Крюгер, Джимми

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джимми Крюгер
англ. James Thomas Kruger
Министр юстиции, полиции и тюрем ЮАР
19741979
председатель Сената ЮАР
19791980
 
Рождение: 1917(1917)
Смерть: 1987(1987)
Партия: Национальная партия, Консервативная партия

Джеймс Томас Крюгер (англ. James Thomas Kruger; африк. Jimmy Kruger; 1917—1987), более известен как Джимми Крюгер — южноафриканский политик и государственный деятель времён апартеида, министр юстиции полиции и тюрем в правительстве Балтазара Форстера 1974—1979, председатель Сената ЮАР в 1979—1980. Проводил на министерском посту жёсткую репрессивную политику. Выступал против реформ Питера Боты. Участвовал в создании антиреформистской оппозиции, объединявшей последовательных сторонников апартеида.





Инженер и юрист

Ранние годы Джимми Крюгера в открытых источниках практически не описаны. Обычно сообщается, что родился он в Уэльсе, в подростковом возрасте перебрался в ЮАС, был усыновлён африканерской семьёй[1]. Однако другие источники утверждают, будто Крюгер был уроженцем Оранжевой Республики[2].

Работал инженером на золотых рудниках в Бракпане и Барбертоне. Окончил Университет Южной Африки и Витватерсрандский университет, получил искусствоведческое и юридическое образование. С 1955 занимался адвокатской практикой в Йоханнесбурге.

В 1977 советский сатирический журнал Крокодил посвятил Джимми Крюгеру очерк, в котором утверждалось, будто он с детства мечтал служить в тюремной охране[3].

Политик апартеида

Даже если верно, что Джимми Крюгер являлся этническим валлийцем и выходцем из Великобритании, он в полной мере проникся «бурской идеологией». Состоял в Национальной партии, придерживался идей белого национализма и расизма, был приверженцем системы апартеида. Являлся также крайним антикоммунистом.

В 1962 Крюгер избрался от Национальной партии в региональное законодательное собрание Трансвааля. В 1966 был избран в парламент ЮАР. Примыкал к крайне правому крылу партии, возглавляемому Балтазаром Форстером. В 1972 получил в правительстве Форстера должность заместителя министра полиции, затем заместителя министра социального обеспечения.

В 1974 Форстер назначил Крюгера министром юстиции, полиции и тюрем. Таким образом, в его ведении оказался практически весь репрессивный аппарат ЮАР, за исключением спецслужбы БОСС. На этом посту Крюгер проводил жёсткую политику защиты принципов апартеида, подавления АНК и ЮАКП, вооружённого подполья и массовых протестов[4]. От полиции Крюгер требовал маневренности и оперативности в подавлении выступлений «банту»[5].

Период руководства Крюгера был отмечен такими событиями, как расстрел демонстрации африканских школьников в Соуэто и гибель в тюрьме известного правозащитника Стива Бико. Фраза Крюгера, произнесённая после смерти Бико: Dit laat my koud — «Это оставляет меня равнодушным»[6] — вызвала политический скандал международного уровня.

Консерватор в отставке

Массовые протесты и репрессии, фактическое военное поражение в Анголе, коррупционный скандал в Министерстве информации («афера Эшеля Руди») подорвали позиции правительства Форстера. В сентябре 1978 Форстер ушёл в отставку с поста премьер-министра и вскоре переместился на президентскую должность — почётную, но в то время не связанную с реальной властью. Через несколько месяцев он оставил и президентский пост.

Правительство возглавил Питер Бота, ориентированный на проведение реформ и некоторые уступки чернокожему большинству. Джимми Крюгер выступал категорически против. В результате в 1979 он был снят с министерского поста. Около года он председательствовал в сенате ЮАР, но с 1981 верхняя палата южноафриканского парламента была упразднена.

Крайне правые сторонники белого расизма и апартеида порывали с Национальной партией Боты. Их лидер Андрис Треурнихт в 1982 создал антиреформистскую Консервативную партию. Джимми Крюгер выступил одним из её основателей, однако этот политический проект не получил масштабного развития. Большая часть белой общины ЮАР поддержала реформы Боты. Партия Треурнихта—Крюгера имела свою группу поддержки, набрав впоследствии 31 % голосов на выборах 1989 года[7].

Скончался Джимми Крюгер 9 мая 1987 в возрасте 69 лет.

Семья

Джимми Крюгер был женат на известной в ЮАР писательнице Сьюзен Крюгер и имел двоих детей. Именем Сьюзен Крюгер назван паром, на котором осуществляются экскурсионные туры на остров Роббен, где при министре Крюгере находился в заключении Нельсон Мандела[8].

В сентябре 1999 адвокат Эйтель Крюгер, сын Джимми Крюгера, вступил в правящую партию Африканский национальный конгресс, против которой его отец вёл жёсткую репрессивную борьбу. Этот шаг был расценён как шокирующий и мотивированный исключительно карьерными интересами. Перефразируя слова Крюгера-старшего о смерти Стива Бико, комментаторы писали: «Отступничество сына не оставило бы его равнодушным»[9].

Кинообраз

Джимми Крюгер выведен как отрицательный персонаж в фильмах Клич свободы (о Стиве Бико) и Прощай, Бафана (о Нельсоне Манделе). В «Кличе свободы» роль министра Крюгера исполнил Джон Тоу.

См. также

Напишите отзыв о статье "Крюгер, Джимми"

Примечания

  1. [freedomstruggles.wordpress.com/2015/05/04/james-jimmy-thomas-kruger/ James (Jimmy) Thomas Kruger]
  2. [www.munzinger.de/search/portrait/James+T+Kruger/0/15312.html James T. Kruger südafrikanischer Politiker]
  3. «Крокодил», июль 1982
  4. [www.nytimes.com/1987/05/10/obituaries/jt-kruger-quelled-soweto-riot.html J.T. KRUGER, QUELLED SOWETO RIOT]
  5. [www.nelsonmandela.org/omalley/index.php/site/q/03lv01538/04lv01828/05lv01993/06lv02001.htm The 70’s riot control — Jimmy Kruger]
  6. [remembered.co.za/obituary/view/1883 James Thomas «Jimmy» Kruger 1917—1987]
  7. [en.wikipedia.org/w/index.php?title=South_African_general_election,_1989&oldid=637637961 South African general election, 1989] (англ.) // Wikipedia, the free encyclopedia.
  8. [www.robben-island.org.za/tours#tourtypes GENERAL TOUR SCHEDULE / ROBBEN ISLAND FERRIES. SUSAN KRUGER]
  9. [sbeta.iol.co.za/news/politics/jimmy-kruger-s-son-finds-home-in-anc-11648 Jimmy Kruger’s son finds home in ANC]

Отрывок, характеризующий Крюгер, Джимми

И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.