Крёстный отец (фильм)

Крёстный отец
The Godfather
Жанр	эпическая гангстерская драма
Режиссёр	Френсис Форд Коппола
Продюсер	Альберт Рудди
Автор сценария	Марио Пьюзо Френсис Форд Коппола
В главных ролях	Марлон Брандо Аль Пачино Джеймс Каан
Оператор	Гордон Уиллис
Композитор	Нино Рота
Кинокомпания	Paramount Pictures
Длительность	175 мин.
Бюджет	6 млн долл.
Сборы	268,5 млн долл.
Страна	США США Италия Италия
Год	1972
Следующий фильм	Крёстный отец 2
IMDb	ID 0068646
Выход фильма «Крёстный отец» (оригинальное название — The Godfather)

К:Фильмы 1972 года

«Крёстный отец» (англ. The Godfather) — эпическая гангстерская драма режиссёра Фрэнсиса Форда Копполы. Экранизация одноимённого романа Марио Пьюзо, изданного в 1969 году. Слоган: «Предложение от которого невозможно отказаться». Главные роли исполняют Аль Пачино, Марлон Брандо и Джеймс Каан.

Считается величайшим гангстерским фильмом по мнению Американского института киноискусства и одним из лучших фильмов в истории кинематографа. Стабильно входит в первую пятёрку 250 лучших фильмов по версии веб-сайта IMDB.

Фильм получил три премии «Оскар»: как лучший фильм года, за лучший адаптированный сценарий Пьюзо и Копполы, актёрскую работу Брандо — и ещё 19 различных наград и 17 номинаций. Также занимает третью строчку в списке лучших фильмов за всю историю американского кинематографа, «100 лет… 100 фильмов (10-я юбилейная редакция)» (англ. AFI’s 100 Years… 100 Movies (10th Anniversary Edition)), ежегодно издаваемого Американским институтом киноискусства, уступая лишь киноленте «Гражданин Кейн».

Съёмки фильма проходили в течение четырёх месяцев в середине 1971 года. Премьера состоялась в марте 1972 года (11 или 15 марта). При небольшом бюджете в 6 миллионов долларов фильм собрал в прокате 268,5 миллиона.

Сюжет

Фильм «Крёстный отец» — криминальная сага, повествующая о нью-йоркской сицилийской мафиозной семье Корлеоне. Фильм охватывает период 1945—1955 годов.

Действие картины начинает разворачиваться летом 1945 года во время праздничного приёма в доме дона Вито Корлеоне (Марлон Брандо) в честь свадьбы его дочери Конни (Талия Шайр) и Карло Рицци (Джанни Руссо). В это время дон Вито — глава мафиозного клана Корлеоне, известный всем как «Крёстный отец», — и личный юрист семейства и консильери Том Хэген (Роберт Дюваль) принимают поздравления и слушают просьбы от друзей и партнёров, которые те высказывают, зная, что «ни один сицилиец не сможет отказать в просьбе в день свадьбы своей дочери». Тем временем любимый младший сын дона Майкл (Аль Пачино), герой Второй мировой войны, честно рассказывает своей подруге Кей Адамс (Дайан Китон) истории о «специфической» профессии своего отца и его окружающих, однако заверяет её, что «это его семья, но не он сам».

Среди приглашённых гостей на празднике появляется известный певец Джонни Фонтэйн (Аль Мартино), крестник Корлеоне, прибывший из Голливуда, чтобы попросить дона Вито помочь получить роль в фильме, которая оживит его затухающую славу. Джонни говорит, что глава киностудии Джек Вольц (Джон Марли) не даёт ему роль, на что дон отвечает, что «сделает ему предложение, от которого он не сможет отказаться» и посылает Хэгена в Калифорнию устранить проблему. Джек Вольц сначала резко, а потом (узнав, кого представляет Хэген) более дипломатично, настаивает на своей позиции и говорит, что ни за что не даст роль Фонтейну, потому что тот отбил любовницу у Вольца — восходящую кинозвезду. На следующее утро Вольц в ужасе обнаруживает у себя в постели отрубленную голову племенного скакуна, приобретённого за 600 000 долларов. Фонтейн получает роль.

Семья Корлеоне за долгие годы упорной работы практически монополизировала связи, обеспечивающие политическое прикрытие сицилийским преступным кланам. Такое положение дел совсем не устраивает остальные кланы, ведь с каждым годом клан Корлеоне становится всё более богатым и влиятельным. Реализуя тщательно спланированный и продуманный план, они начинают наступление на клан Корлеоне. Операция начинается якобы с просьбы недавно прибывшего из Европы Вёрджила «Турка» Соллоццо (Эл Леттери), поддерживаемого кланом Татталья. Солоццо вежливо, но достаточно настойчиво просит дона Корлеоне оказать политическое и юридическое прикрытие в новом перспективном направлении — торговле наркотиками. Взамен Солоццо предлагает возможность частично финансировать наркоторговлю и долю в 30 %. Дон Корлеоне понимает, что всё решили без его клана и его ставят перед фактом. Дон Корлеоне отказывается, объясняя это тем, что его политическое влияние было бы дискредитировано причастностью к торговле наркотиками. Дон Корлеоне понимает, что без политического прикрытия, которое может обеспечить только его клан, бизнес Солоццо обойтись всё-таки не может. Вито понимает — отказав Солоццо и отказавшись участвовать в сверхприбыльном наркотическом бизнесе, семья Корлеоне ослабляет свои позиции и вынуждает Солоццо и тех, кто стоит за ним, устранять преграду. Желая предупредить следующие действия конкурирующих кланов и Солоццо, Вито, не желая ждать их следующего хода, посылает своего лучшего бойца Луку Брази (Ленни Монтана) войти в доверие Солоццо и клану Таталья. Враждебный клан безошибочно угадывает ход Корлеоне и убивает Луку Брази. Война фактически объявлена.

Накануне Рождества в дона Корлеоне выпускают из револьверов пять пуль. Заменяющий внезапно заболевшего охранника средний брат Фредо не смог защитить отца. Основная сила клана Корлеоне — это личные связи дона Корлеоне, с его смертью монополия на политическое прикрытие будет разрушена, а клан Корлеоне лишится своего главного козыря. Уверенные в смерти Вито Корлеоне, Солоццо и Татталья, демонстрируя силу, похищают Хэгена, чтобы передать через него предложение для Сонни принять их условия. Однако Вито Корлеоне выжил после покушения. Взбешённый покушением на отца, Сонни отказывается вести переговоры и ставит клану Татталья ультиматум — либо они выдают для расправы Солоццо, либо семья Корлеоне объявляет войну всем. Сонни до сих пор не понимает, что дело совсем не в Солоццо, а война уже давно объявлена.

Клан Корлеоне собирается на совет. Майкл отстранённо наблюдает за первыми распоряжениями Сонни в качестве главы семьи. Первыми распоряжениями Сонни являются приказ убить охранника дона, который оказался больным в день покушения, и найти куда-то пропавшего Луку Брази. Татталья отказываются выдать Солоццо и вместо этого, демонстрируя силу и провоцируя Сантино, посылают Корлеоне доказательство смерти Луки Брази — дохлую рыбу, завёрнутую в бронежилет Луки.

Майкл навещает своего отца в больнице и с ужасом обнаруживает, что охрана из полицейских кем-то снята и дона никто не охраняет. Понимая, что на отца прямо сейчас будет совершено повторное покушение, он перемещает его в другую палату, предупреждает по телефону Сонни о беззащитности отца, а сам становится перед входом в больницу, изображая охранника. С помощью подошедшего пекаря Энцо, который чувствует себя обязанным дону, он вводит в заблуждение людей Солоццо, которые подъезжают к больнице, чтобы добить Корлеоне. Люди Солоццо уезжают, увидев, что дона всё-таки охраняют. Вместо них приезжают полицейские во главе с коррумпированным капитаном Марком МакКласки (Стерлинг Хэйден), который в ответ на обвинение в связях с Соллоццо наносит Майклу сильный удар в лицо. В это время появляется Хэген с новыми охранниками для дона Корлеоне. МакКласки в бешенстве вынужден ретироваться. Тессио сообщает Майклу, что они убили Бруно Татталья, сына главы семейства, и разрушительная война группировок началась. Майкл понимает, что вспыльчивый и склонный к непродуманным действиям Сонни не способен успешно противостоять объединённым вражеским кланам и вынужден включиться в борьбу.

Солоццо понимает, что атака провалилась, дон Корлеоне жив, а клан Корлеоне уже оправился от вероломного нападения и вскоре обрушит всю свою военную и политическую мощь на своих обидчиков. Однако дон Корлеоне без сознания и в любую минуту может умереть. Солоццо ищет возможности немедленно обсудить ситуацию и предложить новые, более выгодные условия клану Корлеоне. Солоццо предлагает использовать для переговоров Майкла, так как всем известно, что он не участвует в семейном бизнесе клана Корлеоне. Майкл неожиданно предлагает эффективный способ нанести ощутимый удар врагам и изменить расстановку сил. Майкл хочет лично убить Солоццо и МакКласки на этой встрече. Это поначалу веселит Сонни и Клеменца (Ричард Кастеллано). Однако Майкл убеждает их в серьёзности и хладнокровности своих намерений и заявляет в ответ: «Ничего личного. Это только бизнес».

Во время встречи с Солоццо в закусочной Майкл выходит в туалет, где достаёт из тайника заранее спрятанный там револьвер и стреляет в голову Солоццо и МакКласки, после чего подаётся в бега на Сицилию. Война семьи Корлеоне с объединившимися против них «пятью семействами» в самом разгаре.

В Нью-Йорке дон Корлеоне возвращается домой из больницы и с удивлением узнаёт о последних событиях и что именно Майкл убил Солоццо и МакКласки. Он очень огорчён этим известием, так как не хотел компрометировать Майкла участием в семейном бизнесе. Возможность легальной карьеры Майкла навсегда разрушена, а сам Майкл находится за границей в бегах. Резиденция семьи Корлеоне превращена в крепость, и враждебные кланы, неся ощутимые потери, ищут возможности подобраться к непримиримому Сантино.

Несколько месяцев спустя, в 1948 году, Сонни начинает замечать неладное в семейных отношениях своей сестры Конни. Её муж Карло Рицци последовательно унижает и избивает Конни. Скорый на расправу Сонни жёстко избивает Карло посреди улицы на всеобозрение за то, что тот бил беременную Конни, и предупреждает его, что если такое повторится, то он его убьёт. Несмотря на страшное предупреждение, Карло вновь избивает Конни. Разъярённый Сонни без охраны мчится к сестре, но на въезде на платную дорогу он попадает в подготовленную засаду и его расстреливают вражеские боевики.

На Сицилии Майкл влюбляется и женится на местной девушке Аполлонии Вителли (Симонетта Стефанелли), которая погибает во время попытки завести автомобиль, в который была заложена бомба, предназначавшаяся для Майкла.

Дон Корлеоне ещё не оправился от ранений, но, лишившись преемника и старшего сына и узнав о покушении на Майкла, вынужден вернуться к делам и спасать положение. Он организует встречу глав «пяти семейств» с целью положить конец войне. За причину беспрепятственного окончания войны он принимает то, что его сын и сын Татталья мертвы (семья Корлеоне отмщена). На встрече дон Корлеоне говорит, что продолжение войны не только приведёт всех к разорению, но и также что её окончание — это единственная возможность для Майкла безопасно вернуться домой. Изменив ради этого своим принципам, дон соглашается поддержать дело Татталья относительно импорта наркотиков, при условии, что оно будет управляемо и наркотики не будут продаваться детям. Вторым его условием является требование гарантии безопасного возвращения Майкла. После обсуждения различных вопросов на встрече глав кланов и оценке поведения и реакций участников, дон говорит Хэгену, что организатором атаки на семью на самом деле были не Солоццо и клан Татталья, а клан Барзини.

Майкл возвращается с Сицилии. Дон Корлеоне готовит Майкла к вступлению в должность. В 1951 году, более чем через год после своего возвращения, он встречается со своей прежней подругой Кей и предлагает ей выйти за него замуж. После смерти Сонни дон практически удаляется от дел, средний брат Фредо (Джон Казале) совершенно не способен к управлению, и Майкл фактически становится главой всего преступного синдиката, но он обещает Кей сделать бизнес своего отца полностью легальным в течение пяти лет.

В расстановке сил клана Корлеоне происходят перемены: все дела ведёт Майкл, отец берёт на себя обязанности консильери (советника), а Том Хэген, который не справился с ситуацией после покушения на дона Корлеоне, отстраняется от дел и становится адвокатом клана. Хэген высказывает дону недовольство относительно своего нынешнего положения и политики Майкла, но Вито подтверждает - теперь всё решает Майкл.

Связанный обещанием отца не вести враждебных действий против вражеских кланов, Майкл не может бездействовать, глядя, как враги прибирают к рукам бизнес семьи. Майкл применяет революционную стратегию (позднее она попадёт в учебники по бизнесу) — и переводит бизнес семьи на другую территорию, в Неваду. В Лас-Вегасе Майкл встречается с крупным владельцем сети гостиниц и казино Мо Грином (Алекс Рокко), достаточно жёстко ставит его перед фактом, что клан Корлеоне решил перевести свой бизнес в Неваду, и предлагает выкупить долю Мо Грина в казино. Мо не соглашается принять предложение и ставит себя под удар. Искать причину вины Мо Грина долго не пришлось — выясняется, что Мо Грин позволил себе ударить Фредо на публике. Фредо пытается сгладить ситуацию, выгораживая Мо, однако Майкл непреклонен.

Майкл возвращается в Нью-Йорк. Дон Вито разгадывает замыслы врагов и говорит, что после его смерти Барзини вызовет Майкла на встречу, во время которой Майкла убьют. Человек, который передаст предложение, — предатель. Вскоре дон умирает от сердечного приступа во время игры в саду со своим внуком Энтони. На похоронах Тессио передаёт Майклу предложение о встрече от Барзини — предсказания Вито сбываются.

Майкл соглашается быть крёстным отцом сына Карло и Конни. Во время церемонии крещения его люди уничтожают всех до единого главарей пяти враждебных семейств:

• Дон Кунео расстрелян во вращающейся двери руками Вилли Чиччи.
• Дон Страччи застрелен Клеменца в лифте.
• Дон Татталья застрелен Рокко Лампоне в постели вместе с проституткой.
• Дон Барзини застрелен Альбертом Нери, который для этого надел свою старую полицейскую форму.
• Мо Грин также застрелен убийцей во время сеанса массажа.

Тессио понимает, что заговор раскрыт. Он говорит Хэгену, что его поступок — это «всего лишь бизнес», робко просит о прощении, но Хэген ему отказывает. Тессио уезжает с людьми Майкла навстречу своей смерти. Майкл обещает Карло, что если тот признается в соучастии в убийстве Сонни, он не будет мстить мужу своей сестры и отцу крёстника. Карло верит Майклу и признаётся в том, кто его нанял. Майкл даёт Карло билет на самолёт до Лас-Вегаса. Карло садится в машину, чтобы ехать в аэропорт, но тут же погибает от удавки Клеменца.

Конни во всеуслышание обвиняет Майкла в убийстве мужа и связывает его со всеми смертями, о которых пишут в газетах. Кей начинает расспрашивать его относительно смерти Карло, но Майкл отказывается ей отвечать. Она настаивает, Майкл сдаётся и даёт право на единственный вопрос относительно его дел, она повторяет вопрос, и тогда он отвечает, что «это неправда». Кей, поверив ему, успокаивается.

Фильм заканчивается тем, что Кей, только что заверенная мужем в непричастности последнего к смерти Карло и других, видит через дверной проём кабинета, как Клеменца целует руку Майкла, приветствуя его, как нового дона Корлеоне. Дверь в кабинет закрывается, и закрывается между Кей и Майклом.

Отличия от романа

Одним из основных отличий романа от фильма является ретроспектива ранней жизни Дона Корлеоне, включающая в себя обстоятельства его эмиграции в Америку, описание жизни его семьи, убийство Дона Фануччи, развитие карьеры в мире мафии. Всё это было использовано позже в продолжении к первой части «Крёстный отец 2».

Также при экранизации было вырезано много эпизодов из жизни других героев. Например, в фильме не были показаны неудачи Джонни Фонтэйна с женщинами и его проблемы с голосом; история любовной связи Сантино и Люси Манчини, а также его уличные хулиганства, совершаемые в подростковом возрасте; полностью отсутствует линия доктора Джулиуса Сегала, который восстановил лицевые кости Майкла, повреждённые ударом МакКласки; наличие склонности к педофилии у Джека Вольца.

Фильм начинается сценой, где гробовщик Америго Бонасера ищет справедливости у Дона. За помощью далее приходит пекарь Назорин, затем Лука Брази и Джонни Фонтейн. В книге же порядок следующий: пекарь, Лука, гробовщик, Фонтейн.

В фильме продюсер Джек Вольц показан как влиятельный и богатый представитель шоу-бизнеса. В книге также упоминается о возможных широких связях этого человека в правительстве — он является советником президента США по вопросам кино, а также утверждает о своей дружбе с директором ФБР, что, вероятно, является лишь хвастовством.

Согласно книге, Майкл объясняет свою решимость Сонни словами: «Они сделали это личным, стреляя на улице. Насилие — это не бизнес, это личное», но в кинофильме он отвечает девизом отца: «Ничего личного. Это только бизнес».

В сцене возле больницы, когда к схваченному Майклу подоспевают верные семье люди, в фильме Том Хэген забирает сына дона и объясняет капитану полиции, что теперь за Вито Корлеоне будут присматривать частные детективы. В книге же на помощь Майклу подоспел адвокат Клеменца, а Тома он видит лишь спустя время, очнувшись в больнице.

В романе Кей узнает о возвращении Майкла с Сицилии случайно, позвонив его матери, и сама приезжает в Лонг-Бич, где встречается с Майком. В кинофильме Майкл находит Кей сам.

В фильме были значительно уменьшены характерные линии некоторых героев. До минимума были сведены роли: Джонни Фонтейна, Люси Манчини, Рокко Лампоне и Ал Нери (последние два не произносят в фильме ни слова). Полностью удалены из фильма доктор Джулиус Сегал, Нино Валенти и доктор Тацци из Сицилии. Также в книге Майкл и Кей имеют двух сыновей, но в фильме у них сын и дочь.

По книге, Фабрицио (один из телохранителей Майкла в Сицилии) убит наряду с другими во время «сцены крещения».

Окончание книги отличается от конца кинофильма: фильм заканчивается на 31 главе, когда Кей сама понимает, что Майкл стал подобен своей семье, а книга заканчивается 32 главой, в которой Хэген рассказывает обо всех делах её мужа. Во время «сцены крещения» в фильме все главы четырёх семейств были убиты. В романе были убиты только Барзини и Татталья.

Марио Пьюзо сам писал сценарий для всей кинотрилогии, поэтому был в курсе всех расхождений.

Между тем существует раритетный телевизионный сериал «Крёстный отец: Сага», выпущенный в 1977 году. Сериал перемонтирован в «правильном» хронологическом порядке, относительно истории семьи Корлеоне (ретроспектива с Де Ниро показана в начале, далее события первой части и т. д.), с добавлением удалённых из полнометражных фильмов эпизодов: эпизод с намёком на педофилию Джека Вольца, убийство Фабрицио путём взрыва его автомобиля (происходит одновременно с событиями «Крёстный отец 2») и прочие. Всего добавленные сцены составляют около 60 минут экранного времени. Позже «Сага» была дополнена материалом третьей части и выпущена на видео под названием «Крёстный отец. Трилогия. 1901—1980».

В ролях

Актёр	Роль
Аль Пачино	Майкл Корлеоне — Младший сын в семье Корлеоне. Его метаморфоза из обычного молодого человека в босса мафии — ключевая сюжетная линия фильма. Майкл Корлеоне — Младший сын в семье Корлеоне. Его метаморфоза из обычного молодого человека в босса мафии — ключевая сюжетная линия фильма.
Марлон Брандо	Дон Вито Корлеоне — Глава мафиозного клана Корлеоне, известный всем как «Крёстный отец». Отец Сонни, Фредо, Майкла и Конни; приёмный отец Тома Хэгена. Муж Кармеллы Корлеоне. Дон Вито Корлеоне — Глава мафиозного клана Корлеоне, известный всем как «Крёстный отец». Отец Сонни, Фредо, Майкла и Конни; приёмный отец Тома Хэгена. Муж Кармеллы Корлеоне.
Джеймс Каан	Сантино «Сонни» Корлеоне — Старший сын дона Вито. Считается преемником Вито. Горяч, импульсивен и скор на расправу. Сантино «Сонни» Корлеоне — Старший сын дона Вито. Считается преемником Вито. Горяч, импульсивен и скор на расправу.
Роберт Дюваль	Том Хэген — Приёмный сын дона Вито. Адвокат. Исполняющий обязанности консильери. Том Хэген — Приёмный сын дона Вито. Адвокат. Исполняющий обязанности консильери.
Джон Казале	Фредерико «Фредо» Корлеоне — Средний сын дона Вито. Из всех братьев кажется самой невзрачной и слабой в характерном плане фигурой. Фредерико «Фредо» Корлеоне — Средний сын дона Вито. Из всех братьев кажется самой невзрачной и слабой в характерном плане фигурой.
Талия Шайр	Констанция «Конни» Корлеоне-Рицци — Единственная дочь Дона Вито. Замужем за Карло Рицци. Констанция «Конни» Корлеоне-Рицци — Единственная дочь Дона Вито. Замужем за Карло Рицци.
Дайан Китон	Кей Адамс — Подруга Майкла, а впоследствии вторая жена и мать его детей. Кей Адамс — Подруга Майкла, а впоследствии вторая жена и мать его детей.
Ричард Кастеллано	Питер Клеменца — Капореджиме клана Корлеоне. Питер Клеменца — Капореджиме клана Корлеоне.
Эйб Вигода	Сальваторе Тессио — Капореджиме клана Корлеоне. Сальваторе Тессио — Капореджиме клана Корлеоне.
Аль Леттьери	Вёрджил «Турок» Соллоццо — Дилер, занимающийся импортом наркотиков. Связан с семейством Татталья. Вёрджил «Турок» Соллоццо — Дилер, занимающийся импортом наркотиков. Связан с семейством Татталья.
Джанни Руссо	Карло Рицци — Муж Конни. Становится партнёром семейства Корлеоне и впоследствии предаёт Сонни. Карло Рицци — Муж Конни. Становится партнёром семейства Корлеоне и впоследствии предаёт Сонни.
Стерлинг Хэйден	капитан Марк Маккласки — Коррумпированный капитан полиции Нью-Йорка, сотрудничающий с Солоццо. капитан Марк Маккласки — Коррумпированный капитан полиции Нью-Йорка, сотрудничающий с Солоццо.
Ленни Монтана	Лука Брази — Наёмный убийца, нанятый доном Вито. Лука Брази — Наёмный убийца, нанятый доном Вито.
Ричард Конте	Дон Эмилио Барзини — Глава семейства Барзини. Дон Эмилио Барзини — Глава семейства Барзини.
Аль Мартино	Джонни Фонтэйн — Знаменитый певец. Крестник дона Вито. Джонни Фонтэйн — Знаменитый певец. Крестник дона Вито.
Джон Марли	Джек Вольц — Глава киностудии в Голливуде. Джек Вольц — Глава киностудии в Голливуде.
Алекс Рокко	Мо Грин — Давний партнёр семьи Корлеоне. Имеет сеть гостиниц и казино в Лас-Вегасе. Мо Грин — Давний партнёр семьи Корлеоне. Имеет сеть гостиниц и казино в Лас-Вегасе.
Моргана Кинг	Кармелла Корлеоне — Жена дона Вито. Мать Сонни, Фредо, Майкла и Конни, а также приёмная мать Тома Хагена. Кармелла Корлеоне — Жена дона Вито. Мать Сонни, Фредо, Майкла и Конни, а также приёмная мать Тома Хагена.
Коррадо Гайпа	Дон Томмазино — Старый друг Вито Корлеоне, укрывший Майкла во время его бегства на Сицилию. Дон Томмазино — Старый друг Вито Корлеоне, укрывший Майкла во время его бегства на Сицилию.
Виктор Рендина	Дон Филипп Татталья — Глава семейства Татталья. Дон Филипп Татталья — Глава семейства Татталья.
Симонетта Стефанелли	Аполлония Вителли-Корлеоне — Первая жена Майкла, с которой он познакомился на Сицилии. Аполлония Вителли-Корлеоне — Первая жена Майкла, с которой он познакомился на Сицилии.
Том Роски	Рокко Лампоне — Боевик под началом Клеменца, занявший в семействе место убитого предателя Полли Гато. Будущий капореджиме семейства Корлеоне. Рокко Лампоне — Боевик под началом Клеменца, занявший в семействе место убитого предателя Полли Гато. Будущий капореджиме семейства Корлеоне.
Джо Спинелл	Уилли Чиччи — Боевик семейства Корлеоне. Уилли Чиччи — Боевик семейства Корлеоне.
Ричард Брайт	Аль Нери — Телохранитель Майкла. Позже становится капореджиме семьи Корлеоне. Аль Нери — Телохранитель Майкла. Позже становится капореджиме семьи Корлеоне.

Создание

Фрэнсис Форд Коппола загорелся идеей снять фильм после прочтения книги. По его словам, если бы он пришёл с этой идеей к кинокомпании «Парамаунт» на 4 месяца позже, то ему бы не доверили съемки этого фильма. Кинокомпания изначально отнеслась к проекту как к небольшой гангстерской драме и не ожидала большого успеха. Спустя полгода книга Марио Пьюзо обрела большую популярность, а фильм стал ожидаемым проектом. Кинокомпания не решилась менять режиссёра посреди съемок.

Место режиссёра фильма было сначала предложено Серджо Леоне, но тот отказался. Впоследствии Леоне сожалел о своём решении и в качестве своеобразного реванша снял в 1984 году столь же масштабный гангстерский фильм «Однажды в Америке».

При утверждении кинопроекта кинокомпания «Парамаунт» выдвинула требование не привлекать к съемкам Марлона Брандо. К тому времени он был известен своими выходками на съемочной площадке, а также проблемами с алкоголем. На роль крестного отца пробовалось несколько актёров, но лучшую игру показал именно Брандо. Студия вынуждена была согласиться с этим фактом. Кинокомпания до начала съёмок хотела отобрать проект у Копполы и передать его режиссёру Элии Казану, но Брандо сказал, что тоже уйдёт, если уволят Копполу.

Внешние изображения
	[www.weheart.co.uk/upload-images/thegodfatherfamilyalbum5.jpg Кадр из знаменитой сцены]

Во время съёмок Брандо носил специальную капу, чтобы его челюсть выглядела как челюсть бульдога. Актёр Ленни Монтана, игравший Луку Брази, так трепетал при его виде, что постоянно путал текст. Копполе понравилась такая натуральная нервозность, и он вставил в фильм сцену прямо со спутанным текстом.

Кошка на руках Вито Корлеоне в сцене, где он принимает посетителей на свадьбе своей дочери, оказалась на съёмочной площадке случайно и её появление в кадре не было запланированным. Идея задействовать четвероногое в фильме является импровизацией со стороны Копполы, создающей яркий контраст между суровым образом «отца сицилийской мафии» и безобидным животным.

На разные роли в фильме рассматривалось неимоверное количество звёзд первой величины: Уоррен Битти, Ален Делон, Бёрт Рейнольдс, Роберт Редфорд, Дастин Хоффман, Джек Николсон, Лоуренс Оливье и другие. Но Коппола отверг все эти кандидатуры.

Продюсеры всеми силами пытались заставить Копполу уволить Аль Пачино со съёмок «Крёстного отца». Просматривая отснятый материал, они постоянно задавали режиссёру один и тот же вопрос: «Когда же он, наконец, начнёт ИГРАТЬ?» Только увидев сцену, в которой Майкл Корлеоне убивает Солоццо и капитана полиции, они поняли режиссёрскую прозорливость Копполы.

По словам Марио Пьюзо, персонаж Джонни Фонтейна был основан на факте из биографии Фрэнка Синатры, по слухам получившего роль в фильме Фреда Циннеманна «Отныне и во веки веков» вследствие давления на продюсера картины со стороны мафии. Но впоследствии это стало стереотипом, неоднократно опровергаемым биографами Фрэнка Синатры.

Ключевая музыкальная тема фильма, прославившаяся на весь мир — Speak Softly Love. Композитор Нино Рота был номинирован на «Оскар» за лучшую музыку к фильму, но номинацию отменили, когда выяснилось, что он не писал для фильма целиком новой музыки, а переработал отрывки из старой (из фильма «Фортунелла», 1958).

Слово «коппола» (итал. coppola) обозначает традиционную сицилийскую шляпу, такие шляпы можно увидеть в некоторых «итальянских» сценах фильма. А Корлеоне (итал. Corleone) — это название горной сицилийской деревушки, многие годы служившей убежищем для мафиози.

Анализ, влияние

Этот фильм был признан значительным в США и во всём мире. Режиссура Копполы, в сочетании с игрой выдающихся актёров и прекрасным сценарием, обеспечила фильму успех и среди кинокритиков, и среди простых зрителей. Можно сказать, что в фильме присутствует много насилия, однако в данном случае это лишь художественное средство для отражения режиссёрского видения и для создания соответствующей атмосферы в фильме.

Основной же драматизм фильма заключается в трагедии Майкла Корлеоне — молодого человека, героя войны, жизнь и даже душа которого оказывается сломлена под давлением собственной ответственности, власти и интересов семьи. Его превращение в жестокого и коварного босса являет собой одну из самых искусно показанных метаморфоз в истории мирового кинематографа.

Образ дона Корлеоне стал прототипом для Кармайна Фальконе из вселенной DC Comics, врага Бэтмена.

Тем не менее, фильм критиковался за романтизацию криминала и демифологизацию.

Награды и премии

Марлон Брандо отказался от присуждённого ему «Оскара». На церемонии вручения он отправил на сцену вместо себя Сашин Лёгкое Перо, представительницу индейского племени апачи, которая тоже не приняла премию. Таким образом актёр хотел высказать протест против дискриминации коренного населения Америки.

1973 год — «Оскар»

• Победитель в категориях:

Лучший фильм — Альберт С. Радди

Лучший актёр — Марлон Брандо (отказался от награды)

Лучший адаптированный сценарий — Марио Пьюзо, Фрэнсис Форд Коппола

• Номинирован в категориях:

Лучший режиссёр — Фрэнсис Форд Коппола (победа Боба Фосса за фильм «Кабаре»)

Лучший актёр второго плана (три номинации) — Роберт Дюваль, Джеймс Каан, Аль Пачино (победа Джоэла Грея за фильм «Кабаре»)

Лучший дизайн костюмов — Анна Хилл Джонстон (победа Энтони Пауэлла за фильм «Путешествия с моей тётей»)

Лучший звук — Чарльз Гренцбах, Ричард Портман, Кристофер Ньюман (победа фильма «Кабаре»)

Лучший монтаж — Уильям Рейнольдс, Петер Циннер (победа фильма «Кабаре»)

Лучшая музыка к фильму — Нино Рота (снят с номинации) (победа саундтрека к фильму 1952 года «Огни рампы»)

1973 год — «Золотой глобус»

• Победитель в категориях:

Лучший фильм (драма)

Лучший актёр (драма) — Марлон Брандо

Лучшая режиссёрская работа — Фрэнсис Форд Коппола

Лучший сценарий — Марио Пьюзо, Фрэнсис Форд Коппола

Лучший саундтрек — Нино Рота

• Номинирован в категориях:

Лучшая мужская роль (драма) — Аль Пачино

Лучшая мужская роль второго плана — Джеймс Каан

1973 год — «Премия BAFTA»

• Победитель в категориях:

Премия имени Энтони Эскуита за достижения в создании музыки к фильму — Нино Рота

• Номинирован в категориях:

Лучшая мужская роль — Марлон Брандо

Лучшая мужская роль второго плана — Роберт Дюваль

Лучшие костюмы

Лучший новичок — Аль Пачино

Также

• Приз Национального совета обозревателей за второплановую мужскую роль — Аль Пачино (поделил с Джоэлем Греем, сыгравшим в фильме «Кабаре»)
• «Грэмми» за музыку
• «Давид ди Донателло» в Италии за лучший иностранный фильм и специальная премия актёру Аль Пачино
• В 1990 году включён в Национальный реестр фильмов

Релиз

В США с 1977 года фильм выпущен видеокомпанией «Paramount Home Video» на VHS. В СССР в конце 1970-х, в 1980-х и в России в 1990-е фильм распространялся на «пиратских» кассетах в переводах Алексея Михалёва, Леонида Володарского и других. В других странах фильм с дубляжами выпущен на VHS компанией «CIC Video». В конце 1980-х в США фильм перевыпущен компанией «Paramount Home Video» на VHS и видеодисках LaserVision с собственными заставками. В 1997 году он впервые выпущен на DVD. В России выпускается с начала 2000-х годов с разными многоголосыми закадровыми переводами.

Технические данные:

• Изображение: цветное, NTSC
• Языки меню: Русский, Английский
• Звуковая дорожка: Русский (Любительский, двухголосый) и Английский Dolby Digital 5.1
• Субтитры: Русские, польские, финские

Ссылки

• ««Крёстный отец»» (англ.) на сайте Internet Movie Database  (англ.)  (Проверено 27 ноября 2012)
• [www.imdb.com/title/tt0068646/mediaindex All Photos from The Godfather] (англ.). Проверено 28 мая 2011. [www.webcitation.org/65Dkg117N Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
• [www.TheGodfatherTrilogy.com/ Трилогия «Крёстный отец»]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Крёстный отец (фильм)

– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.