Богемская, Ксения Георгиевна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ксения Богемская»)
Перейти к: навигация, поиск
Ксения Богемская
Дата рождения:

11 марта 1947(1947-03-11)

Дата смерти:

24 сентября 2010(2010-09-24) (63 года)

Место смерти:

Москва

Страна:

СССР, Россия

Научная сфера:

искусствоведение

Место работы:

ГМИИ им. А. С. Пушкина.

Учёная степень:

доктор искусствоведения

Известна как:

исследователь изобразительного искусства XIX-XX вв., наивного и аутсайдерского искусства

Ксе́ния Гео́ргиевна Боге́мская (11 марта 1947 — 24 сентября 2010[1]) — российский искусствовед, художественный критик. Доктор искусствоведения.





Биография

Круг основных научных интересов — изобразительное искусство XIXXX вв., наивное и аутсайдерское искусство.

В 1990 году основала галерею «Дар», директором которой с 1991 года стал Сергей Тарабаров. Была куратором множества выставок, в том числе художественных ярмарок «Арт Манеж» (в 19961998 гг., вместе с Вильямом Мейландом). Способствовала открытию публикой таких видных российских мастеров наивного искусства, как Павел Леонов, Елена Волкова, Татьяна Еленок, Пыжова Алевтина Дмитриевна и мн. др. Работала в Государственном институте искусствознания (ведущий научный сотрудник), в ГМИИ им. А. С. Пушкина (зам. директора по научной работе).

Мозг Ксении Георгиевны [kriorus.ru/Voleizyavlenie-Bogemskoy-Ksenii-Georgievny был криосохранен] после ее смерти согласно ее волеизъявлению в российской криофирме "КриоРус".

На основе собранной ею коллекции продолжает работать коллекция Богемской-Турчина[2]

Кураторские проекты

  • Сон Золотой, Центр Современного искусства, 24 января −15 февраля 1992 г., Москва[3]
  • Erste Begegnung mit der Russischen Naiven, Museum Charlotte Zander . Schloss Boennigheim, 1999.31 Oktober 1999-12 Maerz 2000[3]
  • «Город из коробки». Книга и живопись. Андрей Волков. ГМИИ им. А. С. Пушкина. Музей личных коллекций. июль 2008

Библиография

Избранные монографии

  1. Клод Моне. М.: Искусство, 1984.
  2. Пейзаж: страницы истории. М.: ГАЛАРТ, 1992.
  3. Михаил Иванов. М.: ГАЛАРТ, 1993.
  4. Наивное искусство. Елена Волкова. СПб.: Дмитрий Буланин, 2001.
  5. Понять примитив. Самодеятельное, наивное и аутсайдерское искусство в XX веке. СПб.: Алетейя, 2001.
  6. История жанров. Пейзаж. М.: Аст-Пресс; Галарт, 2002.
  7. Наивное искусство. Павел Леонов. СПб.: Дмитрий Буланин, 2005.
  8. Советское наивное искусство Интерроса ISBN 978-5-91105-018-4
  9. Наивные художники России. Лексикон коллекционера. СПб.: Алетейя, 2009.

Сборники и альбомы (составление и редактирование)

  1. Камиль Писсарро. Письма. Критика и воспоминания современников. М.: Искусство, 1974.
  2. Жорж Сёра. Поль Синьяк. Письма. Дневники. Литературное наследие. Воспоминания современников. М.,1976.
  3. Примитив в искусстве: грани проблемы. М.: РИИ, 1992.
  4. Опыт повседневности (совместно с М. Юнисовым). СПб.: Дмитрий Буланин, 2005.
  5. Катя Медведева. [www.mdk-arbat.ru/bookcard_all4.aspx?Book_id=503509 Душа моя — живопись: Альбом-каталог] / Под общей редакцией К. Г. Богемской. Министерство культуры РФ. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. — М.: Красная площадь, 2004. — 95 с. — (Несерийное издание). — 2000 экз. — ISBN 978-5-900743-76-9.

Напишите отзыв о статье "Богемская, Ксения Георгиевна"

Примечания

  1. [os.colta.ru/news/details/17979/ OpenSpace.ru: Умерла искусствовед Ксения Богемская]
  2. [russian-outsider-art.com/ Russian Naive and Outsider Art | Bogemskaia — Turchin Collection]. russian-outsider-art.com. Проверено 7 апреля 2016.
  3. 1 2 [www.ais-aica.ru/persons/b/bogemskay.html К. Г. Богемская на сайте Ассоциации искусствоведов]

Литература

  • Солнцева Л. П. Ксения Георгиевна Богемская (11.03.1947—24.09.2010) и "Искусство вне норм" // Люди и судьбы. 20 век (Книга очерков / Гос. ин-т искусствознания). — М., БуксМарт, 2013. — С. 216—219. — ISBN 978-5-906190-10-9.


Отрывок, характеризующий Богемская, Ксения Георгиевна

Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо: