Крюков, Дмитрий Львович
Дми́трий Льво́вич Крю́ков (8 (20) апреля 1809—5 (17) марта 1845) — русский филолог.
Родился в семье преподавателя рисования Казанского университета. Получил домашнее образование[1]. Затем он окончил словесное отделение Казанского университета (1827), поступил во вновь учреждённый тогда Профессорский институт в Дерпте, где приобрёл уменье легко и изящно говорить по-латыни. В 1833 году он получил степень доктора философии, защитив диссертацию: «In Taciti Agricolam observationes» (Дерпт, 1832), и был отправлен за границу — в Берлине слушал лекции Августа Бека.
С 1835 года Крюков был экстраординарным профессором римской словесности и древностей в Московском университете — читал лекции и по древней истории; в 1837 году назначен ординарным профессором. Преподавал также латинский язык в Московском дворянском институте.
Были изданы его труды: «Agricola» Тацита, с примеч. (М., 1836); «De Q. Curtii Rufi aetate», речь на акте 1836 г. (Москва, 1836) и «Andeutungen über den ursprünglichen Religionsunterschied der Römischen Patricier und Plebeier» (Лейпциг, 1849, под псевдонимом Dr. D. Pellegrino[2]). В «Москвитянине» в 1841 году Крюков поместил статьи: «О трагическом характере истории Тацита» и «Несколько слов о деле драматического искусства по поводу игры г. Каратыгина».
Эстетик по природе и воспитанию, гуманный, полный изящества и воодушевления, Крюков, как профессор, производил на слушателей неотразимое впечатление; его часто называли рядом с Грановским. Памяти Крюкова было посвящено прочувствованное стихотворение Фета.
Напишите отзыв о статье "Крюков, Дмитрий Львович"
Примечания
- ↑ Учителями у него были А. Т. Ананьев (латинский язык, позже был инспектором и директором Тверской гимназии); И. Ф. Краузе (французский язык, позже директор московского Дворянского института); профессор Эрдман (немецкий язык).
- ↑ Половцов сообщает, что эта работа была издана в 1842 году под псевдонимом Dr. С. Pellegrino. Это сочинение, оставшееся неоконченным, имело целью проследить отличия римских патрициев и плебеев в их верованиях и учреждениях.
Литература
- Крюков, Дмитрий Львович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Крюков, Дмитрий Львович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Отрывок, характеризующий Крюков, Дмитрий Львович
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
