Крэнцлайн, Элвин

Элвин Крэнцлайн
Общая информация
Дата и место рождения
Личные рекорды
Международные медали
Олимпийские игры Золото Париж 1900 60 м Золото Париж 1900 110 м с/б Золото Париж 1900 200 м с/б Золото Париж 1900 длина

Элвин Кристиан Крэнцлайн (англ. Alvin Christian Kraenzlein; 12 декабря 1876, Милуоки — 6 января 1928, Уилкс-Барре) — американский легкоатлет, четырёхкратный чемпион летних Олимпийских игр 1900. Он до сих пор единственный легкоатлет, которому удалось стать четырежды чемпионом на одних Играх и только в индивидуальных дисциплинах.

Биография и достижения

Крэнцлайн родился в Милуоки, Висконсин. Учился в университете Висконсина-Медисона, позже — в Пенсильванском университете, — на стоматолога.

Свой первый титул в лёгкой атлетике Крэнцлайн получил в 1897 году, когда победил в беге с барьерами на 220 ярдов в соревнованиях Любительского атлетического союза. В последующие несколько лет он заработал ещё ряд титулов, став победителем в 5 чемпионатах союза в беге с барьерами и прыжках в длину. В это время, он стал применять новую технику для барьерного беге — он преодолевая барьер с прямой передней ногой, и эта техника до сих пор применяется многими спортсменами.

На летних Олимпийских играх 1900 он участвовал в четырёх дисциплинах, каждую из которой выигрывал. Сначала, 14 июля, он соревновался в беге на 110 м с барьерами и прыжке в длину. В забеге, он сначала выиграл полуфинал, а затем и заключительную гонку, установив при этом Олимпийский рекорд. В соревнованиях по прыжкам, которые проходили 14 и 15 июля, в первый день лидировал американец Майер Принштайн, а Крэнцлайн шёл прямо за ним. Принштайн не стал принимать участие на следующий день по религиозным убеждениям (это было воскресенье), и Крэнцлайн смог обойти его на один сантиметр, поставив своего соотечественника на второе место. Серебряный призёр настолько разозлился, что ударил чемпиона в лицо.

Также, 15 июля он соревновался в беге на 60 м. Выиграв и полуфинал, и финал с результатом в 7 секунд в обоих, он получил свою третью золотую медаль.

16 июля он участвовал в своём последнем соревновании — в беге на 200 м с барьерами. Выиграв и предварительный, и заключительный забеги, он стал уже четырёхкратным чемпионом и самым титулованным спортсменов тех Игр.

После Олимпийских игр, Крэнцлайн стал обладателем нескольких мировых рекордов в четырёх разных дисциплинах. После этого он завершил свою спортивную карьеру, и стал стоматологом. Однако вскоре он стал тренером, и начал работать с командой Мичиганского университета. В 1913 году он заключил пятилетний контракт с немецкой национальной сборной за 50 000 $, но из-за начала Первой мировой войны стал армейским инструктором. После войны, Крэнцлайн начал работать с кубинской сборной, а затем занялся командой Пенсильванского университета до своей смерти от болезни сердца 6 января 1928 года.

В 1985 году он был включён в Американский легкоатлетический зал славы.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/kr/al-kraenzlein-1.html Элвин Крэнцлайн на sports-reference.com]  (англ.)
• [www.olympic.org/uk/athletes/profiles/bio_uk.asp?PAR_I_ID=58701 Элвин Крэнцлайн на сайте МОК]  (англ.)
• [users.skynet.be/hermandw/olymp/biokr.htm Информация об участии Элвина Крэнцлайна на Олимпийских играх]  (англ.)
• Информация об Элвине Крэнцлайне — [www.archives.upenn.edu/histy/people/1800s/kraenzlein_alvin_c.html Сайт 1], [encarta.msn.com/encyclopedia_761582329/Alvin_Kraenzlein.html Сайт 2]  (англ.)
• [www.usatf.org/HallOfFame/TF/showBio.asp?HOFIDs=90 Элвин Крэнцлайн на сайте Американского легкоатлетического зала славы]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Крэнцлайн, Элвин

Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.