Куайн, Уиллард Ван Орман

Уиллард Ван Орман Куайн
Дата рождения:	25 июня 1908(1908-06-25)
Место рождения:	Акрон (Огайо)
Дата смерти:	25 декабря 2000(2000-12-25) (92 года)
Место смерти:	Бостон
Школа/традиция:	Аналитическая философия
Направление:	Западная философия
Период:	Философия XX века
Основные интересы:	философия математики
Значительные идеи:	inscrutability of reference, онтологическая относительность (ontological relativity), радикальный перевод (radical translation), Confirmation holism, философский натурализм (philosophical naturalism)
Оказавшие влияние:	Рудольф Карнап, Альфред Тарский, Венский кружок, Кларенс Ирвинг Льюис, Альфред Норт Уайтхед
Испытавшие влияние:	Дональд Дэвидсон, Дэниел Деннет, Дэвид Льюис, Дагфинн Фёллесдал (Dagfinn Follesdal), Дэвид Каплан (David Kaplan), Ричард Рорти, Джила Шер (Gila Sher)
Премии:	Премия Рольфа Шока (1993)

Уиллард Ван Орман Куайн (англ. Willard Van Orman Quine; 25 июня 1908, Акрон, штат Огайо — 25 декабря 2000, Бостон, штат Массачусетс) — американский философ, логик и математик.

Биография

Родился в городке Акрон (Огайо) в семье предпринимателя и школьной учительницы. В 1930 году получил степень бакалавра в Оберлинском колледже, затем (1931—1932) продолжил образование в Гарвардском университете под руководством А. Н. Уайтхеда.

В 1932—1933 году предпринял поездку в Европу (Вена, Прага, Варшава), где познакомился с членами Венского кружка (Мориц Шлик, Курт Гёдель, Рудольф Карнап, Альфред Айер, Альфред Тарский). В 1933 году вернулся в Гарвард. С 1934 Куайн в течение многих лет работал над одной из центральных проблем Венского кружка — вопросом о роли логики в обосновании математики. В 1940 году он встречал в Гарварде бежавших от нацистов Альфреда Тарского и Рудольфа Карнапа. В 1941 году получил звание доцента. С 1942 года участвовал во Второй мировой войне в качестве шифровальщика на американском морском флоте, разгадывая шифры немецких подводных лодок.

В 1948 стал профессором Гарвардского университета и второй раз женился. В 1953 году предпринял поездку в Оксфорд. В 1978 году ушел на пенсию. В 1993 году получил премию Рольфа Шока в области логики и философии. В 1951 году руководит написанием диссертации известного американского логика, математика и философа, Уильяма Крейга.

Философия

В философии математики Куайн придерживался позиций крайнего номинализма. Он ставил вопрос о возможности выразить все естественные науки на языке, в котором идет речь только о конкретных предметах, а не о классах, свойствах, отношениях и т. п. Куайн допускал возможность использования абстрактных понятий лишь в тех случаях, когда они служат вспомогательным средством, то есть когда окончательный результат не содержит самих этих абстракций. Куайн испытал влияние не только неопозитивизма, но и прагматизма и бихевиоризма.

Появление в 1951 его статьи «Две догмы эмпиризма», содержавшей критику ряда основополагающих неопозитивистских идей, усилило в США интерес к новым тенденциям в аналитической философии, привнесло в последнюю элементы прагматизма. Куайн подверг критике противопоставление аналитических и синтетических суждений и редукционизм к атомарным высказываниям, которые рассматривались вне широкого контекста.

Философия, согласно Куайну, принципиально не отличается от естественных наук, выделяясь лишь несколько большей степенью общности своих положений и принципов (ср. тезис Г. Спенсера). «Физик говорит о каузальных связях определенных событий, биолог — о каузальных связях иного типа, философ же интересуется каузальной связью вообще… что значит обусловленность одного события другим… какие типы вещей составляют в совокупности систему мира?» Собственную позицию Куайн квалифицирует как натурализм, или научный реализм.

Куайн доказывает, что «концептуальная схема» языка определяет структуру онтологии. При экспликации онтологической проблематики на языке экстенсиональной логики он формирует свой знаменитый тезис: «Быть — значит быть значением связанной переменной». Предпочтение одних онтологических картин другим объясняется сугубо прагматическими мотивами. С этим связан и тезис «онтологической относительности», в соответствии с которым наше знание об объектах, обусловлено теми научными теориями, которые мы используем. «Сущее как таковое» вне поля устанавливающих его языка и теории немыслимо.

Т. о. онтологическая проблематика замыкается на проблему переводимости языков (естественных или искусственных). Но «радикальный перевод», по Куайну, является принципиально неопределенным, ибо предложения любого языка способны обозначать самые разные объекты, и способ их референции (указания на объекты) остается «непрозрачным» (неясным). В своей философии Куайн широко использовал данные лингвистики, антропологии, бихевиористской психологии (критикуя при этом психологический ментализм). Язык рассматривался им как важнейшая форма человеческого поведения, а наука — как один из путей приспособления организма к окружающей среде. Куайн ввел понятие «стимульного значения» — совокупности внешних стимулов, которые вызывают согласие или несогласие с произносимой фразой, и в этой связи исследовал проблему синонимии как тождества таких значений для говорящих на одном языке.

Эпистемологический холизм и онтологическая относительность

Концепция неопределенности перевода и другие теории Куайна опираются на идеи онтологической неопределенности и эпистемологического холизма. Исходным тезисом эпистемологического холизма является утверждение о том, что все теории недодетерминированы (не определяются в полной мере) лишь эмпирическими данными (фактами, чувственным опытом, очевидностью); осмысление и интерпретация наблюдения зависит от теории (теоретически нагруженное наблюдение). Эмпирические данные позволяют нам отбросить множество неверных теорий, признаваемых таковыми в силу не соответствия эмпирическим данным или поскольку обладают чрезмерной сложностью, препятствующей ясному увязыванию теоретических выводов с эмпирическими данными. Но это не говорит о том, что на основе соответствия эмпирическим данным можно выбрать единственную верную теорию, возможно существование нескольких состоятельных и в одинаковой степени обоснованных альтернатив. См. тезис Дюэма — Куайна.

Библиография

На языке оригинала

• 1951 [www.ditext.com/quine/quine.html Two Dogmas of Empiricism]
• 1951 (1940). Mathematical Logic. Harvard Univ. Press. ISBN 0-674-55451-5.
• 1980 (1941). Elementary Logic. Harvard Univ. Press. ISBN 0-674-24451-6.
• 1982 (1950). Methods of Logic. Harvard Univ. Press.
• 1980 (1953). From a Logical Point of View. Harvard Univ. Press. ISBN 0-674-32351-3. Contains «[www.ditext.com/quine/quine.html Two dogmas of Empiricism.]»
• 1960. Word and Object. MIT Press; ISBN 0-262-67001-1. The closest thing Quine wrote to a philosophical treatise. Chpt. 2 sets out the indeterminacy of translation thesis.
• 1969. Ontological Relativity and Other Essays. Columbia Univ. Press. ISBN 0-231-08357-2. Contains chapters on ontological relativity, naturalized epistemology and natural kinds.
• 1969 (1963). Set Theory and Its Logic. Harvard Univ. Press.
• 1986 (1970). The Philosophy of Logic. Harvard Univ. Press.
• 1986. The Time of My Life. Harvard Univ. Press. His autobiography.
• 1987. Quiddities: An Intermittently Philosophical Dictionary. Harvard Univ. Press. ISBN 0-14-012522-1. A work of humor for lay readers, very revealing of the breadth of his interests.
• 1992 (1990). Pursuit of Truth. Harvard Univ. Press. A short, lively synthesis of his thought, with a minimum of symbols. ISBN 0-674-73951-5.

Русская библиография

• Куайн У. В. О. [quine-ocr.narod.ru/ Слово и объект] / Пер. с англ. А. З. Черняк, Т. А. Дмитриев. — М.: Праксис; Логос, 2000. — 386 с. ISBN 5-8163-0024-5. Архивировано из первоисточника 21-10-2008. Архивная копия [web.archive.org/web/20081021110423/quine-ocr.narod.ru/].
• Куайн У. Две догмы эмпиризма. М., Логос, Праксис, 2000
• Куайн У. В. О. С точки зрения логики: 9 логико-философских очерков / Пер. с англ. В. А. Ладова и В. А. Суровцева; Под общ. ред. В. А. Суровцева. — М.: Канон+ РООИ «Реабилитация», 2010. — 272 с.
• Куайн У. В. О. Философия логики / Перевод В. А. Суровцева — М.: Канон+ РООИ «Реабилитация», 2008. — 192 с.
• Куайн У. В. О. Референция и модальность // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 13. — М.: 1981.
• Куайн У. В. О. [www.philosophy.ru/library/quine/quine2.html Онтологическая относительность] / Сокр. пер. А. А. Печенкина // Современная философия науки. — М., 1996. — С.40—61. Архивировано из первоисточника 01-04-2012. Архивная копия [www.webcitation.org/66bEcnBYv].
• Куайн У. В. О. [www.philosophy.ru/library/quine/quine1.html Вещи и их место в теориях] / Пер. А. Л. Никифорова // Аналитическая философия: Становление и развитие (антология). М., 1998. — с. 322—342. Архивировано из первоисточника 01-04-2012. Архивная копия [www.webcitation.org/66bEnSvy0].
• Куайн У. В. О. [www.philos.msu.ru/vestnik/philos/art/2003/kuayn_evid.htm Эмпирические свидетельства] / Пер. и коммент. А. А. Печенкина// Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. — 2003. — № 3. — С. 3—19. Архивировано из первоисточника 11-10-2009. Архивная копия [web.archive.org/web/20091011232527/www.philos.msu.ru/vestnik/philos/art/2003/kuayn_evid.htm].
• Куайн У. В. О. Ещё раз о неопределенности перевода // Логос. — 2005. — № 2. — С. 28—41.

Литература

• Самсонов, В. Ф. Философский анализ гипотезы Куайна о неопределенности перевода. — Челябинск: Челяб. дом печати, 2006.
• Казаков, А. Ю. Проблема значения в философии Уилларда Куайна : Автореф. дис. канд. филос. наук / Уральский гос. ун-т. — Екатеринбург, 1993.
• Эпистемология У. Куайна : Науч.-аналит. обзор / Л. А. Боброва. — М.: ИНИОН, 1997.
• Боррадори, Дж. Американский философ: Джованна Боррадори беседует с Куайном, Дэвидсоном, Патнэмом и др. / Пер. с англ. — М.: Дом интеллектуальной книги, 1998.
• Спасов, Д. Уиллард Куайн и «философия логики» // Вопросы философии. — 1973. — № 7. — С. 101—108.
• Самсонов, В. Ф. Критический обзор философии Уилларда Куайна // Вопросы философии. — 1983. — № 3. — С. 120—126.
• Виноградов, Е. Г. Виллард Куайн: портрет аналитического философа XX века // Вопросы философии. — 2002. — № 3. — С. 105—117.

Отрывок, характеризующий Куайн, Уиллард Ван Орман

С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.