Ксенакис, Янис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Янис Ксенакис
Основная информация
Дата рождения

29 мая 1922(1922-05-29)

Место рождения

Брэила, Королевство Румыния

Дата смерти

4 февраля 2001(2001-02-04) (78 лет)

Место смерти

Париж, Франция

Страна

Франция Франция

Профессии

композитор, архитектор

Я́нис Ксена́кис (греч. Ιάννης Ξενάκης; 29 мая 1922, Брэила, Королевство Румыния — 4 февраля 2001, Париж, Франция) — французский композитор и архитектор греческого происхождения. Один из лидеров современной Новой музыки и концептуализма в архитектуре, создатель стохастической музыки.





Биография

Родился в обеспеченной греческой семье. Отец его, Клэapхос Ксенакис, был выходцем с острова Эвбея, работал представителем английской экспортной компании; был большим любителем оперы. Мать Яниса, Фотини Павлу, родилась на острове Лемнос, была прекрасной пианисткой.

В 1932 семья переехала в Грецию (о-в Спеце, до 1938). Там Ксенакис стал брать первые уроки музыки — гармонии и игры на фортепиано. В 1940 поступил в политехнический университет в Афинах, где получил инженерное образование; закончил университет в 1946. В то же время не прекращал заниматься музыкой, изучал музыкальную композицию и контрапункт.

В годы второй мировой войны воевал в партизанском отряде ЭЛАС с фашистами, а потом — в Декабрьских боях 1944 года с «освободителями» англичанами. При попадании снаряда в дом, где он укрывался, получил тяжелейшее ранение, и в результате контузии потерял глаз. Был мобилизован в регулярную греческую армию, но скрылся, спрятавшись на корабле, который отправлялся во Францию. Был объявлен государственным преступником и приговорён к смертной казни. Ему удалось бежать, сначала в Италию, затем во Францию (1948). Его брат и отец были брошены в тюрьму.

По приезде во Францию поступил на работу в мастерскую известного французского архитектора, представителя авангарда, Ле Корбюзье в Париже. Участвовал в разработке многих его проектов, как например, Жилая Единица в Марселе (1949), здание Парламента в городе Чандигарх, Индия (1951), монастырь Ла Туретт (1953) и другие.

В 1956 году Ле Корбюзье получил заказ на проектирование павильона Филипс (от известного голландского концерна) для всемирной выставки ЭКСПО-58 в Брюсселе. Разработку этого проекта, который был назван «Электронная поэма», Корбюзье доверил Ксенакису. Моделирование сложных и весьма необычных форм павильона производилось математическим методом построения поверхностей 2-го и 3-го порядка (гиперболоид вращения). Его основная конструкция, вантовая в основе, с туго натянутыми металлическими растяжками, напоминает архаический струнный музыкальный инструмент, что-то вроде арфы. Исполнявшаяся внутри павильона аудиовизуальная программа под названием «Электронная поэма», — плод коллективного творчества. Аудиоряд «поэмы» был создан и записан Ксенакисом и Варезом. Зрители входили и размещались в павильоне под звуки трёхминутной электронной композиции Ксенакиса «Concret PH», затем исполнялась собственно восьмиминутная «Электронная поэма» с аудиорядом Вареза. Автором архитектуры павильона Филипс долгое время считался Ле Корбюзье, поскольку проект павильона создавался в рамках его мастерской, да и сама концепция «Электронной поэмы» также вырабатывалась под его началом. Конструкция павильона Филипс, созданная Ксенакисом, новаторская и, по сути, не имеющая прецедентов, предвосхитила появление целого направления в строительстве павильонов (например, вантовые перекрытия Олимпийского комплекса в Токио, арх. Кэндзо Тангэ). Корбюзье и Ксенакиса, этих двух разных и по возрасту и по основным увлечениям людей, сближал не только общий интерес к математике (Корбюзье как раз в это время создал свой знаменитый «Модулор», математический ряд пропорций). И тому, и другому были свойственны стремление к новаторскому поиску, пытливый склад ума, свой собственный, незаёмный взгляд на вещи. В мастерской Корбюзье Янис Ксенакис проработал в общей сложности двенадцать лет — с 1948 по 1960.

В Париже Ксенакис возобновил свои музыкальные занятия, брал уроки у композиторов A. Онеггера и Д. Мийо (1948—1950), изучал композицию в Парижской консерватории у О. Мессиана (1950—1953). В ранних своих произведениях он сочетает традиционные формы с современными тенденциями, вплетая нередко национальные греческие мотивы. В это время им написаны «Весенняя Симфония» (1949—1950), «Zygia» (для скрипки и виолончели, (1951), «Zygia kathisto» (фортепьяно в 4 руки, 1952), «Трио» (1952), «Anastenaria» и «Шествие к ясным водам» (1953), «Голубь мира» (август 1953).

Известность Ксенакису принесла его написанная для оркестра пьеса «Metastasis» (Перемещение, 1954), премьера которой состоялась в октябре 1955 на фестивале современной музыки в городе Донауэшинген (Германия), а также его статьи, в которых он критиковал доктрину пуантилистического сериализма, популярную тогда среди авангардистов музыкальную теорию. Пьеса была отвергнута не только консерваторами, но и такими известными представителями современной Новой музыки, как Штокхаузен и Булез. Статьи Ксенакиса, направленные против пуантилистического сериализма, были изданы его пылким поклонником, дирижёром Германом Шерхеном (Hermann Scherchen), и вызвали негативное отношение к Ксенакису всего музыкального авангарда. Впоследствии Шерхен впервые исполнил несколько композиций Ксенакиса: «Pithoprakta» (Действие вероятностей, для оркестра, 1955—1956), «Achorripsis» (Брошенное эхо, для 21 инструмента, 1956—1957), «Polla ta dhina» (Множество чудес в мире, для оркестра и детского хора, 1962), «Terretektorh» (конструирование через действие, для оркестра, 1966).

В начале 1960-х годов Ксенакис начал использовать, наряду с обычными музыкальными инструментами, звучания, сгенерированные с помощью ЭВМ, компьютерной техники тех времён, и специальных программ на языке Fortran.

Выработал свою собственную систему композиции, которая строится на математических принципах, использует необычные звучания, созданные электроникой. Ему принадлежит приоритет во введении в технику музыкальной композиции методов точных наук — теории вероятности, в частности.

Всемирную известность Ксенакису принесли его балеты «Kraanerg», «Antikhthon», а также произведения для оркестра «Jonchaies», «Empreintes». Он выступил инициатором светомузыкальных представлений (политопов) — концертов для симфонического оркестра, хора и электронных звуков, исполнявшихся в ночное время под открытым небом, обычно в романтическом окружении древней архитектуры, в сопровождении специальных световых эффектов (им же самим и спрограммированных).

В 1983 году был принят в члены французской Академии изящных искусств.

Музыкальное творчество Ксенакиса отличается изощрённой сложностью, — и в отношении письма, и в отношении исполнения. Тем не менее, и сегодня Янис Ксенакис — исполняемый композитор, признанный классик музыкального авангарда, один из создателей самобытной ветви модернизма в музыке.

Цитаты

На первый взгляд, в музыке Ксенакиса ничего не изменилось. Она сохраняет ту же жесткость, терпкость, категоричную ясность рисунка; ей присуща выразительность стальной конструкции, и в то же время радость грубого осязания живых тканей, сложно устроенных текстур. Как никто другой из авангардистов, за исключением разве что Вареза, Ксенакис смог привнести в звуковую область ощущения плотности и тяжести, тепла и холода, трения и рикошета. Он изобрел большую часть ставших теперь типовыми приемов авангардной инструментальной игры. Рассчитывая на ЭВМ «стохастическую» структуру своих опусов, Ксенакис разбудил в музыке дыхание доисторической природы и сделал мир ненасытно прожорливым к звуку; его творчество явило собой альтернативу музыке пауз, тишины, среды и атмосферы.

Пётр Поспелов

Напишите отзыв о статье "Ксенакис, Янис"

Литература

  • Xenakis I. Musiques formelles, nouveaux principes formels de composition musicale. Paris, 1963.
  • Xenakis I. Formalized Music. Thought and Mathematics in Composition. — N.Y., 1992.
  • Xenakis I. Kéleütha. Ecrits. Paris, 1994.
  • Дубов М. Э. Арборесценции: об одном из видов композиторской техники Яниса Ксенакиса // Harmony. — 2008. — № 7.
  • Дубов М. Э. Янис Ксенакис: архитектор новейшей музыки. Дисс. … канд. иск. МГК им. П. И. Чайковского. М., 2008. 232 с.
  • Землякова К. Н. Стохастический метод Яниса Ксенакиса // Музыка в современном мире: наука, педагогика, исполнительство: Сб. статей по материалам Х Международной научно-практической конференции 7 февраля 2014 года. — Тамбов: ТГМПИ им. С. В. Рахманинова, 2014. С. 578—586.
  • Землякова К. Н. «Komboi» Яниса Ксенакиса: о математической модели и пьесы и проблемах её восприятия // Актуальные проблемы музыкально-исполнительского искусства: История и современность. Вып. 7: Материалы Всероссийской научно-практической конференции, Казань, 2 апреля 2014 года / Сост. В. И. Яковлев; Казан. гос. консерватория. — Казань, 2015. С.88-94.
  • Землякова К. Н. «Формализованная музыка»: теоретическое осмысление стохастического метода Янниса Ксенакиса // Традиции и новаторство в культуре и искусстве: связь времен: Сб. статей по материалам III Всероссийской научно-практической конференции 27 марта 2015 года / Гл. ред. — Л. В. Саввина, ред.-сост. — В. О. Петров. — Астрахань: ГАОУ АО ДПО «АИПКП», 2015. С. 52-57.
  • Иль Я. Пространственные композиции Янниса Ксенакиса (на примере Polytopes). Дипломная работа РАМ им. Гнесиных. М., 2007.
  • Кон Ю. Г. О теоретической концепции Янниса Ксенакиса // Кризис буржуазной культуры и музыка. Вып. 3. М., 1976. — С.106-134.
  • Ксенакис Я. Музыка и наука // Зарубежная музыка ХХ века. Очерки. Документы. Вып.3. М., 2000. С.206-212.
  • Ксенакис Я. Пути музыкальной композиции. Пер. Ю. Пантелеевой // Слово композитора. Сб. трудов РАМ им. Гнесиных. Вып. 145. М., 2001. С.22-35.
  • Ксенакис Я. Формализованная музыка. СПб., 2008. 123 с.
  • Ксенакис Я. Из московских бесед // Композиторы о современной композиции. Хрестоматия. М., 2009. С.76-87.
  • Ксенакис Я. Кризис сериальной музыки (пер. М. Э. Дубова) // Композиторы о современной композиции. Хрестоматия. М., 2009. С.88-91.
  • Осипова О. Музыкальная композиция Янниса Ксенакиса: творческий метод и его реализация в сочинениях 70-80-х годов. Дипломная работа РАМ им. Гнесиных. М., 1996.
  • Ферапонтова Е. В. Вокальная музыка Янниса Ксенакиса как феномен его композиторского творчества. Дисс. … канд. иск. МГК им. П. И. Чайковского. М., 2008. 387 с.

Ссылки

  • [www.Iannis-Xenakis.org Сайт о Янисе Ксенакисе]  (фр.) (англ.)
  • [www.remusik.org/alexeyglazkov-article/ А. Глазков «Evryali Яниса Ксенакиса. Опыт исполнительского анализа»] Журнал «reMusik», Санкт-Петербургский центр современной академической музыки.
  • [www.remusik.org/xenakis/ Биография Ксенакиса]
  • [www.muzprosvet.ru/xenakis.html Эссе о Ксенакисе-композиторе]
  • [www.forumklassika.ru/tags.php?tag=%FF%ED%E8%F1+%EA%F1%E5%ED%E0%EA%E8%F1 Ксенакис на форуме «Классика»]
  • [www.last.fm/music/Iannis+Xenakis Янис Ксенакис на Last.fm]

Отрывок, характеризующий Ксенакис, Янис

Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.