Унзинн, Ксавер

Ксавер Унзинн
Позиция	нападающий
Прозвище	Mister Eishockei
Гражданство	Германия Германия
Родился	29 ноября 1929(1929-11-29) Фюссен, Германия
Умер	4 января 2012(2012-01-04) (82 года) Фюссен, Германия
Карьера
1946—1962
Игровая карьера
1946—1960 Фюссен 1960—1962 Кауфбойрен
Тренерская карьера
1960—1966 Кауфбойрен 1963 Германия (B) 1964 Германия 1967—1968 Пройссен (Крефельд) 1968—1970 Аугсбург 1970—1972 Дюссельдорф 1972—1977 Пройссен (Берлин) 1975—1977 Германия 1977—1978 Розенхайм 1978—1981 Берн 1981—1990 Германия
Международные медали
Чемпионаты мира Серебро Швейцария 1953

Ксавер Унзинн (нем. Xaver Unsinn, 29 ноября 1929, Фюссен, Германия — 4 января 2012, там же) — западногреманский хоккеист и тренер, наставник сборной ФРГ по хоккею с шайбой (1974—1977, 1981—1989), бронзового призёра зимних Олимпийских игр в Инсбруке 1976,

Биография

Прежде чем стать хоккеистом, Унзинн занимался теннисом, прыжками с трамплина и футболом. В 1946—1960 гг. выступал за хоккейный клуб «Фюссен» (нем. EV Füssen), с которым становился восьмикратным чемпионом Германии; в 1956—1959 гг. — капитан команды. В 1960—1962 гг. — был играющим тренером клуба «Кауфбойрен» (нем. ESV Kaufbeuren).

За сборную Германии провёл 72 матча, забил 24 шайбы. Участник пяти чемпионатов мира (1952, 1953, 1954, 1959 и 1960), двух зимних Олимпиад (1952 и 1960). Наивысшее достижение — серебряные медали первенства мира в Швейцарии 1953 года.

Еще в конце игровой карьеры хоккеист задумался о тренерской деятельности, выведя в 1961 году в качестве играющего тренера «Кауфбойрен» в первую бундеслигу. Затем он был наставником еще ряда западногерманских клубов: «Пройссен» (Крефельд) (нем. Preußen Krefeld), «Аугсбург», «Дюссельдорф», «Пройссен» (Берлин), «Розенхайм» (нем. EV Rosenheim). В 1972 году он привёл «Дюссельдорф» к званию чемпиона Германии, в 1974 и 1976 годах повторил свой успех с «Пройссеном». Возглавляя с 1978 по 1981 год швейцарский клуб «Берн», он также сумел выиграть со своими подопечными национальное первенство.

В 1976 году в качестве главного тренера олимпийской сборной ФРГ, он завоевывает бронзовые медали зимних Игр в Инсбруке. В 1977 году его контракт истек, однако вскоре Унзинн вновь становится у руля национальной сборной (1981—1989), в 1988 году в Калгари немцы занимают пятое место. В 1990 году уходит в отставку по состоянию здоровья. За достижения в качестве тренера его уважительно называли «Господин Хоккей» (нем. Mister Eishockei).

В 1996 году за вклад в развитие немецкого хоккея Унзинн был награждён орденом «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия», а в 1998 году был введён в Зал славы ИИХФ в категории функционеров.

Ссылки

• [www.focus.de/sport/wintersport/eishockey-mr-eishockei-xaver-unsinn-wird-80_aid_458427.html „Mr. Eishockei“ Xaver Unsinn wird 80]
• [www.munzinger.de/search/portrait/Xaver+Unsinn/1/663.html Xaver Unsinn]

Отрывок, характеризующий Унзинн, Ксавер

– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.