Крёстный отец 2

Крёстный отец 2
The Godfather Part II
Жанр	Гангстерская сага, драма
Режиссёр	Фрэнсис Форд Коппола
Продюсер	Фрэнсис Форд Коппола
Автор сценария	Фрэнсис Форд Коппола Марио Пьюзо
В главных ролях	Аль Пачино Роберт Де Ниро Роберт Дюваль Дайан Китон Джон Казале Ли Страсберг Майкл В. Гаццо Талия Шайр
Композитор	Нино Рота
Кинокомпания	Paramount Pictures
Длительность	200 мин.
Бюджет	13 млн. $
Страна	США США Италия Италия
Язык	Английский
Год	1974
Предыдущий фильм	Крёстный отец
Следующий фильм	Крёстный отец 3
IMDb	ID 0071562
Выход фильма «Крёстный отец 2» (оригинальное название — The Godfather Part II)

К:Фильмы 1974 года

«Крёстный отец 2» (англ. The Godfather, Part 2) — кинофильм, вторая часть гангстерской саги Крёстный отец, экранизации одноимённого романа Марио Пьюзо. Фильм снят в 1974 году режиссёром Фрэнсисом Фордом Копполой.

Фильм получил премию «Оскар» за лучший фильм и широкое признание критиков, некоторые считают его превосходящим оригинал 1972 года . Фильм получил одиннадцать номинаций на «Оскар» (выиграв в шести категориях) и стал первым сиквелом, получившим награду за Лучший фильм, награду в категории Лучший режиссёр — Фрэнсис Форд Коппола, Лучший актер второго плана — Роберт Де Ниро и лучший адаптированный сценарий Фрэнсис Форд Коппола и Марио Пьюзо. Аль Пачино получил награду BAFTA за лучшую мужскую роль и был номинирован на премию Оскар за лучшую мужскую роль. Этот фильм вместе с предыдущим остаются одними из лучших гангстерских фильмов. Сохранен в Национальной Библиотеке Конгресса США в 1993 году, рассматриваясь как значимый культурно, исторически и эстетически. В 1997 году Американский институт кино причислил его как 32- й-величайший фильм в истории американского кино.

Сюжет

Фильм состоит из двух сюжетных линий, одна из которых предваряет, а другая продолжает сюжет первого фильма.

В одной из них повествуется о ранних годах жизни будущего главы одного из сильнейших мафиозных кланов Корлеоне — Вито Корлеоне. Вторая сюжетная линия продолжает сюжет первого фильма и рассказывает о сыне Вито Корлеоне — Майкле, который перенял в 50-е отцовское дело и стал главой семьи. Сцены обеих историй перемежаются между собой на протяжении всего фильма.

Будущий Дон Корлеоне, урождённый Вито Андолини, появился на свет в 1891 году в городке Корлеоне на Сицилии. Отец Вито был убит за оскорбление главаря местной мафии, когда мальчику было девять лет. Его мать и брат Паоло также погибли от рук мафиози. Несмотря на то, что юный Андолини считался недоразвитым, потому что не мог говорить, убийца его семьи Дон Чичо опасался, что рано или поздно Вито отомстит ему, и начал на него настоящую охоту. Поэтому родственникам приходится отправить его в США. Там по ошибке таможенника мальчик получает имя родного города Корлеоне и с того дня он станет известен как Вито Корлеоне.

Следующий период его жизни, показанный в фильме, — молодость в итальянских трущобах Нью-Йорка 1910-х. Он работает в лавке отца своего друга Дженко Аббандандо, но по требованию местного криминального босса дона Фануччи ему приходится покинуть работу. Вскоре ему приходится по незнанию помогать местному воришке Питу Клеменца, который благодарит Вито и его молодую жену за помощь украденным в богатом доме ковром. Впоследствии Вито втягивается в криминальный мир и сколачивает шайку, в которую вошли он сам, Клеменца, Дженко и друг Клеменца Сальваторе Тессио. Когда дон Фануччи начинает требовать долю их прибыли, Вито выслеживает и убивает его во время празднования Пасхи в итальянском квартале. Вскоре будущая семья Корлеоне разрастается, и друзья открывают собственную компанию «Дженко» по импорту оливкового масла.

Репутация дона помогает ему сбить квартплату для бедной подруги его жены у местного рантье синьора Роберто. Вито с маленькими сыновьями и женой посещает Сицилию, где благодарит родственников за своё спасение и мстит престарелому Дону Чичо. Во время убийства Чичо Вито помогает его друг Томазино (который впоследствии поможет Корлеоне ещё раз — именно у него прятался сын Вито Майкл в первой части саги). Наконец Вито возвращается в Америку.

1950-е. Семья Корлеоне празднует первое причастие сына дона Энтони Вито Корлеоне на берегу озера Тахо, штат Невада. Майкл видит неспособность старшего брата Фредо справиться с собственной женой, встречается с мафиози Фрэнки Пентенджели — старым другом дона Вито, скорбящим по покойному Питу Клеменца, под началом которого он работал. Фрэнки жаждет расправиться с некими братьями Розатто, которые сильно мешают бизнесу семьи Корлеоне в Нью-Йорке, и просит у Майкла разрешения, но сталкивается с отказом. Есть и более серьёзная проблема — местный сенатор Пэт Гири пытается свернуть игорный бизнес Корлеоне, пытаясь управлять Майклом, как марионеткой, однако тот, следуя завещанию отца, сам становится кукловодом, дёргающим за ниточки, и шантажом заставляет сенатора отступить.

На Майкла совершается покушение, в котором чуть не погибает его жена Кей, уже не верящая в то, что бизнес семьи Корлеоне когда-то выйдет из криминальной сферы и станет полностью легальным. В клане Корлеоне завёлся предатель, и Майкл решает на время исчезнуть. Он едет в Майами, где встречается с пожилым еврейским мафиози Хайманом Ротом. Вместе с ним он пытается организовать туристический бизнес в столице Кубы Гаване. Однако не всё так просто. Рот называет Майкла своим преемником, надеясь вскоре вывести его из игры. Однако Майкл прекрасно понимает это и организовывает покушение на Рота, которое срывается, чему поспособствовало предательство Фредо.

Во время революции на Кубе дон Корлеоне сбегает домой, где его ждут неутешительные новости. У жены случился выкидыш, оказавшийся сознательным абортом, Фредо удачно сбежал из Гаваны и боится вернуться домой, а Фрэнки Пентенджели продаётся ФБР, думая, что дон приказал братьям Розатто убить его, хотя это было не так. Кей со скандалом покидает Майкла, отказываясь быть женой босса мафии. Детей — сына и дочь — Майкл оставляет себе. При встрече с Фредо он отрекается от своего старшего брата из-за предательства, но отпускает его, боясь травмировать мать, которая вскоре умирает. Перед Кей, пришедшей навестить детей, он, не дрогнув, закрывает дверь, а Фредо, пришедшего попрощаться с матерью, он якобы прощает, но затем приказывает его убить.

Фрэнк Пентенджели собирается давать показания, но дон Корлеоне приводит на допрос его старшего брата, приехавшего из Италии. Увидев брата в зале суда, Фрэнки отказывается от своих показаний, чем срывает громкий судебный процесс над семьёй Корлеоне и по совету консильери семьи Корлеоне Тома Хагена перерезает себе вены, подобно древнеримским патрициям, зная, что о его семье позаботятся, и понимая, что его предательство было неоправданным. Хайман Рот погибает от рук капореджиме клана Корлеоне Рокко Лампоне, который сам будет застрелен во время покушения. Майкл остаётся главой семьи.

На похоронах матери Констанция, сестра Майкла, уговаривает его разрешить ей жить рядом с ним. Она наконец-то находит себя в любви к своему брату.

От двух основных сюжетных линий стоят особняком две последние сцены фильма. Одна из них — празднование дня рождения Вито Корлеоне в 1941 году, во время которого Майкл объявляет о том, что записался в морскую пехоту, а Конни встречает своего будущего супруга Карло Рицци. Семья не одобрила решение Майкла служить в армии, и он остался за столом один. Вторая — комбинация кадров, показывающих Майкла, думающего о чём-то в одиночестве, и его воспоминания об отъезде с Сицилии после того, как он посетил её в детстве вместе с семьёй.

Последние кадры — постаревшее лицо Майкла крупным планом. Даже в моменты душевной боли его глаза ничего не выражают, как будто на нём маска.

Художественная ценность

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

«Крёстный отец 2» стал одним из немногих сиквелов, заслуживших признание и кинокритиков, и простых зрителей. В частности, он стал первым сиквелом, получившим «Оскар» в категории «Лучший фильм». Талантливая режиссура Копполы позволила ему создать шедевр, ни в чём не уступающий, а то и превосходящий, по мнению многих критиков, первую часть трилогии. Этому поспособствовала и соответствующая игра актёров, в частности ставшего популярным благодаря роли молодого дона Вито Роберта Де Ниро.

Благодаря уникальному сочетанию художественных средств и отсутствию злоупотребления такими из них, как насилие, режиссёру удалось в полной мере передать атмосферу жизни итальянской мафиозной семьи. Отдельно стоит отметить и мастерское переплетение двух временных отрезков, показанных в фильме, связи историй отца и сына, так похожих, но в то же время поразительно отличающихся друг от друга. Всё это позволило фильму стать одной из лучших драм в истории кинематографа и заслужить любовь нескольких поколений зрителей.

В ролях

Актёр	Роль
Аль Пачино	Дон Майкл Корлеоне Дон Майкл Корлеоне
Роберт Де Ниро	Вито Корлеоне Вито Корлеоне
Роберт Дювалль	Том Хаген Том Хаген
Дайан Китон	Кей Адамс Кей Адамс
Джон Казале	Фредерико «Фредо» Корлеоне Фредерико «Фредо» Корлеоне
Талия Шайр	Констанция «Конни» Корлеоне Констанция «Конни» Корлеоне
Джи Ди Спрэдлин	Пэт Гири сенатор Пэт Гири
Эйб Вигода	Сальваторе Тессио Сальваторе Тессио
Ли Страсберг	Хайман Рот Хайман Рот
Майкл В. Гаццо	Фрэнк Пентенджели Фрэнк Пентенджели
Моргана Кинг	Кармелла Корлеоне Кармелла Корлеоне
Ричард Брайт	Эл Нери Эл Нери
Гастоне Москин	дон Фануччи дон Фануччи
Дэнни Айелло	Тони Розато Тони Розато
Мария Карта	мать Вито Корлеоне мать Вито Корлеоне
Роман Коппола	Санни Корлеоне Санни Корлеоне в детстве
Бруно Кёрби	Пит Клеменца Пит Клеменца в молодости
Джеймс Каан	Санни Корлеоне Санни Корлеоне (камео)

• Джеймс Каан согласился сыграть эпизодическую роль Санни Корлеоне в сцене празднования 50-летия Вито Корлеоне, затребовав такой же гонорар, который он получил за весь фильм «Крёстный отец».
• Марлон Брандо изначально согласился сняться в эпизоде с празднованием дня рождения, но затем из-за разногласий с Paramount отказался от единственного запланированного дня съёмок, и Коппола переписал сценарий этого эпизода.
• Ричард Кастеллано, сыгравший роль Пита Клеменцы в первом фильме, отказался сниматься во второй части из-за разногласий с продюсерами. Роль молодого Клеменцы исполнил Бруно Кёрби.
• В эпизодических ролях сенаторов на слушании комитета можно увидеть продюсера и кинорежиссёра Роджера Кормана, писателя и сценариста Ричарда Мэтисона.

Признание

• Занимает 3-е место в списке 250 лучших фильмов по версии IMDb (по состоянию на 07.03.2014 г.)
• Занимает 32-е место в списке 100 лучших американских фильмов за 100 лет по версии AFI (Американского института киноискусства) в редакциях 1998 и 2007 года.

Награды и премии

награда	Категория	Кандидат(ы)	Результат
«Оскар»	Лучший фильм	Фрэнсис Форд Коппола, Грэй Фредриксон, Фред Роос	Победа
	Лучший режиссёр	Фрэнсис Форд Коппола	Победа
	Лучшая мужская роль	Аль Пачино	Номинация
	Лучшая мужская роль второго плана	Роберт Де Ниро	Победа
		Майкл В. Гаццо	Номинация
		Ли Страсберг	Номинация
	Лучшая женская роль второго плана	Талия Шайр	Номинация
	Лучший адаптированный сценарий	Фрэнсис Форд Коппола, Марио Пьюзо	Победа
	Лучшая музыка к фильму	Нино Рота, Кармайн Коппола	Победа
	Лучшая работа художника-постановщика	Дин Тавуларис, Анджело П. Грэхэм, Джордж Р. Нельсон	Победа
	Лучший дизайн костюмов	Теадора Ван Ранкл	Номинация
BAFTA	Лучшая мужская роль	Аль Пачино	Победа
	Самый многообещающий дебютант в главной роли	Роберт Де Ниро	Номинация
	Лучшая музыка к фильму	Нино Рота	Номинация
	Лучший монтаж	Питер Циннер, Барри Малкин, Ричард Маркс	Номинация
«Золотой Глобус»	Лучший фильм — драма		Номинация
	Лучший режиссёр	Фрэнсис Форд Коппола	Номинация
	Лучшая мужская роль — драма	Аль Пачино	Номинация
	Самый многообещающий актёр	Ли Страсберг	Номинация
	Лучший сценарий	Фрэнсис Форд Коппола, Марио Пьюзо	Номинация
	Лучший саундтрек	Нино Рота, Кармайн Коппола	Номинация
Премия Гильдии режиссёров Америки	Лучший режиссёр художественного фильма	Фрэнсис Форд Коппола	Победа
Премия Гильдии сценаристов США	Лучший адаптированный сценарий к драматическому фильму	Фрэнсис Форд Коппола, Марио Пьюзо	Победа

Релиз

В США с конца 1970-х фильм выпущен видеокомпанией «Paramount Home Video» на VHS. В СССР в конце 1970-х, в 1980-х и в России в 1990-е фильм распространялся на «пиратских» кассетах в переводах Алексея Михалёва, Леонида Володарского и других. В других странах фильм с дубляжами выпущен на VHS компанией «CIC Video». В конце 1980-х в США фильм перевыпущен компанией «Paramount Home Video» на VHS и видеодисках LaserVision с собственными заставками. В 1997 году он впервые выпущен на DVD. В России выпускается с начала 2000-х годов с разными многоголосыми закадровыми переводами.

Ссылки

• «Крёстный отец 2» (англ.) на сайте Internet Movie Database  (Проверено 27 ноября 2012)
• [www.allmovie.com/movie/v20078 Крёстный отец 2] (англ.) на сайте allmovie
• [alpacino.biz/reviews/the-godfather-part-2-1974 Рецензии на фильм «Крёстный отец 2» 1974]

Отрывок, характеризующий Крёстный отец 2

Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.