Крыницкий, Владислав Павел

Владислав Павел Крыницкий Władysław Paweł Krynicki<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
епископ Влоцлавека
21 ноября 1927 год — 7 декабря 1928 год
Церковь:	Римско-Католическая церковь
Предшественник:	епископ Казимеж Здзитовецкий
Преемник:	епископ Кароль Мечислав Радонский
Рождение:	28 июня 1861(1861-06-28) Влоцлавек (Российская империя)
Смерть:	7 декабря 1928(1928-12-07) (67 лет) Влоцлавек (Польша)
Принятие священного сана:	1885 год
Епископская хиротония:	10 ноября 1918 год

Влади́слав Па́вел Крыни́цкий (польск. Władysław Paweł Krynicki; 28 июня 1861, Влоцлавек, Российская империя — 7 декабря 1928, Влоцлавек, Польша) — католический прелат, ректор Высшей духовной семинарии во Влоцлавеке, епископ Влоцлавека с 21 ноября 1927 года по 7 декабря 1928 год.

Биография

Обучался в Императорскую духовную академию в Санкт-Петербурге, по окончании которой был рукоположён в священника в 1885 году. Возвратившись в Польшу, служил в различных приходах епархии Влоцлавека. Был ректором Высшей духовной семинарии во Влоцлавке.

29 июля 1918 года Римский папа Бенедикт XV назначил Владислава Крыницкого титулярным епископом Ахантуса и вспомогательным епископом епархии Влоцлавека. 10 ноября 1918 года состоялось рукоположение Владислава Коыницкого в епископа, которое совершил гнезненский архиепископ Эдмунд Дальбор в сослужении с епископом Влоцлавека Казимежом Здзитовецким и епископом Плоцка Антонием Нововейским.

21 ноября 1927 года Римский папа Пий XI назначил Владислава Крыницкого епископом Влоцлавека.

Скончался 7 декабря 1928 года.

Литература

• Nitecki P., Biskupi kościoła katolickiego w Polsce w latach 965—1999, słownik biograficzny, Instytut wydawniczy Pax, Warszawa 2000, ISBN 83-211-1311-7.

Ссылки

• [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bkryn.html Информация]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Крыницкий, Владислав Павел

Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.