Крымских татар. В русско-турецкую войну 1877—1878 гг. льготные смены её принимали участие в делах при Горном Дубняке, Ловче и Плевне, за подвиги в которых команде были пожалованы знаки отличия на головные уборы. 16 мая 1890 года команда была расформирована.

Крымский полк

Однако, кроме лейб-гвардии Крымско-Татарского эскадрона из крымских татар, 12 июня 1874 года был сформирован Крымский эскадрон. 22 июля 1875 года он переформирован в дивизион.

В русско-турецкую войну 1877—1878 гг. дивизион нёс кордонную службу на Крымском побережье. 17 апреля 1882 года из пеших нижних чинов, состоявших при дивизионе сверх комплекта, сформирована Крымская стрелковая рота, подчинявшаяся командиру дивизиона до её расформирования 24 декабря 1893 года.

21 февраля 1906 года Крымский дивизион был развёрнут в полк, который 1 апреля наименован драгунским, а 31 декабря 1907 года — Крымским конным.

10 октября 1909 года, в воспоминание высокой чести, выпавшей на долю крымцев, — встретить и сопровождать невесту наследника цесаревича, впоследствии императрицу Александру Фёдоровну, полк получил наименование Крымского конного Её Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны полка. 5 ноября того же года император Николай II зачислил себя в списки полка.

В 1910 году приказом по военному ведомству офицерам полка присвоены при парадной форме вне строя алые мундиры. Старшинство полку присвоено с 1 марта 1784 года, то есть со времени учреждения Таврических национальных дивизионов; полковой праздник — 23 апреля.

Командиры полка

Другие формирования этого имени

  • Старый Крымский пехотный полк — сформирован в 1803 году. Полк этот был расформирован в 1834 году, причём 1 и 2-й батальоны поступили в Тенгинский пехотный полк, а 3-й батальон был переформирован в Грузинский линейный № 12 батальон, который в 1874 году поступил на пополнение 155-го пехотного Кубинского полка.
  • Новый 73-й пехотный Крымский полк — сформирован на Кавказе 17 апреля 1856 года, в составе 5 батальонов, из 1, 2, 3, 4 и 5-го Черноморских линейных батальонов; расформирован в 1918 году.

Участие в гражданской войне в России

Бои в Крыму зимой 1917—1918 гг.

Вернувшийся в конце 1917 года в Крым с фронта Крымский конный полк послужил ядром вооружённых формирований самопровозглашённого крымского краевого правительства — Совета народных представителей. В Крыму в декабре 1917 года был создан Объединённый крымский штаб, объединивший под своим командованием разрозненные части, находящиеся в Крыму, которые не признавали большевистского переворота в Петрограде и попыток крымских революционеров установить в Крыму власть советов. На базе полка был сформирована бригада под командованием полковника Г. А. Бако, в которую записалось около пятидесяти офицеров. Военнослужащие бригады использовались краевым правительством для поддержания порядка в населённых пунктах Крыма. В январе 1918 года крымские сторонники советской власти начали устанавливать её силой, в том числе и силой оружия. В ходе боёв с отрядами революционных матросов и красногвардейцев силам Крымского штаба было нанесено поражение. Погибло 13 офицеров Крымского конного полка[3].

В Добровольческой армии

Весной 1918 года, после занятия Крыма германцами в Симферополе собрались 15 офицеров бывшего Крымского конного полка и решили воскресить полк в рядах Добровольческой армии. Однако, под германской оккупацией открытое формирование полка было невозможно. Только после ухода германцев из Крыма и занятия Крыма Добровольческой армией началось воссоздание полка. 7 декабря 1918 года в местной газеты было помещено объявление:

Приказом Добровольческой армии и с согласием краевого военного министерства в Симферополе формируется кадровый эскадрон Крымского конного полка. Всем чинам Крымского конного полка предлагаю вступить в ряды родного конного полка. Кавалеристов офицеров, юнкеров, вольноопределяющихся и добровольцев приглашаю в полк на общих для Добровольческой армии основаниях. Приём заявления будет производиться с 7 декабря с 10 до 12 часов дня в здании Офицерского собрания Крымского конного полка. Полковник Бако[4].

К весне 1919 года, когда красные начали наступление на Крым, в полку числилось уже около 450 человек. Полк, совместно с другими малочисленными частями Добровольческой армии принял участие в крымском отступлении, к маю с боями отступив к Керчи, где принимал участие (совместно со 2-м конным генерала Дроздовского полком) в кровопролитной борьбе с красными партизанами, скрывавшимися в керченских каменоломнях[4].

5 июня 1919 года Добровольческая армия в Крыму перешла в наступление. Принял в нём участие и Крымский конный полк, гоня красных от Керчи к Сивашу, а затем принимая участие в ликвидации последнего очага сопротивления красного Крыма — Севастополя. В июле 1919 года на базе Крымского конного полка был образован Сводно-драгунский конный полк, который был назначен десантной частью Одесской десантной операции. После взятия Одессы полк в составе частей Новороссийской области ВСЮР воевал на «петлюровском фронте», пройдя боевой путь от Одессы до Могилёв-Подольского, где полк застала весть о поражении под Орлом. Был дан приказ на отступление. К 22 декабря изрядно поредевший (в основном из-за эпидемии тифа) полк вновь оказался в Одессе. Здесь пути эскадронов полка разошлись — часть личного состава, но без лошадей, была погружена на пароход «Саратов», уходивший в Севастополь. Сводный эскадрон принял участие в Бредовском походе, в составе «конной группы генерала Склярова», понеся большие потери. Причём от полного истребления от холода, голода, руки красных, зелёных или петлюровцев эскадрон спасали местные евреи, которые узнавали в чинах эскадрона тех самых крымцев, которые только 4 месяца тому назад, в этих самых местах, наступая на петлюровцев, евреев не обижали, не грабили и рассчитывались за постой. Оставшаяся в Одессе команда, которая должна была обеспечить погрузку на пароход «Владимир» полковых лошадей, была практически полностью схвачена красными и судьба её членов трагична[4].

По прибытию в Новую Ушицу остатки Сводного эскадрона Крымского конного полка были интернированы польскими властями. Весной 1920 года Крымский конный полк прибыл в Крым на пароходе «Саратов». Ввиду проблем с укомплектованием полка, приказом Главнокомандующего Русской армией Крымский конный полк был сведён в 3-х эскадронный дивизион. Один из эскадронов образовался из влитого в дивизион Татарского конного полка, в который зачисляли только крымских татар. Полк принял участие в прорыве сивашских позиций красных 25 мая 1920 года, в кровопролитных летних боях в Северной Таврии[4].

В осенних боях по защите Крыма полк потерял почти весь личный состав (на Перекопском перешейке в неравном бою с массами красной конницы, зашедшей в тыл по скованному ранним льдом Сивашу, погибли эскадроны Крымцев, Рижских драгун, Сумских и Иркутских гусар). 1 ноября, когда остатки полка прибыли в Ялту, в составе полка насчитывалось не более тридцати человек, включая и офицеров. К ним присоединилась небольшая команда, из числа выздоравливающих больных и раненых. Воспользовалось приказом Врангеля, разрешающим остаться на родине, не более пяти человек, и те помогали своим однополчанам грузится на судно. Лошади остались на берегу, орудия конно-артиллеристов брошены в море. 2 ноября транспорт «Крым» отчалил от причала Ялты с остатками Крымского конного полка. Пароход «Крым» 4 ноября прибыл на рейд Константинополя, а 15 ноября доставил крымчан в Галлиполийский лагерь. Югославское правительство согласилось принять чинов «Конного корпуса» (в который были сведены все конные части, оказавшиеся в Галлиполи) на службу в пограничную стражу. В конце лета 1921 года чины конного корпуса были перевезены в Югославию. За время 10-месячного пребывания в Галлиполи число чинов Крымского полка ещё уменьшилось — кто уехал на родину, если его родные места не были захвачены большевиками, кто в Бразилию, Чехию или на учёбу в Европу. В Югославии оказалось 20 человек крымцев[4].

Впоследствии все крымцы служившие в полку, в не зависимости от того, кто и когда служил, и где в данный момент находился, объединились в «Полковом объединении Крымского конного её Величества полка»[4].

Напишите отзыв о статье "Крымский конный полк"

Литература

  • Волков С. В. Возрождённые полки Русской армии в Белой борьбе на Юге России. — М.: Центрполиграф, 2002. — 574 с. — (Россия забытая и неизвестная — Белое движение). — 3 000 экз. — ISBN 5-227-01764-6.
  • [www.e-reading.club/chapter.php/1008872/29/Volkov_-_Soprotivlenie_bolshevizmu_1917_-_1918_gg.html Крымский конный полк в боях в Крыму] // Сопротивление большевизму 1917—1918 гг. / Сост. и науч. ред. С. В. Волков. — М.: Центрполиграф, 2001. — С. 363—373. — (Россия забытая и неизвестная). — ISBN 5-227-01386-1.
  • [archive.org/details/krymskiikonnyiei00andr Крымский конный Её Величества Государыни Александры Фёдоровны полк. 1909—1934] (недоступная ссылка с 12-02-2016 (2995 дней))

Примечания

  1. [ria1914.info/index.php?title=%D0%A2%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%B7%D0%B5%D0%B3%D0%B5_%D0%9E%D1%82%D1%82%D0%BE_%D0%95%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Транзеге Отто Егорович]
  2. [ria1914.info/index.php?title=%D0%91%D0%B0%D1%83%D0%BC%D0%B3%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B5%D0%BD_%D0%9B%D0%B5%D0%BE%D0%BD%D0%B8%D0%B4_%D0%A4%D0%B5%D0%B4%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Баумгартен Леонид Федорович]
  3. Волков С. В. Трагедия русского офицерства. — М.: Центрполиграф, 2001. — С. 61. — 508 с. — (Россия забытая и неизвестная). — 3000 экз. — ISBN 5-227-01562-7.
  4. 1 2 3 4 5 6 Крымский конный Её Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны полк. Сан-Франциско, 1978. // В кн.: Волков С. В. Возрождённые полки Русской армии в белой борьбе на Юге России. — М.: Центрполиграф, 2002. — С. 229—302. — 574 с. — (Россия забытая и неизвестная — Белое движение). — 3 000 экз. — ISBN 5-227-01764-6.

Ссылки

  • [www.antologifo.narod.ru/pages/list/histore/istKTKp.htm Историческая справка]
  • [military.sevstudio.com/sakovich-konnyi-polk/ Крымский Конный полк: За Царя, Царицу и Отечество]

Отрывок, характеризующий Крымский конный полк

В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»