Кто взорвал Америку

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кто взорвал Америку
Somebody Blew Up America

Башни Всемирного торгового центра в момент террористической атаки
Жанр:

Стихотворение

Автор:

Амири Барака

Язык оригинала:

английский

Дата написания:

2001

[www.amiribaraka.com/blew.html Электронная версия]

«Кто взорвал Америку» (англ. Somebody Blew Up America) — написанное верлибром стихотворение американского бит-автора и политического активиста Амири Бараки, созданное в 2001 году[1][2][3]. Произведение было написано в течение двух недель после террористических актов 11 сентября 2001 года, однако данную тему затрагивает лишь поверхностно, перенося акцент на «глобальное разрушение Америки» (по мнению критиков) и «страдания афроамериканцев от „домашнего терроризма“ на территории их собственной страны» (по утверждению самого автора)[4][5].

Широкой публике работа была впервые представлена в 2002 году в ходе открытых поэтических чтений в Нью-Джерси[6]. Работа получила положительную оценку, однако уже небольшое время спустя вызвала всплеск негодования; в частности, наибольшему количеству нападок Барака подвергся со стороны Антидиффамационной лиги, обвинившей автора в антисемитизме[7]. Поэт тем не менее продолжал упорно утверждать, что его произведение не содержит и толики ненависти к евреям — это, по его мнению, становится совершенно ясным, если прочитать стихотворение без предвзятого отношения; обвинения в антисемитизме Барака отрицал, утверждая, что «Кто взорвал Америку» направлено против капитализма, патриархального уклада, белой гегемонии и сионизма[8].

Из-за нежелания Амири Бараки признавать свою неправоту и вносить коррективы в текст работы была ликвидирована почётная должность «поэта-лауреата Нью-Джерси» (англ.), которую с 2002 года он занимал[6][9]. С самого начала споров вокруг работы литературные критики не рассматривали произведение в качестве поэзии как таковой, акцент в обсуждении всегда ставился на политические прокламациях Амири; даже сейчас ни один крупный разбор «Кто взорвал Америку» не затрагивает его художественных особенностей, перенося фокус на его идеологическую составляющую[10].





Обстоятельства создания

Стихотворение «Кто взорвал Америку» было написано несколько недель спустя после 11 сентября. К концу месяца работа была полностью завершена. В первых числах октября Барака разослал текст своим близким друзьям и получил в основном положительные отклики[6]. Незамедлительно произведение было опубликовано на веб-сайте Бараки и перепечатано на множестве страниц в интернете. В короткие сроки произведение стало наиболее известным и широко обсуждаемым стихотворением поэта[11].

Широкой публике работа была представлена только через год, 19 сентября 2002 года, в ходе мероприятия под названием «Dodge Poetry Festival», проходившего в Ватерлоо-Вилледж (англ.) в Нью-Джерси[6]. Примечательным является тот факт, что на мероприятии стихотворение было воспринято весьма положительно, а её автора даже просили выступить ещё раз в нескольких университетах после окончания фестиваля. Волна же негодования поднялась только некоторое время позже, когда произведение было раскритиковано известным телеведущим Биллом О’Рейли, что подхлестнуло всплеск возмущения по всей территории США[10]. Критики отмечают, что Барака на самом деле не просто «провокатор», а серьёзный повод для клеймения его в ненависти к евреям был и много раньше публикации «Кто взорвал Америку»; так, в 1980 году на страницах еженедельника The Village Voice было опубликовано его эссе «Исповедь бывшего антисемита» (англ. Confessions of a Former Anti-Semite)[12].

Содержание

(все мыслящие люди
против терроризма
как домашнего так и
международного...
но не стоит одним
прикрывать другой)[13]

Внешние видеофайлы
Амири Барака читает произведение
[www.youtube.com/watch?v=KUEu-pG1HWw Amiri Baraka «Somebody Blew Up America» ] на Youtube.com

В строках, «открывающих» произведение, поэт предоставляет собственное определение его темы; в заключённом в скобки виде автор даёт обоснование стихотворению и показывает его тематическую ориентацию. Вступление к работе в действительности демонстрирует, что темы 11\9 «Кто взорвал Америку» касается только поверхностно. Барака смещает фокус с темы ответственности за террористические акты на вопрос глобального разрушения Америки — понимаемого в качестве исторического проекта и радикального эксперимента по созданию утопической нации, построенного на обещаниях свободы и справедливости для всех и для каждого. В подобном контексте поэма может быть прочитана как серия спекуляций на тему установления личностей тех, кто в глобальном смысле «взорвал Америку»[5].

Кто подверг геноциду индейцев
<...>
Кто обогатился на Алжире, Ливии, Гаити,
          Иране, Ираке, Саудовской Аравии, Кувейте и Ливане,
          Сирии, Египте, Палестине, Иордании
<...>
говорят (кто говорит? да тот кому всё велено
Кому заплачено
Кто умеет врать много и часто
Кто нигде и никогда не снимает маски

Произведение декламирует область известных вопросов, требующих, по мнению автора, решения, — начиная с превосходства белой расы и угнетения «цветных» по всему миру и заканчивая более локальными вопросами. Основная тема произведения это беспощадный инстинкт сильных мира сего и слепота рядового обывателя[14].

Своими темами произведение затрагивает множество политических и социальных аспектов; так, к примеру, изобличаются «белые» преступники — убийцы, замаравшие прошлое Соединённых Штатов Америки. С прошлого акцент постепенно смещается на настоящее, центрируясь на внешней политике страны. Помимо политического, содержание работы начинает затрагивать и социальный аспект; Барака вопрошает: «Кто владеет билдингами / Кто владеет деньгами / Кто считает нас всех дураками». Автор поднимает и идеологический вопрос, критикуя всесилие СМИ и пропаганду[5].

Беспрестанное задавание вопросов усиливается с каждым новым словом «кто», повторяющимся в тексте около двух сотен раз. В противовес заявлениям критиков, называющих произведение антисемитским, Эдвард Кёртис (англ. Edward Curtis), составитель книги «Encyclopedia of Muslim-American History», считает, что поэму можно рассматривать в виде исследования многолетней истории расизма в США.

Помимо прочего, поэма повторяет известную опровергнутую теорию заговора о том, что правительство Израиля было причастно к терактам, а якобы работавшие в зданиях «4000 израильтян» были заранее предупреждены и не явились на работу в день теракта[15]. В дополнение к этому поэма содержит грубые оскорбления в адрес современных Бараке чернокожих политических и общественных деятелей, поддерживающих, по его мнению, белый истеблишмент — члена верховного суда (англ.) Кларенса Томаса, госсекретарей Кондолизы Райс и Колина Пауэлла, известного политического деятеля и правозащитника Уорда Коннерли (англ.): «Кто сделал дело за сраного Тома Кларенса / Кто выскользнул изо рта у Колина / Кто знал, что Кондолиза — мерзкая Крыса / Кто платит Конолли за то чтобы тот был чёрным истуканом»[16].

Барака следующим образом объяснял свою позицию: «Я всё ещё марксист, и я думаю, это придаёт определённую форму моему искусству в том смысле, что я пытаюсь докопаться до истинной сути всего, что происходит вокруг, — всего того, что я описываю, — событий, обстоятельств и феноменов, которые я стараюсь осветить. Я хочу знать, почему всё происходит именно так, как происходит, а вещи являются именно такими и никакими иными»[17]. Поэма достигает своего кульминационного пика в самом конце, обрываясь повторяющимися словами, сливающимися в нечленораздельный вой (как можно заметить на видеозаписи): «Кто и Кто и КТО (+) кто кто ^ / Ктоооооооо и Ктоооооооооооооооооооо!»[5].

Восприятие работы

Морис Ли (англ. Maurice Lee), автор книги «The Aesthetics of LeRoi Jones/ Amiri Baraka: The Rebel Poet», посвященной исследованию творчество Амири Бараки, отмечает, что после начала дискуссий по поводу стихотворения практически все представители масс-медиа — радио, газеты, телевизионные каналы и ток-шоу обсуждали произведение не в качестве поэзии как таковой, но скорее как новости, факты, документалистику[10]. Рассмотрение «Кто взорвал Америку» исключительно в срезе политической прокламации также будет характерно и для всех позднейших авторов, посвятивших произведению более или менее крупные разборы — Рупперта, Кемпбелла, Кёртиса, Рубина и Верхела, Херли, Гомел, Лейтон а также самого Мориса[17][18][14][5][19][10][8]. Известный консервативный политический комментатор и ведущая ток-шоу Лаура Ингрэхэм (англ.) высказалась о стихотворении следующим образом: «это не многим больше чем написанная ребёнком невежественная, антисемитская, расистская, антиамериканская напыщенная тирада, битком набитая теориями заговора»[20]. Ряд тезисов Бараки, которые подверглись наиболее ожесточённой критике и/или широкому обсуждению, можно разделить на три крупные тематические группы:

  1. Причастность Израиля к террористическим атакам (Рупперт, Кемпбелл, Кёртис, Рубин и Верхел, Морис, Сандквист, Херли, Гомел[18][14][5][10][21][19][8])
  2. «Домашний» терроризм на территории Соединённых Штатов (Морис, Рубин и Верхел, Кемпбелл, Херли, Лейтон[10][5][14][19][17])
  3. Внешняя политика США (Рубин и Верхел, Кёртис, Херли, Шермак[5][16][19][22])

Кто знал что WTC будут бомбить
Кто велел 4000 израильским служащим в башнях-близнецах
            остаться в этот день дома
Почему Шарон не поехал в Нью-Йорк

Известный телеведущий Билл О’Рейли назвал Бараку «тупицей» и обвинил в расизме и антисемитизме[6]. 27 сентября представители Антидиффамационной лиги (ADL) отослали письмо губернатору штата Нью-Джерси Джиму Макгриви; заключительные строчки гласили: «Вполне может быть, что как поэт мистер Барака может говорить всё, что ему заблагорассудится, не важно насколько грязным, безответственным или жульническим это будет. Однако мы не верим, что имена жителей Нью-Джерси или его представителей должны быть измараны таким ядом»[23]. ADL обвинили Бараку в антисемитизме за пропаганду одной из «теорий заговора», согласно которой Израиль был причастен к терактам, — основой для подобного заявления стали строки произведения, представленные слева. В резкой форме поэта раскритиковал американский правозащитник Авраам Фоксман (ранее уже выступавший с заявлением о необходимости развенчания мифа причастности евреев к произошедшему[24]), заявив, что заявления поэта попросту абсурдны[7].

Помимо правозащитников, впрочем, общественная реакция на произведение Бараки также была крайне негативной[3]. Была развёрнута широкая кампания против автора, быстро распространившаяся с публикаций общенационального масштаба до студенческих газет. Известный политический активист Уорд Коннерли (англ.) назвал поэта «одним из главных ненавистников Америки»[19]. В ходе телевизионного интервью 2 октября поэт, ссылаясь на большое количество интернет-статей по данной теме, продолжил настаивать на причастности Израиля к терактам. Днём позже Барака сказал, что не пойдёт ни на какие уступки и не будет вносить коррективы в произведение.

Губернатор Макгриви потребовал у Бараки уйти в отставку с почётного поста поэта-лауреата Нью-Джерси (англ.), однако когда тот ответил отказом, обнаружилось, что закон не содержит никакой нормы, позволяющей властям уволить его, и единственным выходом стало упразднение самой должности[9][6].

Впоследствии автор неоднократно подчеркнёт, что искренне верит в то, что правительство Израиля было в курсе намечавшегося нападения, однако стихотворение «не содержит даже намёка на антисемитизм, как должен будет признать любой, кто прочитает „Кто взорвал Америку“ от начала до конца без скрытого предвзятого отношения»[25]. По сей день поэт не внёс ни единой правки в оригинальный текст стихотворения и продолжает с гордостью читать его в ходе публичных выступлений[26].

Ответ на критику

Кто убил Малькольма Икс и братьев Кеннеди?
Кто убил Мартина Лютера Кинга, кому это было нужно?
<...>
Кто убил Хьюи Ньютона, Фреда Хэмптона (англ.),
            Медгара Эверса, Майки Смита (англ.), Уолтера Родни
Не он же ли пытался отравить Фиделя
Не дать вьетнамцам свободы

Сторонние критики отмечали, что одной из доминирующих тем произведения является причастность не израильского, а американского правительства к теракту[27]. Писатель и журналист Михаэль Рупперт (англ.) высказал мнение, что «Кто взорвал Америку» предстаёт в виде интернационалистского произведения, направленного против фашизма и всех его производных форм[18]. Лично Барака утверждал, что основная тема работы — это страдания афроамериканцев от «домашнего терроризма» на территории их собственной страны[4].

Несмотря на незамедлительность реакции поэта на произошедшее, работа на самом деле не содержит выражения эмоций касательно действительно имевших место террористических атак. Текст произведения не отдаёт дани и даже не уделяет ни малейшего внимания тем, кто пережил данную трагедию, и не выражает и толики патриотизма. То, что предложил читателям Барака, — это эстетически сложное произведение, написанное верлибром, содержание которого крайне политично[5]. Критик одного из литературных журналов следующим образом отреагировал на стихотворение:

«Кто взорвал Америку» — это не горестное стенание о примерно трёх тысячах людей, потерявших жизни в этот день, и не радостная дань раненому американскому духу, и также не призыв к незамедлительной мести. Вместо этого поэма предлагает приковывающий внимание диатриб, направленный против ужасов империализма и ужасов его ближайшего спутника — расизма, основного оружия несправедливости.

— Piotr Gwiazda, Contemporary Literature[5]

В ответ на многочисленную критику Барака задал риторический вопрос: «Если это мой дом и там что-то воняет, должен ли я молчать только лишь потому, что живу там?»[28] Касательно «антисемитизма», поэт говорил, что поэма отнюдь таковой не является, она направлена против капитализма, патриархального уклада, белой гегемонии и сионизма[8]. Исполнительный директор нью-джерсийского отделения общественной организации «Американский союз защиты гражданских свобод» заявил: «Кто представители нашего правительства такие, чтобы решать, что мы хотим услышать или нет?»[5]. Политическая организация «New African’s People Organization» также выступила с защитой Бараки:
В Соединённых Штатах правительство занималось подготовкой таких людей, как Мануэль Норьега в Панаме, Саддам Хусейн в Ираке, Усама бен Ладен и Талибан в Афганистане, для убийств и террористических актов против мирного населения… Американские бомбы убили миллионы гражданских в Хиросиме и Нагасаки, Ливии, Вьетнаме и Судане… Они, как и мы, пали «жертвами американизма»… А теперь «цыплята возвращаются домой в курятник», как Малкольм Икс и предупреждал нас[22].
Внешние видеофайлы
Фрагмент спектакля по произведению
[www.youtube.com/watch?v=jU7icaPAuRs TFANG except] на Youtube.com

Поэт попытался обжаловать ликвидацию поста поэта-лауреата, приносившего ему доход в размере $ 10 000 в год, в судебном порядке, подав апелляцию в окружной суд; Барака утверждал, что решение Макгриви нарушает первую поправку к Конституции США, однако судья нашёл действия губернатора «соответствующими закону, а не продиктованными политическими соображениями». Решение было оставлено в силе[29].

Некоторые современные исследователи называют «Кто взорвал Америку» самым сильным примером «поэзии сопротивления войне» (англ. war resistance poetry), появившейся в США после событий 11 сентября[30]. По произведению Бараки американским современным театром «Theater for a New Generation» был поставлен спектакль.

Издания

Стихотворение было опубликовано в составе небольшого сборника «Кто взорвал Америку и другие поэмы» (англ. Somebody Blew Up America & Other Poems) в 2003 году; издание включило семь длинных грустных поэм, аналогично написанных верлибром. Книга сопровождалась вступительной статьёй критика, поэта и профессора Университета Южной Каролины Квейма Дейвса (англ.) и послесловием самого Амири Бараки с ответом на многочисленную критику заглавной работы сборника. В связи с неоднозначной оценкой в США, книга была издана за их пределами[31].

  • Baraka, Amiri. Somebody Blew Up America & Other Poems. — House of Nehesi Publishers, 2003. — 82 p. — ISBN 978-0913441619.

Дейвс комментировал: «Сегодня в США поэзия ещё может пробуждать страсть и вести к политическим действиям»; профессор Нью-Йоркского университета Камау Братвайт (англ.) отметил: «„Кто взорвал Америку и другие поэмы“ — характерный пример современной радикальной и революционной культурной реконструкции афроамериканцев»[32]. На русский язык стихотворение было переведено Ильёй Кормильцевым и опубликовано в составе сборника «Антология поэзии битников» (2004, Ультра.Культура).

Напишите отзыв о статье "Кто взорвал Америку"

Примечания

  1. Kurt Hemmer. Encyclopedia of beat literature. — Infobase Publishing, 2001. — P. 9-11. — 401 p. — ISBN 9780816042975.
  2. Koolish, Lynda. African American writers: portraits and visions. — Univ. Press of Mississippi, 2001. — P. 10. — 122 p. — ISBN 9781578062584.
  3. 1 2 [www.poetryfoundation.org/bio/amiri-baraka Amiri Baraka] (англ.). The Poetry Foundation. poetryfoundation.org. Проверено 14 сентября 2011. [www.webcitation.org/657v3e3rz Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  4. 1 2 Baraka, Amiri. [www.amiribaraka.com/speech100202.html I will not «appologise», I will not «resign»!] (англ.). Amiri Baraka. Poet, Playwrite, Activist(недоступная ссылка — история). amiribaraka.com. Проверено 14 сентября 2011. [web.archive.org/20021213040033/www.amiribaraka.com/speech100202.html Архивировано из первоисточника 13 декабря 2002].
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Rubin, Derek; Verheul, J. Somebody Blew Up America // American multiculturalism after nine eleven. — Amsterdam University Press, 2010. — 224 p. — ISBN 9789089641441.
  6. 1 2 3 4 5 6 Hampson, Rick; Moore, Martha T. [tucsoncitizen.com/usa-today-news/2011/09/02/how-911-changed-us-person-by-person/ How 9/11 changed us: Person by person] (англ.). Tucson Citizen(недоступная ссылка — история). tucsoncitizen.com (02.09.11). Проверено 14 сентября 2011.
  7. 1 2 [www.adl.org/anti_semitism/baraka_main.asp Amiri Baraka Accuses ADL of Slander;League Says Charges are "Absurd"] (англ.). Anti-Defamation League. adl.com (09.07.2003). Проверено 14 сентября 2011. [www.webcitation.org/657v34NND Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  8. 1 2 3 4 Gomel, Elana. The pilgrim soul: being Russian in Israel. — Cambria Press, 2009. — P. 45. — 208 p. — ISBN 9781604975987.
  9. 1 2 [www.loc.gov/rr/main/poets/newjersey.html New Jersey - State Poet Laureate] (англ.). The Library of Congress. loc.gov. Проверено 13 октября 2011. [www.webcitation.org/657uvB75W Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  10. 1 2 3 4 5 6 Maurice, Lee. Chapter Six. Somebody Blew Up America // The Aesthetics of LeRoi Jones/ Amiri Baraka: The Rebel Poet. — Universitat de València, 2004. — ISBN 9788437055411.
  11. [www.surrealistmovement-usa.org/pages/news_poetry%20_matters.html Poetry Matters!] (англ.). USA Surrealist Movement. surrealistmovement-usa.org. Проверено 16 сентября 2011. [www.webcitation.org/657uvn13c Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  12. Hansen, Suzy. [www.salon.com/books/feature/2002/10/17/baraka Amiri Baraka stands by his words] (англ.). Salon.com. salon.com (17.10.2002). Проверено 16 сентября 2011. [www.webcitation.org/657uwNkHw Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  13. Русский перевод здесь и далее дан по Илье Кормильцеву, издание Антология поэзии битников / Г. Андреева. — 1-е изд. — Ультра.Культура, 2004. — С. 708—714. — 784 с. — (Поэзия). — 3000 экз. — ISBN 5-98042-072-X.
  14. 1 2 3 4 Campbell, James. The Rhetoric of Rage // Syncopations: Beats, New Yorkers, and writers in the dark. — University of California Press, 2008. — 226 p. — ISBN 9780520252370.
  15. [web.archive.org/web/20050408072925/usinfo.state.gov/media/Archive/2005/Jan/14-260933.html The 4,000 Jews Rumor] (англ.). International Information Programms. usinfo.state.gov. Проверено 15 мая 2015.
  16. 1 2 Curtis, Edward IV. Encyclopedia of Muslim-American History. — Infobase Publishing, 2010. — P. 81. — 628 p. — ISBN 9780816075751.
  17. 1 2 3 Layton, Rebecca. Someboby Blew Up America // Arab-American and Muslim Writers. — Infobase Publishing, 2010. — 130 p. — ISBN 9781604133776.
  18. 1 2 3 Ruppert, Michael. Crossing the Rubicon: the decline of the American empire at the end of the age of oil. — New Society Publishers, 2004. — P. 257. — 674 p. — ISBN 9780865715400.
  19. 1 2 3 4 5 Carey Hurley, Adrienne. Revolutionary Suicide and Other Desperate Measures: Narratives of Youth and Violence from Japan and the United States. — Duke University Press, 2011. — P. 112. — 280 p. — ISBN 9780822349617.
  20. Ingraham, Laura. Shut up & sing: how elites from Hollywood, politics, and the UN are subverting America. — Regnery Publishing, 2003. — P. 244. — ISBN 9780895261014.
  21. Sundquist, Eric. Strangers in the Land: Blacks, Jews, Post-Holocaust America. — Harvard University Press, 2008. — P. 411. — ISBN 9780674030695.
  22. 1 2 Shermak, Steven M. Media representations of September 11. — Greenwood Publishing Group, 2003. — P. 37. — 258 p. — ISBN 9780275980443.
  23. Davidson, William; Goldstein, Shai. [www.adl.org/anti_semitism/ltr_mcgreevy.asp ADL Writes to the Governor of New Jersey About Amiri Baraka] (англ.). Anti-Defamation League. adl.com (27.11.2001). Проверено 14 сентября 2011. [www.webcitation.org/657uytoWA Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  24. Foxman, Abraham H. [www.adl.org/anti_semitism/op_ed_jews_112701.asp Blaming Jews For 9/11 Must Stop] (англ.). Anti-Defamation League. adl.com (27.11.2001). Проверено 14 сентября 2011. [www.webcitation.org/657v2TK8M Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  25. Baraka, Amiri. [www.peaceworkmagazine.org/pwork/0211/021121.htm From a Statement by Amiri Baraka, New Jersey Poet Laureate, 1002] (англ.). Peace Work Magazine. peaceworkmagazine.org. Проверено 14 сентября 2011. [www.webcitation.org/657v4OzOd Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  26. Erickson, Ceilidh. [www.capitalnewyork.com/article/culture/2010/10/593578/newark-amiri-baraka-recites-infamous-poem-again-time-applause In Newark Amiri Baraka recites infamous poem again, this time to applause] (англ.). capitalnewyork.com (11.09.2010). Проверено 14 сентября 2011. [www.webcitation.org/657v4trAV Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  27. Nimmo, Kurt. [www.counterpunch.org/2002/10/03/poetry-as-treason/ Poetry as Treason?] (англ.). Counter Punch. counterpunch.org (03.10.2002). Проверено 14 сентября 2011. [www.webcitation.org/657v5dHcD Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  28. Pearce, Jeremy. [www.nytimes.com/2003/02/09/nyregion/when-poetry-seems-to-matter.html When Poetry Seems to Matter] (англ.). The New York Times. nytimes.com (09.02.2003). Проверено 15 сентября 2011. [www.webcitation.org/657v6Cs8E Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  29. [www.americaru.com/news/21759 Нью-Джерси: поэту-антисемиту не вернут звание лауреата]. Новости Америки. americaru.com (23.03.2007). Проверено 16 сентября 2011.
  30. Metres, Philip. Behind the lines: war resistance poetry on the American homefront since 1941. — University of Iowa Press, 2007. — P. 220. — 282 p. — ISBN 9780877459989.
  31. Hibbard, Tom. [jacketmagazine.com/33/hibbard-baraka.shtml The Hermeneutics of Rupture:Baraka’s Somebody Blew Up America] (англ.). The Jacket Magazine. jacketmagazine.com. Проверено 16 сентября 2011. [www.webcitation.org/657v7tqPF Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].
  32. [www.amazon.com/Somebody-Blew-America-Other-Poems/dp/product-description/0913441619/ref=dp_proddesc_0?ie=UTF8&n=283155&s=books Editorial Reviews] (англ.). Amazon. amazon.com. Проверено 16 сентября 2011. [www.webcitation.org/657v8R5ai Архивировано из первоисточника 1 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Кто взорвал Америку

– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.